Юрий Коргунюк
Вождизм – неотъемлемое свойство любой партии.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото)
Пожалуй, только ленивый не сетовал, что нынешние российские партии имеют не программный, а лидерский характер. Упрек вполне справедливый, но отечественных партстроителей извиняет то, что в последние полвека тенденция к персонализации публичной политики отмечена и на Западе. В условиях ползучей деидеологизации политической жизни эта тенденция вполне объяснима: размываются программные различия между партиями, разрыхляется их организационная структура – на кого еще равняться, как не на лидеров? Кроме того, обостренное внимание к персонам политиков есть одно из следствий повысившихся требований к ним. Избиратель интересуется не только тем, что обещает политик (обещать горазды все), но и тем, можно ли ему вообще доверять.
Важнее другое: кого видят в политических деятелях рядовые граждане – равных себе или небожителей, на которых можно переложить решение принципиальных вопросов общественного устройства. Тут-то и обнаруживаются несовпадения между развитыми и становящимися демократиями. Особенно показательно в этом плане отношение к лидерам политических партий.
Ведущие и ведомые
Партия – объединение добровольное, и если людей в нее загоняют насильно, значит, это не настоящая партия, а притворившаяся таковой, то есть псевдопартия.
В зависимости от вида социальной связи, лежащей в основе добровольных объединений, последние можно разделить на четыре основных типа: клиентелы, иерархические структуры, гражданские союзы и клубы единомышленников.
Клиентелы группируются вокруг своих вожаков и живут по принципу «как главный скажет, так и будет». Иерархические структуры похожи на разросшиеся клиентелы, однако их жизнь протекает по уставу, предполагающему, что любой член организации имеет возможность подняться с самого низа до самого верха. Гражданские союзы, в отличие от клиентел и иерархических структур, строятся по горизонтальному принципу: их уставы разрабатываются сообща всем коллективом, а лидеры, будучи первыми среди равных, избираются голосованием. Наконец, в клубах единомышленников нет ни патронов, ни начальников, ни даже делегирования полномочий, а лидерство внутри них неформально и зачастую официально не подчеркнуто.
Практически любая устоявшаяся партия содержит в своей структуре элементы всех четырех типов, которые в неодинаковых пропорциях сконцентрированы в различных частях партийного организма. Так, связям между партийными лидерами и их ближайшим окружением свойствен клиентельный характер; партийный аппарат – средоточие иерархических отношений; наличие широкого круга идейных сторонников, включая значительную часть рядовых членов, придает партии признаки клуба единомышленников; наконец, гражданские отношения представляют собой нечто вроде кровеносных сосудов, питающих партийное тело энергией и обеспечивающих определенный уровень автономии его органов.
Однако в зависимости от социального состава партии и среды, в которой она действует, на первый план могут выходить отношения того или иного типа. Ведь разные слои общества и объединяются по-разному: люмпенам свойственно создавать клиентелы, бюрократии – иерархические структуры; наиболее естественная форма консолидации для предпринимателей – гражданские союзы, а для интеллигенции – клубы единомышленников. Поэтому доминирование в партии какого-либо их этих слоев влечет за собой преобладание соответствующего типа социальной связи.
Между гражданами и клиентами
Первые политические партии (их «историческая родина» – Великобритания и Северная Америка) образовывались главным образом на основе гражданских союзов. В периоды общественных подъемов эти партии обретали более или менее отчетливые черты клубов единомышленников, в периоды спадов, напротив, клиентелизировались.
В континентальной Европе партии большей частью «вылуплялись» из клубов, но реальной силой становились лишь тогда, когда накладывались на структуры иного типа. Так, в консервативных и либеральных партиях происходило сращивание клубов с гражданскими союзами; социалистические партии, входя в контакт со своей социальной базой, нередко развивались в иерархические структуры – только таким образом выходцы из рабочего класса, дисциплинированные и исполнительные, могли компенсировать недостаток образования и политической подкованности в борьбе с конкурентами из «буржуазного» лагеря.
Выход на политическую арену Европы фашизма и нацизма ознаменовался триумфом клиентельного принципа в партийном строительстве. Партии соответствующей ориентации не скрывали своей вождистской природы, а попытки преобразовать их в стройные иерархические структуры, по сути, так и не были доведены до конца.
После Второй мировой войны различия в организационной структуре западноевропейских партий заметно сгладились: в них явно ослабело как иерархическое, так и клубное начало; с другой стороны, повышение уровня внутрипартийной демократии свидетельствовало о том, что сильные гражданские связи сыграли роль барьера на пути клиентелизации партийной жизни.
Секрет большевистской победы
В России первые партии появились лишь на рубеже ХIХ–ХХ веков (целиком политический спектр сложился только в ходе революции 1905–1907 годов), и почти все они выросли из клубов единомышленников. В силу неразвитости гражданского общества и невозможности трансформации социалистических партий в иерархические структуры (этому препятствовали полицейские репрессии) наибольший шанс выжить имели те из них, которым с рождения было присуще выраженное лидерское начало. В этом отчасти и заключается секрет победы большевиков над своими конкурентами, равно как и распад (фактически еще до 1917 года) октябристских и монархических организаций.
Дал о себе знать своего рода закон деградации партийных структур: во времена общественных подъемов наступает расцвет клубов единомышленников, но как только подъем сменяется спадом, они тут же деградируют, и если на пути дезинтеграционных процессов не оказывается преграды – в виде развитых гражданских, иерархических либо клиентельных связей, – партия перестает существовать. На Западе роль такой преграды достаточно успешно играли гражданские отношения; в России эта функция выпала клиентелам.
Очень скоро после революции 1917 года на политической сцене страны осталась только одна партия – большевистская. Слияние ВКП(б) с государственным аппаратом придало ей вид безупречной иерархической структуры и одновременно крайне ослабило в ней клубное начало и уничтожило начало гражданское. Недаром среди обломков рухнувшей в 1991 году КПСС, имевших разную природу – клубную, иерархическую, клиентельную, «гражданских» не было.
От интеллигентских клубов к псевдопартиям
Источником современной российской многопартийности, как и 80 лет назад, стали интеллигентские клубы. Именно так образовались как все без исключения платформы внутри КПСС – от «Демократической» до «Большевистской», – так и новые партии, уходившие корнями в неформальное движение. Самое влиятельное политобъединение периода до августа 1991 года – «Демократическая Россия» – представляло собой ассоциацию клубов, можно даже сказать, своеобразный многоуровневый клуб.
Крах КПСС повлек за собой появление не только мелких образований клубного и клиентельного характера, но и полноценной централизованной массовой партии с развитой иерархической вертикалью – Компартии РФ. Другое дело, что своей иерархичностью КПРФ обязана отнюдь не связям с рабочим движением, а обыкновенной социальной инерции – слишком много непристроенных функционеров оставила после себя почившая в бозе КПСС.
После августа 1991 года вступил в действие пресловутый закон деградации. Не прошло и двух лет, как исчезла в нетях «ДемРоссия». Возникшие на ее месте организации были ориентированы уже не столько на идеи, сколько на лидеров: «Выбор России» – на Егора Гайдара, «Яблоко» – на Григория Явлинского. Кроме того, на самую стремнину вынесло откровенно вождистскую ЛДПР, рекрутировавшую свой актив в основном из люмпен-предпринимателей, а электорат – из маргинализированных слоев населения.
Совершенно новый вид организации представила явившаяся на свет в середине 1990-х партия власти. Формально она копирует централизованную массовую партию, то есть иерархическую структуру, реально же служит ширмой для политической активности чиновничьих кланов и близких к ним бизнес-кругов. В сущности, это не самостоятельный субъект политики, а типичная псевдопартия.
Ни «Единая Россия», ни ее предшественники (НДР, «Отечество – Вся Россия», «Единство» и др.) никогда не управляли не то что страной, но и самими собой: центр управления партией власти неизменно пребывает вне партии – во власти, то есть в президентской и региональных администрациях. Внутреннее состояние партии власти всегда определялось соотношением сил между Центром и регионами: в 1999 году острый конфликт между Кремлем и главами субъектов Федерации привел к ожесточенному столкновению на выборах между двумя отрядами чиновничества – федерального, выступавшего под знаменами «Единства», и регионального, под флагом ОВР. Победа федералов обусловила и будущую организационную форму партии власти: широкую коалицию бюрократических клиентел сменила управляемая из Кремля иерархическая структура – «Единая Россия», чье единство обеспечивается внешними скрепами жесткого административного надзора. Единороссовская иерархия – это отражение вертикали власти: если у последней начнутся проблемы, они сразу же перекинутся и на партию.
Последнее средство против дезинтеграции
Итак, кто же остался на политическом поле после полутора десятков лет существования новейшей российской многопартийности?
В полном соответствии с законом деградации завидную непотопляемость продемонстрировала ЛДПР: клиентеле деградировать некуда – пока держится на плаву Владимир Вольфович, держится и она. За свою 18-летнюю историю ЛДПР продемонстрировала многие выгоды единоличного управления: мастерски используя возможности пропорциональной системы голосования, Владимир Жириновский превратил партию в рентабельное предприятие, специализирующееся на предоставлении состоятельным людям депутатских мандатов.
Не опровергли вышеупомянутого закона и выросшие из клубных структур либеральные партии. Наиболее успешно сопротивлялись деградации самые клиентелизированные из них – прежде всего «Яблоко». Созданное в 1993 году на базе коалиции партий (фактически – ассоциации интеллигентских клубов), к началу 2000-х оно полностью переродилось в клиентелу своего руководителя. Это, с одной стороны, обрекло партию на электоральные неудачи, поскольку привязало ее популярность к популярности лидера, но с другой – обеспечило ей живучесть. Поэтому молодая генерация яблочников, требующая смены партийного лидера, должна отдавать себе отчет: уход Явлинского с высшего партийного поста устранит последнее препятствие к исчезновению партии с политической сцены.
«Союз правых сил», напротив, – пример того, как отсутствие в клубной структуре сильного клиентельного начала интенсифицирует в периоды стагнации дезинтеграционные процессы. Как и «Яблоко», СПС возник из ассоциации интеллигентских клубов, однако его успех на выборах 1999 года был результатом в первую очередь профессионально проведенной избирательной кампании. Дальнейшая деятельность «Союза правых сил» явила наглядный урок: когда партия работала как электоральная машина, ей обычно сопутствовал успех, но когда она вспоминала начало 1990-х и воображала себя клубом единомышленников, в ее рядах тотчас начинались разброд и раздрай. Если бы СПС и впрямь превратился в клиентелу Анатолия Чубайса, в чем его так любят обвинять оппоненты, не исключено, что дезинтеграционные процессы несколько замедлились бы и партия получила бы на последних думских выборах не жалкие 0,96%, а гордые 1,67%, догнав и перегнав «Яблоко».
Клиентелизацию как средство против дезинтеграции вовсю практикует и Компартия РФ. Начиная с лета прошлого года там развернуто мощное стахановское движение: руководители обкомов и рескомов, региональные конференции, молодежные подразделения и проч. не устают славословить Геннадия Зюганова, наперебой клянясь ему в верности. На кого, спрашивается, рассчитана эта кампания? На посторонних? Но их она только отпугивает. На собственного избирателя? Но он и так проголосует за кого надо. Все станет понятнее, если взглянуть на данное действо как на некое камлание: в трудные времена племя пляшет вокруг вождя, укрепляя тем самым дрогнувший дух и тающие силы. Зюганов – это последняя надежда КПРФ, его неудача на предстоящих президентских выборах (например, проигрыш Жириновскому) поставит крест на перспективах всей партии.
Что касается «Единой России», то следует помнить, что среди ее учредителей были клиентелы как московского мэра («Отечество»), так и ряда других региональных баронов («Вся Россия»). В дальнейшем Кремль сделал все, чтобы истребить в партии власти влияние замкнутых не на него клиентельных связей, но до вотчин Лужкова и Шаймиева добраться так и не смог – те, как и прежде, подчиняются в первую очередь своим патронам, а не президентской администрации. Поэтому в случае серьезных политических потрясений если что и выживет в «Единой России», так это клиентелы региональных руководителей – все остальное рассыплется в прах.
Партия власти № 2 – «Справедливая Россия» – в случае кризиса растворится и вовсе без следа: «царь»-то в ней не настоящий, а откомандированный из домоуправления. Клиентельные связи Сергея Миронова простираются не дальше круга его личных помощников, тогда как партия продолжает оставаться чисто политтехнологическим проектом. И если «Единую Россию» можно рассматривать как падающую на представительные органы бледную тень вертикали власти, то «Справедливая Россия» – всего лишь тень этой самой тени.
Впрочем, картина нынешней партийной жизни – это глубокий декаданс. Волна нового общественного подъема моментально смоет все, что на ней нарисовано, и хотелось бы, чтобы следующий цикл партийного строительства вышел наконец за рамки изрядно уже надоевшего закона деградации.
