Антон Подобедов 102 года назад, в сентябре 1906 года, царь Николай II издал рескрипт, запрещавший чиновникам вступать в партии. Таким образом монарх стремился избежать превращения госучреждений в еще одну арену политических дискуссий. Такое отношение к партийной принадлежности чиновников продержалось недолго.
Царь боялся партий
Политическая борьба в период революции 1905–1907 годов шла не только на баррикадах и митингах. Она стала катализатором создания политических партий. Процесс коснулся прежде всего образованных слоев общества и не мог не затронуть чиновников. Либерально настроенные госслужащие вступали в партию народной свободы (конституционно-демократичекую, или, сокращенно, кадетскую), центристы шли в «Союз 17 октября», монархисты разделились между умеренными и откровенными черносотенцами.
Состав первой Государственной Думы, яростные дискуссии между ее членами, их резкая, иногда оскорбительная критика исполнительной власти испугали царя, который не любил и не умел спорить. Пугало его и то, что в оппозиционных фракциях парламента оказалось немало чиновников, в том числе и высокого ранга. В частности, в ряды кадетской партии вступил бывший министр государственных имуществ в правительстве Сергея Витте Николай Кутлер. А бывший бессарабский и тверской губернатор и товарищ (заместитель) министра внутренних дел князь Сергей Урусов, став одним из лидеров партии демократических реформ, на одном из заседаний Думы не просто жестко, но и со знанием дела критиковал действия МВД. Николай опасался, что политические пристрастия приведут к утечкам информации, окончательно расстроят работу госаппарата и запретил чиновникам вступать в партии.
Это, впрочем, не мешало многим госслужащим иметь собственные убеждения и различными способами участвовать в партийной работе. Хорошо известно, что товарищ военного министра Алексей Поливанов и министр госимущества Александр Кривошеин сочувствовали октябристам, министр юстиции Иван Щегловитов – умеренным правым. Наконец, в 1915 году Николай II сквозь пальцы смотрел на то, что один из лидеров монархической фракции в Госдуме Алексей Хвостов стал министром, сохранив депутатское кресло.
Временная ситуация
Напротив, Временное правительство всех формирований состояло из видных представителей различных партий – октябристов, прогрессистов, кадетов, меньшевиков и эсеров. Первых представлял бывший председатель третьей Думы Александр Гучков, вторых – министр госимущества Иван Годнев, третьих – главы МИДа и министерства путей сообщения Павел Милюков и Николай Некрасов, наконец, наиболее заметными эсерами были премьер Александр Керенский и министр земледелия и будущий председатель Учредительного собрания Виктор Чернов. Меньшевиками были представлены два министра внутренних дел – Ираклий Церетели и Александр Никитин. Временное правительство не раз приходилось распускать из-за межпартийных противоречий, но главные причины его падения были не в этом, а в неспособности либералов применить насилие против разлагающей пропаганды и деятельности большевиков.
Заметим, что большевики в первые месяцы советской власти также мирились с необходимостью править страной в коалиции с левыми эсерами. Иосифа Штейнберга назначили наркомом юстиции, а Андрей Колегаев возглавлял наркомат земледелия, Вячеслав Александрович был до левоэсеровского мятежа в июле 1918 года замом «железного Феликса» – председателя ВЧК Дзержинского. После его подавления представители иных партий исчезли из правительства надолго.
Партбилет как гарантия успеха
Впрочем, выходцы из других партий занимали видные посты в советском государстве: уже упоминавшийся Николай Кутлер был председателем Госбанка в начале 1920-х годов. «Перековавшиеся» и вступившие в большевистскую партию экс-меньшевики Андрей Вышинский и Иван Майский занимали важнейшие государственные посты: первый был генпрокурором и наркомом иностранных дел, второй – послом в Великобритании.
В советское время карьера в государственном аппарате была невозможна без партийного билета. Членство в ВКП(б)-КПСС было гарантией попадания в скоростной социальный лифт, возносивший к вершинам административной, военной, дипломатической или чекистской службы. При этом сотрудники госаппарата признавали первенство аппарата КПСС – своеобразного «надгосударства», руководившего всеми сферами жизни страны – от производства танков и разнарядки казней «врагов народа» до распределения детского питания и производства сосисок. В 1991 году в КПСС состояли 406 тыс. руководителей учреждений и организаций и свыше 1,5 млн. работников административно-управленческого аппарата. В том же 1991 году СССР и рухнул под грузом собственной тяжести.
Новые времена
В первые годы постсоветской России членство высших и крупных госчиновников в пропрезидентских партиях скорее приветствовалось. Что любопытно, в первой Госдуме члены правительства Виктора Черномырдина даже состояли в разных партиях: вице-премьеры Анатолий Чубайс и Егор Гайдар были лидерами «Выбора России», а их коллега Сергей Шахрай – первым номером списка Партии российского единства и согласия. Во вторую Думу новая партия власти – «Наш дом – Россия» – шла под началом премьера Черномырдина. С другой стороны, многие губернаторы состояли в оппозиционной КПРФ.
Ситуация изменилась в 1997 году, когда в закон о правительстве был включен пункт, запрещавший министрам и другим госслужащим категории «А», в частности, губернаторам, состоять в партиях. Смехотворная ситуация сложилась в 2003 году, когда лидер фракции «Единой России» в Госдуме Борис Грызлов после назначения министром внутренних дел уверял публику, что агитирует ЕР исключительно в обеденный перерыв и по окончании рабочего дня. Чтобы преодолеть барьер закона, медведи создали высший совет партии. А в 2005 году досадная преграда вообще исчезла: Госдума, где к тому времени «Единая Россия» получила конституционное большинство, приняла закон, разрешавший высшим чиновникам состоять в партии.
