Александр Ципко
Кто сегодня сидит с тобой рядом в метро, реальный Сталин или его бутафория, большинству – безразлично.
Фото Виктора Мордвинцева (НГ-фото)
Все-таки время лечит наши русские души. Через 20 лет после августовской 1991 года антикоммунистической революции наша постсоветская интеллигенция решилась сказать, что не было сталинизма, преступлений сталинизма, а были только вехи в истории преступного, «античеловеческого», «варварского» большевистского режима. Это уже Иван Ильин, белогвардейщина в хорошем смысле этого слова. Это расставание с шестидесятнической верой, что, если бы не Сталин, не было бы репрессий, а был бы только социализм с человеческим лицом. Примером этого мировоззренческого прорыва является философия проекта программы «Об увековечивании памяти жертв тоталитарного режима и о национальном примирении», изложенная 1 февраля этого года в присутствии Д.А.Медведева на заседании Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека. Трудно, зная так называемый «научный социализм», сказать, где кончается дело Ленина и где начинается дело Сталина. Сегодня, как было сказано на упомянутом заседании совета, мы уже видим, что и жертвы Сталина, вожди ленинской гвардии, в свое время, когда они решали задачи, которые считали историческими, тоже были палачами. Не будь большевики, в том числе и Сталин, зверями и палачами, они никогда бы не покорили Россию. Поэтому я лично против увековечивания памяти всех без исключения жертв сталинских репрессий.
Не могу забыть, что нацисты в деле возведения концентрационных лагерей по перевоспитанию трудом были продолжателями дела Бухарина.
Но, на мой взгляд, сам факт признания варварской, античеловеческой природы созданного большевиками в 1917 году тоталитарного режима недостаточен для эффективной декоммунизации российского общественного сознания. Декоммунизация невозможна без признания самой главной правды, признания того, что к варварству и преступлениям большевиков звали сами идеалы Октября, учение Карла Маркса о диктатуре пролетариата, учение Карла Маркса о коммунизме в целом. Здесь и главное условие полной и окончательной декоммунизации России, и одновременно главное препятствие к полному и окончательному очеловечиванию России. Насколько я знаю, даже в упоминаемом выше в Совете при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека не все согласятся с тем, что истоки сталинизма, всех преступлений большевистского режима лежали в марксизме, в его якобы светлых идеалах. Нельзя забывать, что на самом деле в России либералов в европейском смысле этого слова нет, а есть только модернизированные на либеральный лад бывшие марксисты-еврокоммунисты. И сам покойный Егор Гайдар, и его ближайшие соратники, к примеру, Владимир Мау, всегда позиционировали себя как марксисты. А какая возможна декоммунизация при сохранении в сознании значительной части нашей элиты марксистской концепции истории, убеждение, что революции творят человеческую историю, являются главным творцом модернизации?
Примирения между марксистской классовой моралью и общечеловеческой моралью, в основе которой лежат библейские заповеди, быть не может. Тут третьего не дано. Это, кстати, надо учитывать, когда мы начинаем разговор о примирении в России, о преодолении идейных расколов, вызванных Гражданской войной 1918–1920 годов. Франко примирил своих солдат с республиканцами в одной братской могиле, над которой возвышается громадный католический крест, примирил их на основе христианских ценностей. А на основе каких ценностей вы проведете «формальное окончание гражданской войны» в России? Насколько я понимаю, таких трудных вопросов для себя они, члены упомянутого совета, еще не задавали.
И сможет ли наша нынешняя политическая и экспертная элита, основы мировоззрения которой покоятся на основе марксистского атеизма и марксистской концепции истории, совершить еще один, окончательный прорыв к страшной правде о коммунистических идеалах? Сможет ли она признать их исходное варварство и античеловечность, признать, что тоталитаризм большевистской системы неизбежно вытекал из исходного тоталитаризма марксистского (более точно – бабувистского) учения о коммунистическом равенстве?! Сможет ли она признать, что Ленин, увлекающийся беспощадным террором, был истинным марксистом и что идейным стимулом, идейным оправданием всех зверств и преступлений большевистской эпохи до 1953 года, до смерти Сталина, было марксистское учение о классовой борьбе?
Пока что, как я вижу, как видит любой, кто способен видеть, наше новое российское сознание движется в прямо противоположном направлении, движется от стихийного антикоммунизма конца 80-х – начала 90-х назад, к крепкой, непоколебимой вере в моральное преимущество марксистской идеологии над всеми другими идеологиями. Сегодня, в начале XXI века, в новой России даже некоторые иерархи РПЦ, члены Общественной палаты полагают, что нельзя ставить Сталина на одну доску с Гитлером, нельзя ставить на одну доску преступления большевиков с преступлениями фашистов, ибо за ними, этими преступлениями, стояли разные идеологии. Одно дело – якобы светлые идеалы Октября, и совсем другое – грязные идеалы нацистов.
Вообще никогда наша новая политическая элита, весь наш депутатский корпус не обнаруживали свою идейную общность с КПРФ, как в дни «всенародной отповеди» заявлению Генеральной Ассамблеи Совета Европы от 3 июля 2009 года (Вильнюс), в котором преступления против человечности Сталина были приравнены к преступлениям против человечности Гитлера. Тут все стали заединщиками в деле отстаивания чистоты и непорочности наших коммунистических идеалов. Сенатор Борис Шлегель прямо сказал, что не может быть ничего общего между ГУЛАГом и Освенцимом, ибо одно дело – убивать людей, сажать в тюрьму, руководствуясь коммунистическими «мотивами» (учением Карла Маркса о классовой борьбе), а совсем другое дело – убивать людей, руководствуясь «окончательным решением». И это на полном серьезе. Раз мотивы заключения в ГУЛАГ были другие, якобы более возвышенные, то ни в коем случае нельзя «ставить на одну доску с Гитлером Сталина».
И здесь, в этой сохраняющейся еще с советских времен вере в исходную чистоту и гуманизм идеалов коммунистического братства, повторяю, и заключено основное препятствие на пути декоммунизации нашего общественного сознания. В сущности, если истоки большевистских преступлений не в их мировоззрении, не в марксизме, а в чем-то другом, то зачем нужна декоммунизация? Зачем тогда освобождать сознание людей от светлых идеалов марксизма? Марксисты вообще не могут и не захотят проводить подлинную декоммунизацию. Надо понимать, что до тех пор, пока вы сохраняете веру в то, что учение Маркса всесильно, вы не имеете права и осуждать преступления большевиков, Сталина в частности.
Сталин, как и Ленин, выступал от имени интересов пролетариата, трудящихся, а учение Маркса, как известно, наделяет пролетариат правом на революцию, на революционное насилие. Любой умный сталинист вам легко докажет, что без насильственной коллективизации и уничтожения остатков так называемых эксплуататорских классов как очага недовольства новая власть не устояла бы. По-иному, не по-сталински действительно нельзя было сохранить «завоевания Октября». И если, как многие наши либералы, продолжать верить, что без большевиков Россия в отличие от других стран Европы не могла провести модернизацию, то перестаньте говорить о сталинщине, а тем более – о преступлениях большевиков.
На самом деле мы сегодня стоим не перед дилеммой: истина или ложь – марксизм, а перед дилеммой: видеть или не видеть, признавать или не признавать античеловечность, исходное варварство марксистского учения о коммунизме. Сегодня – по сравнению с началом перестройки, когда я ровно четверть века назад, в 1986 году, начиная со статьи «Философия единообразия» в журнале «Социологические исследования» № 7, начал говорить вслух, что король марксизма голый, что учение о коммунизме как бесклассовом обществе (слово «марксистское» я тогда избегал) является призывом к стиранию различий, стимулов, на которых держится человеческая цивилизация, – нет ни цензуры, ни дефицита литературы, за которой надо ходить в спецхран. Кстати, спустя два года, когда в 1988 году своими статьями «Истоки сталинизма», опубликованными в журнале «Наука и жизнь», я пошел в лобовую атаку на марксистское учение о революционном терроре, сказал вслух, что не только Ленин, но и Сталин был истинным марксистом, уже не было спецхрана. Хотя и тогда я не мог сказать главного, что на самом деле классовый расизм марксизма, наделяющий пролетариат правами демиурга истории, правами на насилие над другими классами, на присвоение чужой собственности, мало отличается от учения национал-социалистов, наделявших точно такими же правами так называемую арийскую расу. Я тогда еще не мог в советской подцензурной печати сослаться на Бердяева, который первым, еще в 20-е, увидел, что родство фашизма с марксизмом проявляется в ставке на революционное насилие, в антибуржуазности, в ненависти к «буржуазному мещанству», в антилиберализме, в атеизме, в антипарламентаризме, в отрицании христианской морали.
Но теперь, когда в свободном доступе находятся десятки книг на русском языке, объясняющих, почему и марксизм и национал-социализм с их мессианизмом, стремлением переделать мир и природу человека вели к тоталитаризму, к сверхэтатизму, к вождизму, к преследованию за инакомыслие и к беспрецедентному насилию и жестокости, трудно найти рациональное объяснение нашей российской вере в чистоту и светлость идеологов коммунизма. Тут уже поле деятельности для психотерапевта.
И здесь обнаруживается главное препятствие на пути декоммунизации России. Как видно из сказанного, само по себе знание, сама по себе истина об исходном аморализме и марксизма, и большевизма мало что дают для морального оздоровления общества, если в нем и в его политической элите нет никакого запроса на истину, на правду. Декоммунизация, если к ней относиться всерьез, а не как к очередному поприщу для деятельности людей, близких к команде Медведева, невозможна без глубинного исследования самосознания современной России. Тут очень многое надо изучать всерьез и профессионально. Очевидно, что обязаны принимать во внимание любые декоммунизаторы в России, что без развития национального сознания не только о декоммунизации России, но и о каком-либо национальном примирении говорить не приходится. Надо знать, что чем крепче национальное сознание, тем быстрее, как показывает и опыт бывших советских республик СССР, и опыт бывших социалистических стран Восточной Европы, проходила декоммунизация. Одного здравого смысла и научного знания для декоммунизации страны мало. Только людям с развитым национальным чувством, которые с горечью ощущают утраты большевистской истории, можно доказать, что тоталитарный строй, как любит говорить лидер нашего тандема, надломил судьбы народа российского, или же, что успехи индустриализации привели к гибели российского крестьянства. Работы непочатый край.
Дарья Гармоненко