Николай Петров
Президентско-премьерский дуэт уверен: для страны будет лучше, если все будут знать, как жить в 2020 году, а не сейчас.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Можно спорить о том, насколько адекватны предпринимаемые правительством в связи с кризисом меры. На мой взгляд, неадекватны, но я не экономист, пусть с этим разбираются профессионалы. Дело, однако, в том, что экономический кризис, в который уже перерос кризис финансовый, не умещается в сфере экономики только, он имеет все более значимое социально-политическое измерение, ставит перед всей нашей политической системой колоссальной важности и срочности задачи, от решения которых зависит само ее выживание.
Соответственно, борьба с кризисом не лежит в сфере экономики только, а выходит, должна выходить в сферы политическую и управленческую. И вот здесь видна абсолютная неадекватность действий власти и заявляемых ею планов. Кризис выглядит как подступивший мощный лесной пожар. И тут выходит Медведев с лейкой и ведерком песка и предлагает прополоть растения и подсыпать дорожки┘ Через некоторое время выходит Путин, ответственный за противопожарную безопасность. Он не объясняет, что было им сделано неправильно в прошлом и почему от чужого пожара у нас начинает полыхать больше, чем у других. Вместо этого он говорит, что ничего менять не надо, и раздает кому-то огнетушители.
Действия власти вообще выглядят немного по-сюрреалистски: сначала, когда только появляются первые признаки кризиса, премьер заявляет, что Россию кризис не затронет, что она – остров стабильности. Потом кризис у нас старательно замалчивается и говорится лишь о негативных последствиях чужого кризиса. А когда цены на нефть падают втрое, Федеральное собрание торжественно принимает бюджет на следующий год, сверстанный под дорогую нефть, причем правительство заверяет, что ничего в нем пересматривать не надо. К тому же в президентском Послании кризис – фигура умолчания, от чего он возник (кроме как из Америки ветром занесло) и как с ним надо бороться, не говорится ничего. Правда, позже премьер на съезде «правящей» партии, источая оптимизм, клянется, что граждане никак не пострадают и что правительство при этом не отказывается от всех своих докризисных планов. И наконец, объявляется, что премьер подписал Концепцию-2020, разработанную когда-то в ситуации эйфории от нашего грандиозного экономического чуда. Концепция-2020 и в прошлом году была утопией, теперь же это прошлогодняя утопия, утопия из другого времени.
Утопии Медведева
Вернемся к «революционному пакету» Медведева. Оказывается, думать о снижении запретительно высокого избирательного порога еще рано, но, пожалуй, стоит дать по 1–2 места тем партиям, которые наберут больше 5, но меньше 7% голосов, – благо таких на прошлых выборах не было и пока не предвидится в будущем. Да и само число партий уже уменьшилось по сравнению с прошлым декабрем.
Или можно еще поэкспериментировать со схемой формирования СФ: отказаться от только что введенной нормы, требующей от сенаторов стажа работы в регионе, и потребовать от них наличия депутатского мандата любого уровня. Иными словами, одноходовую комбинацию по получению бизнесменами, отставными военными и чиновниками сенаторских постов предлагается превратить в двухходовую, – чтобы они вначале стали депутатами какого-нибудь поселкового совета – по тому же списку «Единой России». Для чего все это нужно, президент не объясняет – просто так будет лучше.
Может статься, что медведевские политические реформы не так пусты и бессмысленны, как это выглядит на первый взгляд. Но чтобы понять это, их надо соотнести с проблемами политической системы, как их видит в нынешней ситуации Кремль, и с целями, которые он перед собой ставит. Скажем, Совет Федерации не представляет собой орган реального представительства интересов регионов. Об этом много говорят, это очевидно. Очевидно и то, что такое представительство очень важно и кризис эту важность только увеличивает. Но вот изменят ли что-то косметические меры, предложенные президентом?
И потом, что толку предлагать какие-то меры, если это не предваряется серьезным анализом ситуации, оценкой действенности имеющихся институтов и механизмов.
Просто ширма
Конституционная реформа с продлением президентского срока, затеянная сейчас Кремлем, не может иметь под собой никаких других оснований кроме подготовки условий для реставрации, для возвращения Путина на пост президента. В случае если это понадобится, скажем, если рейтинг президентско-премьерского дуэта, который сейчас даже немного подрос (хотя куда, казалось бы, больше), начнет падать. Остальные элементы так называемой политической реформы Медведева – просто ширма, и не случайно, что спустя почти месяц после Послания никто ими серьезно не занимается.
Почему Путин не остался на третий срок и не воспользовался реализуемым сейчас сценарием удлинения президентского срока, разработанным, как фактически заявил сам Медведев, еще перед выборами 2004 года?
Кто-то объясняет это тем, что подобно Ельцину, который сразу после операции на сердце, очнувшись от наркоза, потребовал назад «ядерный чемоданчик», Путин боится даже на время расстаться с рычагами власти, а так, мол, в качестве президента, переходящего в премьера (и наоборот?) он их ни на минуту не выпускает из рук. Представляется, что в прошлом году, принимая решение о передаче власти, он недооценил ни приближающегося кризиса, ни тяжести и сложности задач, связанных с руководством правительством во время кризиса.
Важно и то, что в ситуации мирового кризиса Запад не очень волнует демократичность передачи/сохранения власти в Кремле, а Кремль, в свою очередь, выбрав в августе курс на демонстрацию Западу силы, тоже не очень оглядывается на реакцию.
Иного рационального смысла в поспешной конституционной реформе, кроме варианта досрочных выборов, нет. Все остальные соображения вроде странного голословного заявления либерала-экономиста Дворковича о том, что увеличение срока полномочий президента оправдано экономически (интересно, где он видит предел длительности президентского срока – в шестидесятилетних Кондратьевских циклах?), не выглядят серьезно.
По поводу же аргументации президента Медведева относительно необходимости дать президенту больше времени для реализации пакета реформ, заметим, во-первых, что для начала хорошо бы иметь планы реформ, а потом требовать времени для их реализации; а во-вторых, что наша проблема – не в отсутствии преемственности (взгляните на пару Медведев–Путин), а в отсутствии изменений.
До свидания, Сочи
Крайне важное значение имеют горизонты планирования. Если бегун рванул, как на стометровке, а ему бежать километр, – он «испечется». Если врач при начавшейся гангрене считает, что жар можно сбить таблетками и что главное – поддерживать больного в хорошем тонусе, говоря, что все ничего и он скоро выздоровеет, то ценой этого его деланного оптимизма может стать жизнь пациента.
Пока дело выглядит так, что Кремль рассчитывает на скорое завершение кризиса, на то, что по большому счету все обойдется, что имеющаяся «подушка» в виде золотовалютных резервов позволит демпфировать негативные последствия кризиса. Кое-какие меры предпринимаются и на случай затяжного кризиса (это, в частности, подготовка к быстрому проведению досрочных выборов, если будет становиться совсем уж плохо), однако такой пессимистический вариант видится правительству как очень запасной.
Важно, что завершение кризиса не будет означать возврат экономики к докризисному состоянию, что возможности экстенсивного углеводородного роста практически исчерпаны и что помимо борьбы с пришедшим кризисом надо думать о создании новых механизмов и стимулов развития экономики.
Должна меняться политэкономическая парадигма – та, из которой исходило правительство до кризиса, уже не работает и не будет работать в обозримом будущем. Модель индустриальной модернизации по-сталински с нанотехнологическим проектом а-ля атомный или космический не работает на постиндустриальной фазе развития, где главное – человек, а не промышленные технологии. Вся идея госкорпораций и экстенсивного развития, включая гигантские инвестиции в освоение все новых северных кладовых, амбициозные пиар-проекты вроде масштабного саммита АТЭС-2012 с мостом на о. Русский во Владивостоке, да и купеческого размаха с проведением Олимпиады-2014 в Сочи безнадежно отстала от жизни – ее не протащить через кризис.
 Коррекция Конституции не спасает от главной проблемы политической системы – слабости всех властных институтов. Коллаж Михаила Митина |
Проблема рейтингов
Как шторм проверяет прочность корабля, так и кризис проверяет политическую конструкцию на устойчивость. Главная проблема нашей политической системы – слабость всех институтов, кроме сдвоенной в сознании граждан фигуры президента и премьера. Высокий рейтинг доверия этой фигуры – единственная база, на которой держится вся политическая система. Вся система, таким образом, оказывается в заложниках у доверия сограждан к одному-единственному человеку. Об опасности такого рода президенто-центричной конструкции много говорилось и ранее. Проблема в том, что в ситуации кризиса эта опасность многократно возрастает.
В кризис 1998 года в ситуации катастрофически низкого рейтинга президента роль стабилизаторов политической системы взяли на себя оппозиционная Дума и Совет Федерации, где тогда заседали влиятельные и авторитетные губернаторы, обладающие собственной легитимностью. Сейчас институтов, способных обеспечить стабильность при резком падении популярности лидера страны, нет. С другой стороны, сохранение популярности лидера в условиях глубокого экономического кризиса с неизбежным и уже начавшимся падением и экономического роста, и уровня жизни граждан невозможно. Наблюдаемая сейчас социальная шизофрения, когда, уже столкнувшись с негативным влиянием кризиса, граждане склонны даже больше, чем ранее, уповать на президента, хватаясь за него, как за последнюю соломинку, не может продолжаться долго.
Наступит момент, когда выстраиваемая сейчас Кремлем пирамида неоправданных социальных ожиданий обрушится... И чем больше окажется разрыв между этими сознательно культивируемыми сейчас ожиданиями и реалиями, тем больнее будет падать. Здесь опять же проблема дистанции, на которую мы бежим, проблема адекватной оценки тяжести и предстоящей продолжительности кризиса. Если он продлится год и более, как об этом говорят практически все серьезные эксперты, то никакого запаса прочности системы не хватит. И вместо того, чтобы переводить ресурсы на бессмысленное создание видимости относительного благополучия, надо готовить – и людей, и институты – к неблагополучию. Образно говоря, надо стелить соломку и снижать, а не повышать высоту, с которой упадем.
Меньше денег – больше независимости
По мере развития кризиса вширь и вглубь неспособность имеющейся управленческой системы адекватно реагировать на его вызовы будет становиться все более очевидной. Если правительство еще в состоянии как-то справляться с проблемами десятков крупнейших банков и компаний, то справляться в том же режиме с проблемами сотен и тысяч, десятков тысяч предприятий большого, среднего и малого бизнеса оно просто физически не способно. Единственный выход – децентрализация: передать вниз, на региональный и муниципальный уровни, часть властных полномочий и главное – ресурсы, необходимые для их осуществления. Разумной альтернативы рефедерализации нет. Иначе – управленческий коллапс, паралич.
Ключевым элементом управленческих схем в условиях кризиса является время, необходимое а) для принятия решений; б) для реализации принимаемых решений. Ведь даже если предположить, что ту или иную проблему можно решить, просто выделив необходимые средства, громоздкая, неповоротливая и сверх меры централизованная система управления не способна оперативно реагировать на все новые возникающие вызовы.
Возьмем такой пример: предприятие, от которого зависит все население города, становится банкротом. Проблема усугубляется тем, что предприятие держит всю жилищно-коммунальную сферу, обеспечивая город теплом, канализацию, водоснабжение. Если оно закрывается, то надо эвакуировать жителей. Зимой. Можно и не допустить банкротства предприятия. Только и в том, и в другом случае реализация принятого решения потребует значительного времени, нельзя рассчитывать на то, что, выделив сегодня деньги, мы обеспечим назавтра бесперебойную работу предприятия.
Похоже, что наиболее умудренные из региональных лидеров уже поняли, что их роль в ситуации кризиса растет, а самые сильные, вроде Лужкова и Шаймиева, уже позволяют себе демарши по отношению к неизбежно слабеющему в ситуации кризиса Центру. Нервозность Кремля по этому поводу показывает, что неизбежность повышения самостоятельности политических элит регионов там понимают. Проблема в том, что никаких инициативных действий Кремль пока не предпринимает, между тем время, когда институциональные маневры еще возможны, катастрофически убывает.
Среди множества проблем немаловажна и психологическая. Управленческая команда, привыкшая к тучным годам и уверившая всех, и себя в том числе, что «российское экономическое чудо» – результат их рукотворных усилий и доказательство правильности осуществляемого курса, не способна перестроиться, требуются кардинальные ее изменения.
Что в позитиве?
Любое развитие можно рассматривать как прохождение через цепочку кризисов разной степени остроты и сложности. Пройдя через них, система становится более зрелой и сильной┘ Нынешний кризис – это не только серьезное испытание и тест на устойчивость, это и шанс, причем не только для экономики, но и для политической системы, шанс для всех нас.
Пожалуй, главным позитивным следствием кризиса будет полный или частичный отказ от патернализма со стороны Кремля по отношению как к гражданам, так и к регионам. С началом кризиса резко, хотя и не сразу, изменилась вся повестка дня. Если модернизация по инициативе сверху, на которую с приходом Медведева рассчитывали большие оптимисты, ушла из повестки дня (впрочем, была ли она там?), то модернизация реактивная как ответ на все новые возникающие вызовы, как элементарная борьба системы за выживание сейчас более чем реальна. Начало такой модернизации, пока скорее в виде все новых вызовов, чем в приспособлении системы к меняющимся условиям, мы сейчас и наблюдаем.
