Велимир Разуваев
Соцопросы, высказывания политиков, мнения экспертов и снова соцопросы – такова медиаистория темы «Средний класс». В принципе это уже говорит о многом: главным вопросом было и остается – есть ли вообще такой класс в России? Во избежание путаницы придется сразу утвердить – да, есть. Хоть это утверждение и весьма спорно.
2004 год. СМИ пишут о «моде на средний класс». И обозначают главных действующих лиц. Президент еще остается в тени – решает остросоциальные вопросы, утверждает программы развития. На передовой – правительство, в частности Минэкономразвития. Премьер-министр Михаил Фрадков вступает в клинч с представителями ведомства. Глава министерства Герман Греф говорит, что в стране 20% человек относятся к среднему классу; к 2015 году будет создано все для расширения социального слоя до 50%. Премьер остался недоволен докладом, утверждая, что программа социально-экономического развития явно не закончена: «Мы не имеем возможности количественно пощупать, поскольку не завершены стратегии развития отраслей экономики». Документ откладывается за необходимостью доработки вопросов по увеличению роста ВВП.
Между тем число бедных в стране – около 30 млн человек, а ФОМ сообщает, что треть населения относит себя к среднему классу. Прожиточный минимум в среднем составляет 2363 руб., критерии отбора страты размываются. Всероссийский центр уровня жизни насчитал в стране более 13 млн представителей среднего класса – то есть 9%. За последние пять лет, считают в центре, их число удвоилось. Первые зарисовки к портрету: насыщенность представителей страты в крупных городах. Так, в Москве – 22%.
2005 год. Левада-Центр проводит опрос, касающийся мнения россиян о президенте. Если раньше респонденты считали, что он в какой-то мере защищает интересы среднего класса (19% в 2000 году, 23% – в 2004-м), то теперь президент ассоциируется с силовиками и олигархами: так посчитали 64% опрошенных. Эксперты объясняют это «делом ЮКОСа»: передел крупной частной собственности, мол, производится в интересах других крупных предпринимателей. Конфликт Минэкономразвития и Фрадкова развивается – премьер выступает за быстрый рост ВВП, в то время как Андрей Клепач призывает создать «общество другой социальной структуры», что будет возможно после 2010 года. В том же году социологи активно указывают, что доля среднего класса в развитых странах колеблется на уровне 70%.
2006–2007 годы. СМИ сообщают о «втором рождении среднего класса». Первое пришлось на середину 90-х, но помешал кризис. Впрочем, оптимизм прессы вряд ли имеет основания – к 2007 году сообщается о тех же 20% населения. Государство начинает обращать на проблему больше внимания. Так, мэр Москвы Юрий Лужков предлагает создать национальный проект по поддержке среднего класса. Представители страты в его понимании – это бизнесмены, в основном малые предприниматели. РАН неожиданно сообщает о том, что каждый пятый житель страны относит себя к среднему классу. Куда интересней, что половина из опрошенных – представители госсектора. 81% респондентов считают, что благосостояние страны дороже развитой демократии. «Ведомости» пишут о том, что политическим кредо страты становится либеральный консерватизм, требованиям которого не отвечает партия власти. В 2007 году, по мнениям экспертов, средний класс богатеет. Но не увеличивается – те же 20%. Здесь следует остановиться. Во-первых, потому что 2008 год становится переломным. Во-вторых, потому что приведенные пункты требуют рассмотрения.
Первое, что бросается в глаза, – относительная многочисленность среднего класса. Здесь дело в критериях. Российские социологи не раз объясняли, что в условиях формирования класса некоторые пункты опросов приходится опускать, возводя в приоритет финансовое благосостояние. Особенность последствий использования только этого критерия в том, что по факту к среднему классу относятся те, чей уровень доходов просто превышает прожиточный минимум. Человек, получающий 300 долл. в российской провинции, уже причисляется к среднему классу по финансовым показателям (и даже не просто причисляется, а относится к его средней подгруппе). Здесь, как нам представляется, во многом срабатывает фактор веры в лучшее, граничащий с дезинформацией. Само понятие среднего класса призвано внушить, что в стране существует стабильность, а использование подобных чисел (20% сейчас, 50% потом) выглядит как создание некоего прототипа. Пока – да, такие зарплаты, такой средний класс. Потом, мол, будет лучше.
Второе, что заслуживает внимания, – самоидентификация. Огромное число людей причисляют себя к среднему классу. По мнениям экспертов, причины тому – среди прочих – психологические. Человек, идентифицируя себя с иной группой, подсознательно стремится к ней: начинает искать подработки, использует межсемейные связи, становится финансово активен. Налицо зачаточное состояние страты, при котором часть населения не хочет осознавать себя бедной. Самовнушение. Самоуважение. Гордость.
Не менее очевидна и идентификация власти в этой игре. По большому счету с середины нулевых (пожалуй, даже раньше) ставка в вопросе о формировании среднего класса делалась на бюджетников. Но если, скажем, медицинские работники имеют возможности для маневра, уходя в частный сектор, то учителям приходится сложнее. Потому и роль государства как гаранта роста зарплат, обеспечения пособий, образования, безопасности – становится особенно важной.
Средний класс – это не просто основа общества. Его отличает относительная независимость. Он должен справляться с кризисами, находить выход из ситуаций самостоятельно. Разумеется, последующий 2008 год показал, что с финансовым кризисом российский средний класс в одиночку справиться не смог. (Справедливости ради отметим, что это не удалось и представителям страты в других странах, где потребовалось вмешательство государства в экономику).
Другое дело – о какой поддержке идет речь. Так, на форуме «Стратегия-2020» Владислав Сурков заявил, что кризиса пока нет, но он возможен, а в зону риска попадает средний класс, поэтому единороссы занялись (sic!) социально-психическим здоровьем страты. Сурков пришел к выводу, что «врачи, предприниматели, офицеры, офисные работники, инженеры, журналисты стали «правящим классом», – сообщает «Коммерсант». Себя, что немаловажно, Сурков также причислил к этому социальному слою. Здесь трудно воздержаться от аналогий: подобное заявлял и Билл Гейтс.
Интересно и другое – к среднему классу отнесли 40% россиян. Трудно понять, чем был вызван подобный скачок, однако на ум приходит лишь сравнение с успокоительным средством. О необходимости изучения среднего класса для оказания ему помощи заявил и Дмитрий Медведев, чьим постулатом в предвыборной кампании и стало развитие и поддержка страты в России. Премьер обещал, что приложит все усилия, чтобы к среднему классу во время его президентства можно было отнести больше половины россиян. В идеале – 70%. Все по западным стандартам. Любопытно, что по замыслу Владимира Путина, как сообщает «Российская газета», это число могло бы быть достигнуто к 2020 году.
Пожалуй, эти заявления, а также множество им подобных во многом запутали и без того запутанную ситуацию. Они привлекли внимание прессы: планы относительно развития страны до 2020 года включали поддержку страты как приоритет во внутренней политике; однако по факту все скорее свелось к выводу населения из бедности в надежде на самоформирование среднего класса. Однако покинувшие подвалы рейтингов по уровню доходов слои населения так и застряли в состоянии прототипа. Эксперты подчеркивали отсутствие экономической культуры – ментальность не позволяла гражданам осваивать новые рынки, такие, к примеру, как страхование; уровень образования также желал лучшего, что в итоге вылилось в реформу сферы; в 2009 году «Ведомости» сообщали о вымывании страты, росте бедности и упущенных пяти годах процветания. Информационный фон при этом сгущался: радужные перспективы роста сменялись сообщениями не просто о кризисе социального слоя, а о возможности его исчезновения. В том же году появляются первые прогнозы протестной активности.
Впоследствии СМИ будут писать, что кризис повлиял на легитимность власти в глазах среднего класса – его представители сочли антикризисные меры бесполезными и коррупционными. Число миллиардеров только возросло, а компании в первую очередь избавлялись не от высокооплачиваемых менеджеров, а от специалистов квалификацией пониже, газета «Труд» сообщает, что черту бедности в России перешагнули почти миллион человек. Рост бедности, по данным Всемирного банка, составил 13%, экономика упала на 8%, безработица повысилась на 9%. Недоверие и критика в сторону власти растут и оборачиваются протестными акциями.
В целом медиаресурсы фиксируют провал социальной и экономической политики, а эксперты, дорабатывающие «Стратегию-2020», говорят о переориентации: повышение образования и ставка на качественный человеческий ресурс объявлены новыми приоритетами. В 2012 году Владимир Путин возвращается в президентское кресло, а новый опрос Левада-Центра фиксирует, что мнение россиян о том, что президент защищает интересы силовиков, крупных бизнесменов и бюрократии, только укрепляется. Бросается в глаза, что прежде неприкосновенного главу государства начинают чуть ли не обвинять в популизме и дежурных фразах.
На этом фоне обращает на себя внимание растущее самосознание общества: по опросам ФОМа и Левада-Центра, люди готовы регулярно отдавать 5% своих доходов на сборы для финансирования образования, медицины, развития инфраструктуры и ремонта дорог. Между тем, как пишет «МК» в 2014-м, по данным банка CreditSuisse, только двум третям россиян хватает доходов на еду и одежду. 17,8 млн человек, по данным Росстата, имеют доходы ниже прожиточного минимума. Средний класс все так же условен, как и раньше. Люди причисляют себя к нему за счет самовнушения, самоуважения. Гордости.
