Александр Коновалов Совсем недавно президент Медведев сформулировал пять принципов, на которых будет основываться внешняя политика России. Второй из этих принципов начинался с жесткой декларации: «Мир должен быть многополярным». Вскоре после этого в ходе пресс-конференции президент вернулся к этой теме и повторил этот же тезис, правда, сделав упор на несколько ином аспекте – неприемлемости однополярного мира. Но при этом было очевидно, что единственной и очевидной альтернативой однополярному миру, в его представлении, является мир многополярный. И, наконец, в своем выступлении перед участниками Валдайского форума Дмитрий Медведев вновь коснулся этой темы, утверждая, что мир уже сегодня многополярен.
 Ядерные державы не могут позволить себе роскошь конфронтации друг с другом. Фото Александра Шалгина (НГ-фото) |
Как представляется, многополярность рассматривается в данном контексте просто как альтернатива и противопоставление американскому диктату. Между тем стремление противостоять политическому диктату одного государства и стремление к многополярному миру суть две абсолютно разные цели внешней политики.
Проклятие одиночества
Начнем с того, что стремление к многополярному миру в современных условиях было бы прыжком в XIX век, когда каждое государство выступало только за себя и против всех. Такую систему по определению невозможно стабилизировать. Именно поэтому группы национальных государств время от времени заключали союзы, и когда накопившиеся политические дисбалансы превышали некую критическую массу, система возвращалась в равновесное состояние с помощью кровавых и длительных войн, в том числе мировых. Такая модель проведения политики категорически неприемлема в современном глобализирующемся мире. Очень точно выразилась по этому поводу в одной из своих статей Кондолиза Райс, госсекретарь США: «Некоторые с восхищением – и даже чувством ностальгии – говорят о многополярности так, как будто она хороша сама по себе и к ней следует стремиться ради нее самой. Реальность же состоит в том, что многополярность никогда не была объединяющей идеей. Она представляла собой необходимое зло и поддерживала состояние без войны, но никогда не способствовала победе мира. Многополярность – это теория соперничества, теория конкурирующих интересов и – хуже того – конкурирующих ценностей».
Далее в этой же работе Кондолиза Райс высказывает еще одну мысль, к которой стоит прислушаться: «Слияние общих интересов и общих ценностей порождает историческую возможность сломать модель, которая с момента возникновения национальных государств в XVII веке придавала поистине дьявольский характер мировой истории. Речь идет о разрушительной модели соперничества между великими державами. Уничтожить ее – это нечто большее, чем возможность. Это долг». Отвлечемся пока от того факта, что слова эти принадлежат нынешнему госсекретарю США. И вспомним, что в новой концепции внешней политики России, принятой, кстати, совсем недавно, в июле этого года, нет никаких признаков стремления к многополярному миру. Зато говорится о том, что «дальнейшее развитие получает тенденция к полицентрическому миропорядку». Вообще, слово «многополярность» упоминается в новой Концепции внешней политики только однажды. Да и то вскользь в словосочетании о «нарождающейся многополярности». То есть она, многополярность, то ли появится, то ли нет. А разница между полицентрическим и многополярным миром принципиальная. Очень четко новая концепция формулирует новые угрозы и вызовы безопасности. Это «международный терроризм, наркотрафик, организованная преступность, опасность распространения оружия массового уничтожения и средств его доставки, региональные конфликты, демографические проблемы, глобальная бедность, в том числе энергетическая, а также нелегальная миграция, изменения климата». Вообще говоря, одно только перечисление этих угроз неизбежно приводит к выводу, что в решении названных проблем Запад, в самом широком понимании этого слова, объективно является нашим важнейшим союзником или уж по крайней мере партнером. И ни одна из названных сторон не может себе позволить «роскошь» конфронтации друг с другом. Слишком ограничены ресурсы и время, необходимые для ответа на угрозы реальные.
В этом же разделе концепции формулируется положение что «глобальная конкуренция впервые в новейшей истории приобретает цивилизационное измерение, что предполагает конкуренцию между различными ценностными ориентирами и моделями развития в рамках универсальных принципов демократии и рыночной экономики». Вот это «в рамках» в приведенном положении – самое главное. Кроме того, концепция говорит о том, что «отличительная черта российской внешней политики – ее сбалансированность и многовекторность». А «экономическая взаимозависимость государств становится одним из ключевых факторов поддержания международной стабильности».
В этих условиях вполне логичен вопрос: Россия собирается проводить сбалансированную многовекторную политику в полицентрическом мире, понимая всю степень зависимости государств друг от друга. Или нам милее модель многополярного мира, где каждый за себя и против всех. Во всяком случае для начала стоит понять, что попытки совместить два этих подхода «в одном флаконе» обречены на провал и будут стоить очень дорого.
Полюса будущего
Начнем с того, что нет никаких оснований говорить об однополярном мире, в силу нереализуемости такой модели в современных условиях. Разве США в силах контролировать, навязывая свою волю, Китай или Индию, Индонезию или Иран? С другой стороны, еще менее продуктивно, исходя из российских интересов, опираться на гипотезу многополярного мира. Сам термин «полярность» подразумевает противопоставление, противостояние, причем жесткое и непримиримое. В разделенном мире идеологизированной блоковой конфронтации понятие биполярности было вполне уместным и адекватным. Действительно, два непримиримых полюса противостояли друг другу, с большим или меньшим успехом поддерживая между собой динамическое равновесие. Оно описывалось в таких терминах, как «баланс сил», «стратегическая стабильность» и т.п. Но ни одно из этих понятий неприменимо к нынешним отношениям США и Евросоюза, Китая и стран Юго-Восточной Азии, Индии и России. При этом в отношениях между этими странами или группами государств вполне могут быть противоречия, и очень серьезные (достаточно вспомнить разногласия старой Европы и США по иракской проблеме), но это не делает их полярно противостоящими друг другу.
О стратегической стабильности и балансе сил еще иногда вспоминается при анализе российско-американских отношений. Но это опять-таки не следствие непримиримой полярной позиции государств, а скорее рудимент периода блокового противостояния, от которого трудно отказаться. С одной стороны, в силу инерции ментальных стереотипов, с другой – в силу определенного «технического детерминизма», когда унаследованные от прошлого ядерные потенциалы отчасти определяют военную политику самим фактом своего существования.
Таким образом, наличие стран и регионов с высоким уровнем развития экономики, вышедших или выходящих на стадию постиндустриальной, информационной цивилизации, своего рода «узлов роста» в сети глобализирующейся экономики, вряд ли стоит толковать как многополярность, аналогичную политическим стереотипам XIX века, где каждое государство выступало за себя и против всех. В современных условиях государства не разделяют непримиримые идеологические позиции, и для успешного развития одного «узла роста» вовсе не требуется силовое столкновение с другим или его уничтожение.
Предположим теперь, что страны и регионы, о которых говорилось выше, все же формируют полюса будущего многополярного мира. Чем в перспективе это может обернуться для России? Напомним для начала, что подавляющее большинство потенциальных полюсов, узловых точек многополярного мира, расположены либо на границах России, либо в непосредственной близости от них. Практически каждый из этих полюсов существенно опережает Россию либо по уровню своего экономического развития, либо по темпам экономического роста, либо по политической пассионарности (как Ближний Восток). Каждый геополитический полюс обладает своим «полем политической и экономической гравитации». Таким образом, Россия с ее экономическими проблемами и неокрепшей государственностью впервые в новой и новейшей истории рискует очутиться в окружении полюсов, гравитационное поле которых может превысить прочность связей, скрепляющих Россию в единое государство. И тогда, в строгом соответствии с законами механики и политической логики, Россия может оказаться просто разорванной более динамичными и активными полюсами, расположенными по ее периметру. Не случайно некоторые наиболее активные «евразийцы» в России так настаивают на необходимости поиска и принятия своего рода «мобилизующей идеи» как единственного средства сохранения целостности российского государства. В противном случае, угрожают они, очень скоро мы обнаружим, что от дальневосточных границ России до Урала ее место займет Китай, от западных границ до Волги – Евросоюз и НАТО, а между ними уютно разместится исламский халифат.
Важно также, что многополярную систему динамически очень трудно, если вообще возможно, стабилизировать. Особенно если учесть, что каждый полюс по своим параметрам не является постоянной величиной, а активно меняется во времени. В этих условиях внешняя политика обречена на реактивность, отражающую изменения в состоянии многополюсной системы. Так что концепция многополярности совсем не так безобидна и даже небезопасна для России в ее нынешнем положении.
Что, если не это?
Ни однополярная американоцентристская модель мира, ни многополярная схема противоборствующих полюсов не дают адекватного представления о реальных процессах, происходящих в современном мире и не могут служить базой для формирования рекомендаций и принятия решений в области внешней политики и политики безопасности. Тогда вполне закономерен вопрос, к какому мировому порядку стоит стремиться и какой формируется в реальности, де-факто.
Все большее распространение получает гипотеза, согласно которой нам придется жить в «бесполярном» мире, то есть в мире, где отсутствуют жестко доминирующие центры силы. В пользу такого представления говорит значительное количество фактов. Как писал один из видных сторонников такой теории Ричард Хаас, «мир сейчас коренным образом отличается от мира эпохи классической многополярности: существует гораздо больше «центров силы», и многие из них не являются национальными государствами. Власть сейчас рассредоточена – она находится в разных руках и местах». В самом деле, речь идет не только о влиятельных международных организациях и транснациональных корпорациях. После терактов сентября 2001 года стало ясно, что на мировой политической сцене появились новые действующие лица – транснациональные террористические сети.
Как утверждает Хаас, «в эпоху бесполярности сила и влияние все менее взаимосвязаны». По мнению Хааса, бесполярность есть неизбежное следствие глобализации, и с этим трудно не согласиться. Очевидно, что бесполярная система будет трудной, опасной и значительно менее предсказуемой. Именно поэтому Ричард Хаас предлагает как-то упорядочить ее, создав некую центральную группу из правительств и неправительственных организаций на более высоком уровне интеграции. Он называет такую структуру «согласованной бесполярностью». В конечном счете дело не в терминах, а в том, чтобы не позволить международной системе деградировать и распасться.
По мнению автора, такие организующие и стабилизирующие начала в мировую систему уже привносятся. Надо только помочь им закрепиться. Как представляется, современный мир вряд ли можно назвать бесполярным. Только состав и принципы формирования новых полюсов радикально отличаются от периода идеологизированной конфронтации. Факты дают все более убедительные подтверждения того, что мы являемся свидетелями формирования новой биполярности.
При этом каждый из полюсов имеет сложную композитную структуру. На одном полюсе группируются государства, признающие необходимость следовать во внутренней политике и отношениях друг с другом согласованным правилам и нормам, признающие некоторые базовые ценности и цивилизационное многообразие мира. Другой полюс представлен как государствами, так, в основном, и негосударственными террористическими и криминальными транснациональными сетями, исповедующими радикальные идеологии, не признающими нормы права и морально-этические ограничения и ставящими задачу глобальной экспансии этих идеологий.
Непривычно с позиций традиционной геополитической логики говорить о США, Евросоюзе и даже Китае как об одном полюсе. Тем не менее процесс его формирования уже идет, и участие Китая вместе с США, Южной Кореей и Японией в решении ядерной проблемы Северной Кореи наглядное тому подтверждение. Признание формирования новой биполярности просматривается в работах многих аналитиков. В одной из своих статей бывший премьер-министр Люксембурга и один из создателей Европейского союза Жак Сантер писал, что «безопасность невозможно обеспечить порознь, каждому для себя. Нереалистична и точка зрения, что всеобщую безопасность в состоянии обеспечить Соединенные Штаты как самая могущественная держава мира. Нужен альянс стран, противостоящих угрозам, – альянс с участием США, Европы, России, Китая и под эгидой ООН».
Версия современной биполярности предложена известным политологом Алексеем Богатуровым в статье «Самооборона транснациональных сетей». И хотя автор не упоминает термина «биполярность», его описание главного современного конфликта сводится к противостоянию «мирового государства» и «транснациональных сетей». Правда, в «транснациональные сети», представляющие мировую угрозу, Богатуров включил мировую сеть по производству наркотиков, глобальные террористические сети и глобальную финансовую систему, которая отмывает деньги, добытые наркодельцами, и мгновенно перебрасывает их в любую точку планеты, обеспечивая нужды террористов. Если включение первых двух составляющих в полюс «сетевого зла» сомнений не вызывает, то относительно финансовых сетей, являющихся безусловным достижением современной цивилизации, существуют очень большие сомнения. Да, террористы научились использовать эти достижения в своих целях, но это не означает, что финансовая система – зло само по себе. С таким же успехом можно приписать злой умысел мировым самолетостроительным фирмам за то, что они производят широкофюзеляжные гражданские лайнеры, которые террористы использовали для атак на Вашингтон и Нью-Йорк.
Понимание того, что начало ХХI века характеризуется формированием новой биполярности, означает для России очень многое. Во-первых, отпадают как лишенные смысла вопросы, стоит ли нам объединяться со старой Европой, чтобы противостоять диктату США, или лучше заключить союз с Китаем и Индией, чтобы бросить вызов «коварному Западу». Это все проблемы межгосударственных отношений внутри одного полюса, а любые внутренние противоречия его ослабляют, в чем Россия совершенно не заинтересована.
Как в период блокового противостояния между НАТО и ОВД внутренние противоречия между участниками альянсов уходили на второй план, так и сейчас мы не можем себе позволить «заигрываться» во внутриполюсные альянсы. Плата может оказаться недопустимо высокой. Политика России должна быть направлена на четкую фиксацию своей принадлежности к полюсу, борющемуся с мировой террористической угрозой. Альтернативой такой позиции может быть только присоединение к противоположному полюсу террора и бесправия.
Сказанное вовсе не означает, что надо во всем и всегда соглашаться с любой глупостью, которую замышляют или совершают США. Но влиять на американскую позицию лучше, находясь внутри одного общего полюса. Пытаться делать это извне, с позиций враждебных – бесполезно и контрпродуктивно. Как писал председатель Комитета по международным делам Госдумы Константин Косачев: «Мировое лидерство США может быть вполне приемлемым для решения собственных проблем России, как было и в целом остается оно приемлемым для основных партнеров США – ЕС, Японии, Канады, Турции».
Понимание характера формирующейся биполярности, или, если угодно, «согласованной бесполярности», требует отказа от опасных шараханий во внешней политике. Нельзя с интервалом в пару недель на высшем политическом уровне провозглашать курс на партнерство с США и строительство совместной с ЕС и Америкой системы безопасности от Ванкувера до Владивостока и тут же посылать стратегические бомбардировщики для патрулирования американского побережья. Ядерная держава, претендующая на то, чтобы играть весомую роль в международных делах, желающая, чтобы ее интересы были поняты и приняты во внимание, просто не может позволить себе такой «очаровательной непредсказуемости».
