Александр Кынев
Межпартийная конкуренция из борьбы идей все чаще превращается просто в борьбу за набор должностей.
Фото Бориса Бабанова (НГ-фото)
Очередная серия региональных выборов (на этот раз они пройдут 1 марта 2009 года) вновь сопровождается процессом переделки избирательного законодательства под нужды власти. Традиционно изменения мотивируются чем угодно (чаще всего – якобы международным опытом, когда выхватывают необходимую норму из совсем иной правовой системы, умалчивая, какие она имеет побочные эффекты и чем она компенсируется в тех системах, где применяется), но только не их реальными целями. Отсутствие знаний и информации при этом прикрывается рассуждениями о «дальнейшем укреплении демократии и партийной системы». Вроде того, что «нет ничего страшного, если слабые партии получат еще меньше мест, чем раньше» (причем не потому, что собрали меньше голосов, а потому, что изменились нормы закона).
Так, например, после 1 марта следующего года с 20 до 11 депутатов уменьшится собрание депутатов Ненецкого АО, со 110 до 72 снизится количество депутатов в парламенте Кабардино-Балкарии. Принято решение о сокращении численности депутатов Новосибирского облсовета с 98 до 76 депутатов, в Тульской области готовятся решения о сокращении облдумы с 48 до 40 депутатов, в Хакасии «ходит слух», что Верховный совет региона хотят сократить до 50 человек и т.д.
Таким образом, помимо всех иных манипулятивных механизмов, использующихся в последнее время, в регионах все чаще стали стремиться к сокращению и без того немногочисленных заксобраний. Публичная мотивация при этом проста – якобы сокращение расходов и повышение эффективности в условиях кризиса. Тем самым эксплуатируется давно и тщательно культивируемое недоверие населения к представительным органам власти, что служит косвенным оправданием авторитаризма и необходимости всесилия различных вертикалей.
В чем правда и неправда таких рассуждений? И для чего на самом деле власти необходимы максимально малочисленные представительные органы?
Индикатор подчиненности
Начнем с того, что само представление о демократии как о власти большинства, которое, победив, имеет затем «право на всё», мягко говоря, совсем не соответствует современным представлениям о демократии в цивилизованном мире. Истинно демократическая система, ограничивая органы власти определенными процедурами, в первую очередь должна обеспечивать постоянное согласование интересов различных групп граждан, достижение между ними согласия и компромисса. Наиболее естественной формой совместного принятия решений коллективом людей являются переговоры. Следовательно, демократия, понимаемая как «народовластие», должна представлять собой постоянный процесс согласований и переговоров. Естественной площадкой таких переговоров являются представительные органы власти. По сути, вся история современной демократии есть не что иное, как история развития парламентских институтов. А взаимный контроль ветвей власти друг над другом, разделение властей – единственный вариант борьбы с всевластием одной личности или клана, а также с неизбежной в условиях такого всевластия круговой порукой и коррупцией.
Поскольку парламентаризм мешает всевластию, то там, где это нежеланно, делается все, чтобы контроля над деятельностью государства не было, а представительные институты существовали бы в максимально ослабленной, полудекоративной форме. И в России целенаправленно создается система, когда и на национальном, и на региональном уровне парламенты не смогут, хотя уже сейчас почти не могут, оказывать фактически никакого воздействия на формирование органов исполнительной власти.
А когда нет реально обладающих властью представительных органов, то и существование партий лишается реальной мотивации в глазах граждан. В условиях заведомой невозможности осуществления партиями своих программ межпартийная конкуренция превращается из борьбы идей и программ просто в борьбу за набор парламентских должностей и мандатов. Фактически в борьбу за удовлетворение личных амбиций кандидатов. А программно-идеологическое противостояние (а следовательно, и выражение партиями интересов тех или иных групп избирателей) приобретает имитационный характер.
Следствием такой имитационности и бессилия и становится массовое недоверие граждан как к политическим партиям, которое уже длительное время фиксируют все опросы общественного мнения, так и к представительным органам в целом.
Ценз на представительность
Существует прямая объективная закономерность между численностью представительного органа власти и возможностью выражения этим органом действительной воли народа, а не воли элиты и бюрократии, в частности. Чем меньше представительный орган, тем легче он поддается давлению, тем проще им манипулировать в условиях тотального доминирования исполнительной власти. Сейчас в регионах, где уже прошли или пройдут вторые выборы в условиях новой избирательной системы среднее число депутатов неуклонное сокращается и откатывается к порогу на уровне 41–42 (при том, что на первом этапа реформы эта цифра составляла 48,05). Причем вновь сокращают численность депутатов те регионы, которые ее увеличили на первом этапе реформы.
Между тем борьба за численность региональных парламентов и соответственно за размер избирательных округов означает борьбу не только за влияние парламента и депутатов, но и борьбу за избирательные права граждан. Дело в том, что размер избирательного округа это в некотором роде имущественный ценз на представительность, сильнее всего ударяющий по независимым кандидатам и представителям оппозиции. Чем больше размеры округа, тем сложнее выиграть выборы кандидату без административной поддержки и больших денег.
Кроме того, слишком большие округа дополнительно «отдаляют» кандидатов и депутатов от избирателей, в излишне сложносоставных округах, объединяющих разные города и районы у некоторых территорий заведомо не остается шанса избрать «своего» депутата, что, несомненно, стимулирует их протестную реакцию и сказывается на том, как учитываются их интересы. «Хрестоматийным» стал пример Москвы, где на выборах в Мосгордуму 2005 года численность избирателей в округах по выборам депутатов МГД выросла с примерно 200 тысяч до около 450 тысяч (то есть составила примерно столько, как и в округах по выборам депутатов Госдумы РФ, пока они еще существовали).
Конечно, слишком большие парламенты – такая же крайность, как и слишком маленькие. Эксперты выявили некоторую закономерность между численностью парламентариев и числом избирателей в отдельно взятом регионе. Это оптимальное число приблизительно равно кубическому корню из числа населения территории (так называемый закон кубического корня Э.Бенкса). Разумеется, это не является обязательным законом, это – лишь итог интуитивного осознания профессиональным сообществом этой проблемы. Что интересно – к примеру, в России численность представительных органов до 1917 года в целом примерно соответствовала данной закономерности. Если исходить из этой формулы для региона с миллионным населением примерная численность представительного органа должна приближаться к 100. Это и не 200 или 300 депутатов, как порой было в советские годы, но не 20, 30, 40 депутатов, как часто регионам навязывают исходя из совсем иных интересов.
Впрочем, на данные закономерности у нас старательно пытаются не обращать внимания.
