Александр Коробеев
Бессистемный, внутренне разбалансированный, внешне аморфный уголовный закон обесценился, его поразила гиперинфляция.
Фото Артема Житенева (НГ-фото)
Уже давно (и не только нами) констатировано, что единой, четко сформулированной, закрепленной в нормативном акте и принятой на соответствующем уровне концепции уголовно-правовой политики государства в России сегодня нет. Есть лишь отдельные идеи, некие векторы в развитии стратегии и тактики борьбы с преступностью, спонтанно возникающие директивы, которые исходят от властных структур и весьма противоречиво и непоследовательно реализуются в реальной действительности.
Особенно наглядно это видно на примере тех поправок, которые спорадически вносились и вносятся в Уголовный кодекс РФ. К настоящему моменту в Уголовный кодекс России в том или ином виде внесено уже около тысячи изменений. Это означает, что в некоторые статьи УК изменения вносились неоднократно, а в отдельные – по пять-шесть раз. Иногда поправки в УК шли от российского парламента сплошной чередой. Разумеется, такая работа наших законописцев не могла отразиться на качестве Уголовного кодекса. Из первоначально цельного и системного акта он превратился в некое подобие лоскутного одеяла, наполнился внутренними противоречиями, стал включать в себя совершенно ненужные для него нормы. Более того, порой казалось, что есть такие вещи, которые невозможно «протащить» в уголовный закон, ибо нельзя в него «впихнуть невпихуемое». Но нет. У законодателя все получалось.
Целой серией федеральных законов в 2010–2012 годах в Уголовный кодекс России были внесены очередные серьезные изменения, касающиеся сферы как криминализации (декриминализации), так и пенализации (депенализации).
Отдельные из этих нововведений можно было бы только приветствовать. Если бы имелась уверенность в том, что законопроектные работы базировались на строго научной основе, прошли криминологическую экспертизу, учитывали все те требования, которые разработаны теорией криминализации и пенализации и предъявляются к такого рода деятельности. Однако хорошо известно другое: и проектанты уголовного закона, и сам законодатель в своей нормотворческой практике по-прежнему опираются на все что угодно, но только не на теорию криминализации и пенализации общественно опасных деяний как ключевой элемент российской уголовно-правовой политики. Отсюда мы и имеем в России тот уголовный закон, который имеем: бессистемный, фрагментарный, внутренне разбалансированный, внешне аморфный. Налицо, таким образом, кризисные явления не только в отечественном уголовном праве как отрасли права, но и в уголовной политике в целом.
Очевидно, что и все вновь принятые поправки не привели его (уголовный закон) в более или менее пристойный вид. Слишком заметны в них элементы конъюнктуры и сиюминутности, стремление любой ценой и в максимально сжатые сроки разгрузить российские тюрьмы, снять таким способом бремя финансового гнета и бюджетных затрат на экономику страны. В конечном итоге уголовный закон обесценился, его поразила гиперинфляция.
Особенно вопиющие изъяны действующего пока УК РФ мы усматриваем в следующем:
1. Снятие нижнего порога наказания в виде лишения свободы в санкциях 68 статей УК РФ в 2011 году привело к тому, что институт «судейского усмотрения» превратился, по сути, в судебный произвол. Нигде в мире у суда нет возможности за тяжкое преступление назначать наказание в виде лишения свободы на срок от 2 месяцев до 15 лет (ч. 4 ст. 111, ч. 3 ст. 186 УК РФ).
2. Предоставление же судам (п. 6 ст. 15 УК РФ) возможности по своей прихоти менять категоризацию преступлений поставило их (суды) на один уровень с самим законодателем, ибо теперь они уже сами вправе осуществлять частичную декриминализацию и депенализацию некоторых категорий преступлений. Все это создало доселе невиданные предпосылки для коррупции в сфере осуществления уголовного судопроизводства.
3. Кодекс разбух до неприличия в результате мутного вала нескончаемой криминализации (за 16 лет действия УК РФ осуществлено свыше 50 актов криминализации). Робкие же попытки законодателя «посадить» УК РФ на «кремлевскую диету» (за тот же период времени – всего 13 актов декриминализации) не увенчались пока ни чем более остроумным, как декриминализацией клеветы и оскорблений. Но и эта акция осуществлена очень коряво. Во-первых, отнюдь не бесспорна сама идея признать уголовно ненаказуемыми эти в общем-то классические виды преступлений против свободы, чести и достоинства личности, оставив в неприкосновенности массу других квази- и эрзацпреступлений. Во-вторых, «изгнав» из кодекса статьи 129, 130, 289, статью 319 (Оскорбление представителя власти) законодатель «пожалел» и оставил в УК. Что это: обычный «зевок» нормотворца или неуклюжая попытка (в нарушение принципа равенства граждан перед законом) сохранить норму для защиты с помощью уголовной репрессии «униженного и оскорбленного» чиновничества? В-третьих, метаморфоза с исчезновением из УК клеветы как преступного деяния при одном президенте и «реинкарнацией» этого преступления через шесть месяцев – при другом президенте России также свидетельствует о немощности законодательной ветви власти.
4. Казуистический способ описания уголовно-правового запрета, к которому все чаще стал прибегать в последние годы российский законодатель, отбрасывает нас ко временам Русской Правды или Воинских Артикулов Перта I, захламляет кодекс громоздкими, неудобоваримыми статьями, дублирующими друг друга и при этом растворяющимися в общих нормах. Наглядный пример – вивисекция мошенничества, предпринятая законодателем в 2012 году. Раскассировать мошенничество на конкретные шесть видов, оставив в неприкосновенности его общий состав, это все равно что, сохранив общую норму об изнасиловании, предусмотреть уголовную ответственность за изнасилование отдельно взятых Маши, Даши, Глаши и Наташи.
5. Плохо скрытый лоббизм в сфере уголовного законодательства особенно заметно проявился в отношении конфискации имущества, которая вначале была исключена из УК РФ как вид наказания, а затем вновь вернулась в лоно уголовного права, но уже как иная мера уголовно-правового характера (фактически не применяемая в судебной практике). Последний пример из этой же серии – новая редакция ст. 134 УК РФ. Отныне уголовная ответственность по ней будет наступать за половое сношение с лицом, не достигшим 16-летнего возраста и половой зрелости. Круг потенциальных субъектов этого преступления резко сужен: раньше закон категорически запрещал половое сношение с лицами, не достигшими 6-летнего возраста, а сейчас это возможно и допустимо, если лицо достигло половой зрелости. Чем не подарок педофилам?
6. Один из последних гвоздей в крышку гроба российской уголовно-правовой политики «с человеческим лицом» чуть было не был вбит Федеральным законом РФ от 29.02.12 № 14 (в народе именуемый «О педофилах»). Предложение включит в него возможность применения к этой непочтенной публике так называемой химической кастрации; это можно расценивать как возврат к средневековому прошлому, как рецессию членовредительских (причем в буквальном смысле этого слова) видов наказания. Предложение не прошло. Пока.
7. Череду законодательных глупостей и нелепостей можно было бы продолжить (и мы сделаем это чуть позже). Но и так ясно, что инфляционные процессы в сфере уголовного нормотворчества уже привели нас к тому рубежу, за которым находится полная деструкция уголовного права.
На поставленный в заголовке настоящей статьи вопрос «Чем закончится гиперинфляция уголовного закона?» ответ очевиден. Он обесценится до такой степени, что рано или поздно его придется девальвировать, то есть разрабатывать и принимать абсолютно новый УК.
Дать ответ на второй вопрос: «Когда этот произойдет?» – гораздо сложнее. То упоение, с каким отечественный законодатель кроит и перекраивает действующий УК РФ, оставляет мало шансов на надежду, что это свершится в ближайшем будущем. Скорее наоборот: агония затянется. Получаемое удовольствие от никем и ничем не обузданных «кройки и шитья» сродни наркотическому эффекту. Его поддержание на достигнутом уровне требует все новых доз (в нашем случае – новых законопроектов).
И за ними дело не станет. Уже сейчас в «законодательном портфеле» Госдумы РФ томятся такие «интересные» законодательные инициативы, как предложения понизить возраст уголовной ответственности с 14 до 12 лет, предусмотреть уголовную ответственность за:
– бездоказательную критику, в том числе в Интернете;
– лазерное хулиганство (ослепление летчиков лазерными указками);
– святотатство (оскорбление религиозных чувств верующих);
– пропаганду гомосексуализма.
В настоящее время в России назрела настоятельная необходимость в срочном изменении сложившейся ситуации. Представляется, что отправными, исходными, ключевыми моментами здесь должны быть разработка, принятие и закрепление в соответствующем нормативном документе концептуальных основ политики современного российского государства в сфере борьбы с преступностью в целом. Без создания такой концепции уголовно-правовую политику России не вывести из анабиоза, не преодолеть застойности в ее развитии. Отсутствие концептуальных основ стратегии и тактики борьбы с преступностью будет по-прежнему обрекать нас наблюдать законодательную клоунаду по превращению Уголовного кодекса России в абсолютно бессистемный конгломерат облеченных в закон, но оторванных от науки и жизни идей и фантазий его проектантов.
Однако в свете изложенного иллюзорной становится надежда на принятие в обозримом будущем уже разработанного проекта Концепции (основ) уголовно-правовой политики Российской Федерации. Ясно ведь (в том числе и для самих законодателей), что этот нормативный акт может стать некой плотиной на пути мутного потока «свободных в своей причине» законодательных инициатив, ограничив их жесткими процедурными рамками и высокими стандартами качества.
