Михаил Лашков
По утверждению самих чиновников, в мире богатых безнравственно быть бедным и порядочным.
Фото Бориса Бабанова (НГ-фото)
Сегодня журналисты, политологи и прочие эксперты в области коррупции все чаще и чаще задаются риторическим вопросом: почему у нас пробуксовывает антикоррупционная реформа? Почему все предлагаемые государством меры по противодействию этому негативному социальному явлению оказываются крайне неэффективными?
Мое мнение – это происходит потому, что, объявив борьбу с коррупцией приоритетом своего правления, Дмитрий Анатольевич допустил стратегическую ошибку. Которая, впрочем, вполне объясняется его, если так можно выразиться, «исторической» принадлежностью к государственной службе.
Будучи высшим чиновником российского чиновничье-административного аппарата, Дмитрий Медведев в своих планах естественным образом сделал ставку на государственную бюрократию, искренне надеясь привлечь ее как союзника при осуществлении его замыслов. Но российские чиновники, несмотря на их невысокий интеллектуальный уровень, еще не сошли с ума, чтобы объявлять войну самим себе.
Ведь что представляет собой современная российская бюрократия? Это уже целый вертикально структурированный, наделенный властными полномочиями класс общества, сплоченный между собой не только корпоративной солидарностью, личными обязательствами и долгими дружескими отношениями, но и родственными связями. При этом наделение бюрократа властными полномочиями определяет его место в иерархии государственной службы со всеми прилагающимися к этому месту привилегиями, льготами и прочими социально-материальными благами, которые в обмен на лояльность к действующей власти делают его жизнь комфортной и независимой от финансово-экономических потрясений в стране.
Так зачем же им – чиновникам – рушить такую прекрасную систему, которая так прекрасно зарекомендовала себя в прошлом и настоящем, а значит, весьма будет полезной для них и в будущем?..
В итоге бюрократия, в которой господствуют корпоративная солидарность и ведомственные интересы, формализовала борьбу с коррупцией под свои собственные стандарты и максимально удалила общество от решения поставленной президентом задачи.
Но когда, виновен в коррупции чиновник или нет, решает другой такой же чиновник, эффективность антикоррупционных инициатив государства сводится к нулю. То есть реальные действия подменяются формальными отчетами в вышестоящие инстанции и докладами «об успехах в проделанной работе».
Поэтому, чтобы серьезно говорить о противодействии коррупции, государству необходимо сменить идеологию выработки антикоррупционных механизмов. Вопрос только в том, кто будет разрабатывать подобные механизмы. Потому что главная проблема России в том, что у нас бюрократия растет быстрее, чем цифры «официальной» инфляции. Наша структура государственного управления уже вырвалась за рамки вертикали власти. Она более похожа на пирамиду, на вершине которой единолично находится президент, а основание которой постоянно расширяется в геометрической прогрессии. Эта бюрократическая пирамида власти с маниакальным упорством стремится накрыть собой буквально все области общественных отношений, проникнуть во все сферы жизни общества, регламентируя и ограничивая его права и свободы. При этом в бесконечных лабиринтах пирамиды власти теряются не только изначальный смысл принятых на вершине решений, но и ответственность чиновников перед вышестоящими инстанциями.
Именно перед вышестоящими инстанциями, а не перед обществом. Потому что, централизованно монополизировав финансовые потоки, природные ресурсы и экономику, бюрократия парализовала инициативу общества, отведя ему роль статиста, за небольшие деньги покорно выполняющего любые прихоти режиссера. То есть вместо того, чтобы быть организацией, обслуживающей интересы общества, российская бюрократия превратилась в монстра, это общество пожирающего. Не оставляя ему никакой надежды.
А когда у народа нет надежды, у страны нет будущего.
Да, государство не может функционировать без бюрократии. Это аксиома. Но недопустимо, когда бюрократия начинает подменять собой государство. Когда чиновник, наделенный определенными полномочиями и подчиненным ему аппаратом, превращается из представителя власти в самостоятельную властную структуру, определяющую прерогативы и принципы жизни граждан на вверенной ему территории.
Это недопустимо, но действующая власть допускает это. Именно поэтому перманентно рождающееся в недрах государственной службы антикоррупционное законодательство, из которого (по меткому выражению одного известного депутата) «всюду торчат уши коррупционеров», являет собою наглядный пример нежной и бережной борьбы с коррупцией. Образец консервативного модернизма, в котором осторожно-инфантильные полумеры преподносятся обществу как нечто из ряда вон революционное. Эталон формализма, в каковом аккуратно и старательно нивелируются и выхолащиваются любые инициативы, направленные против интересов самой мощной, самой финансово-емкой и самой вертикально интегрированной государственной корпорации под названием «российская государственная бюрократия».
Сегодня вертикально выстроенная государственная бюрократическая система заботится не о ликвидации причин безудержного роста коррупции и даже не о реакции общества на действия представителей власти. Эта система заботится лишь о ликвидации плохих последствий для себя. То есть инстинкт самосохранения у государственной кормушки в системе российской власти превалирует над всеми остальными чувствами, в том числе и над моралью и нравственностью.
История с декларациями чиновников о доходах относится именно к этим категориям норм, определяющих стандарты поведения и мировоззрение человека. Это наглядная иллюстрация того, что общество и бюрократия живут как бы в двух параллельных мирах. В одном мире безнравственно быть «бедным и порядочным» (цитата из высокопоставленного московского чиновника) и аморально бороться с коррупцией, потому что «коррупция экономическому росту не противоречит» (цитата из околокремлевского политтехнолога). В другом мире – даже на подсознательном уровне общество пытается отторгнуть или свести к минимуму общение с государственной бюрократией, даже за счет поощрения коррупции, просто из-за того, чтобы чувствовать себя спокойнее. В одном мире – личные гувернантки, загородные коттеджи и служебные кабинеты за пять миллионов, в другом – зарплата пять тысяч, из которых три уходит на содержание чиновников, регулирующих коммунальные услуги. Параллели можно продолжать до бесконечности.
На фоне вышесказанного говорить отдельно о декларациях чиновников, якобы отчитывающихся по своим доходам, как о действенной мере по ограничению коррупции, несерьезно. Хотя бюрократия и плоть от плоти ее – депутаты считают несколько иначе. В свое время, когда президент Медведев только озвучил свои антикоррупционные планы, они отчаянно пытались убедить общество, и прежде всего президента, что «декларирование доходов семей чиновников – это самый простой способ поставить барьер коррупции».
Я принципиально не останавливаюсь на деятельности российского парламента в области формирования и реализации антикоррупционной политики. Потому что влияние парламента на политическую и экономическую жизнь России микроскопически ничтожно. Его основной функцией является механическое и безоговорочное принятие законов, разработанных исполнительной властью. То есть российский парламент не является самостоятельной политической структурой, а представляет собой некое подобие государственного учреждения, которое безропотно обслуживает интересы отечественной бюрократии. Не случайно в подписанных президентом «Национальном плане┘» и «Национальной стратегии противодействия коррупции» российскому депутатскому корпусу отведена более чем скромная роль.
В то же время руководство российской партийно-бюрократической номенклатуры искренне убеждено, что «реальная (??!! – М.Л.) точка зрения народа формируется исключительно во внутрипартийных дискуссиях «Единой России»». Иное – это «политическое шоу».
Иными словами, исповедующее принципы дремучего патернализма государство как институт управления обществом перестало доверять собственному народу. Соответственно руководство страны целиком и полностью опирается на бюрократию и на ее мнение о социальных процессах, происходящих в обществе. В итоге, несмотря на все заверения власти о необходимости взаимодействия с обществом в области противодействия коррупции, данного взаимодействия не получается. Потому что не отработаны нормы и механизмы действенной реакции власти на обращения граждан. Потому что наши отечественные чиновники уважают российский закон только в той его части, которая позволяет им управлять населением, но не отчитываться перед ним. Потому что, когда речь заходит о противодействии коррупции в государственных органах власти, обычный человек и чиновник находятся в неравном положении. Гражданину, который решил противостоять коррупции, надо не просто решиться публично заявить об этом, но и пройти сложную процедуру, стоящую ему времени, нервов, а порою и репутации, так как ему начинает противостоять мощная, консолидированная, основанная на лояльности и личных обязательствах система государственной бюрократии. Система, в которой в зависимости от пожелания высших инстанций всегда докажут, что черное – это белое. А белое – это недостаточно серое, черное.
К сожалению напридуманные государственной бюрократией (по прямому указанию сверху) экспертно-консультативные советы, антикоррупционные комитеты, комиссии и прочие рабочие группы, которые ныне существуют чуть ли не при каждом руководителе даже сельского поселения, не являются опорой и защитой для граждан, так как к реальной борьбе с коррупцией они не имеют ровным счетом никакого отношения. Задача подобных псевдообщественных и квазигосударственных объединений, как правило, оставшихся не у дел чиновников и экс-депутатов – симулировать бурную антикоррупционную деятельность, осваивая при этом выделяемые на их содержание деньги, а также оградить местные бюрократические элиты от любых посягательств со стороны общества. А если этого не получится – «научно» обосновать, что с коррупцией в России бороться невозможно, потому что народ «против».
Именно поэтому «Национальный план противодействия коррупции» Дмитрия Медведева так и не стал, по сути, национальным и выглядит внушающе только на бумаге. Именно поэтому народ брезгливо потешается над декларациями чиновников, а чиновникам абсолютно все равно, что думает о них общество. Для общества они недосягаемы. И именно поэтому бороться с коррупцией и при этом опираться на бюрократию – это так же бессмысленно, как перетягивать канат, один конец которого привязан к бетонной стене. Результатов не будет, но сам по себе процесс занимательный.
Но даже самое занимательное зрелище утомляет. Не случайно в последние месяцы уровень доверия к антикоррупционной программе президента Медведева неуклонно снижается.
Поэтому, прежде чем на пути противодействия коррупции делать какие-то следующие шаги, Медведеву необходимо в «ручном режиме» (что, собственно, не противоречит каноническим принципам выстроенной в России вертикали власти) отстранить бюрократию от моделирования антикоррупционной идеологии. Для этого у него имеются все необходимые полномочия. Необходимо реструктуризировать работу Совета по противодействию коррупции при президенте России, создав под его эгидой рабочий комитет по разработке антикоррупционной стратегии и консолидации институтов гражданского общества с целью корректного регулирования их усилий по реализации единой антикоррупционной политики и организации их практического взаимодействия с органами государственной власти.
Это очень специфическая планомерная работа, этапы и обоснованность которой наш совет (по просьбе соответствующих структур государственной администрации) неоднократно описывал в своих предложениях по совершенствованию государственной антикоррупционной политики. К сожалению, итог последующих за нашими предложениями согласовательных процедур всегда один и тот же – встречное предложение чиновников государственной администрации: скорректировать схему реализации антикоррупционной политики по примеру деятельности Общественной палаты.
Все это происходит даже не потому, что государственная бюрократия мыслит и действует штампами. А потому, что российская вертикаль власти не подразумевает делегирования полномочий вниз. Соответственно любое выбивающееся за рамки бюрократических стандартов предложение априори вызывает отторжение. Потому что инертность и догматичность – это такие же характеристики бюрократии, как мнительность и инфантильность (если не прибегать к более жестким определениям).
Наша бюрократия работает по принципу: «Вы можете ничего не делать, и тогда вас когда-нибудь уволят. Но вы можете сделать что-то, и тогда вас уволят обязательно». В итоге в стране неумолимо накапливается критическая масса неправильных управленческих решений, которые, в свою очередь, обосновываются не здравым смыслом или целесообразностью, а лишь внутриполитической и внутрибюрократической коньюнктурой.
Образно говоря, вчера коньюнктура требовала, и президент России Б.Н.Ельцин (если кто не помнит, это было в 1997 году; так что «отчеты о доходах» – это не нововведение современной бюрократии) подал в налоговую инспекцию по месту жительства «Декларацию о доходах гражданина и имуществе, принадлежащем ему на праве собственности», из которой следовало, что главный чиновник страны живет беднее, чем менеджер среднего звена крупной коммерческой компании. Сегодня конъюнктура изменилась, и вот уже мы видим, что, например, вице-премьер Игорь Шувалов за год заработал 14,5 млн. руб., а его супруга – 372 млн. Деньги, за которые среднестатистическая российская семья будет работать 900 лет.
Судя по декларациям о доходах, все поголовно российские чиновники инвестируют все свои кровно заработанные деньги в предпринимательские таланты своих жен.
А если говорить серьезно, то вопреки ожиданиям Дмитрия Медведева в государстве так и не удалось создать системный подход к решению проблемы противодействия коррупции. Поэтому декларации о доходах чиновников «живут» сами по себе, антикоррупционные законы – сами по себе, бюрократия – в своих иллюзиях, а общество равнодушно взирает на все это со стороны и безропотно ждет, когда и кого ему «назначат» следующим верховным начальником, который уж обязательно укажет «новый правильный» путь по преодолению коррупции.
