Предел сатиры

Парижские события смертельно обнажили проблему свободы слова. Фото Reuters

Атаки террористов в январские дни, направленные на редакцию сатирического журнала, заставляют снова вспомнить о содержании таких понятий, как «смех», «насмешка», «карикатура». Этот ряд можно было бы и продолжить: «свобода слова», «свобода вероисповедания» и т.д. Как выясняется, они с течением времени переливаются из одного смыслового русла в другое, меняя ассоциации, с ними связанные. Разъяснить подтексты этих понятий оказалось возможным только в момент, когда происходит некий толчок – событие, придающее им новые смыслы.

В противовес широко распространенному мнению о пользе смеха, что он-де расслабляет перегруженную психику человека, – неожиданно возник старый вопрос о первичности или вторичности насмешливого смеха.

К сожалению, события конца 2014 – начала 2015 года показали, что экспансия оскорбительных насмешек стала наиболее заметной. И, на мой взгляд, в этом ничего нового нет, поскольку смех изначально был агрессивен. Своеобразный юмор первобытного человека довольно примитивен, его агрессивная составляющая подтверждается современными этнографами, которые определяют смех в качестве регулятора насилия. Страх перед коллективным осмеянием был велик, поскольку человек полностью зависел от природы и, как следствие, от своего племени.

У арабов же в древние времена насмешники приравнивались к воинам, поскольку провоцировали противостоящих оскорблениями, приводя их в ярость и, следовательно, к возможным просчетам в ходе предстоящего боя. Победители получали агрессивное удовольствие от уничижения и от насилия. Вглядитесь в некоторых своих современников – их смеховая гримаса представляет собой искаженное лицо с оскалом, то есть рудименты этого образа в какой-то мере можно наблюдать и поныне.

Разумеется, в цивилизованное время агрессия стала переводиться в социально приемлемое русло, но не потеряла свою изначальную сущность. Уже древние греки считали, что, смеясь, человек познает духовное пространство свободы, уходит от запретов, то есть в какой-то мере уподобляется божеству. Но в тогдашней политике было не все так просто. Судьба Сократа и как философа, и как политического сатирика всем известна.

В борьбе со смехом и насмешками, казалось, всегда побеждала власть: дубинка «серьезности» и «торжественности» нависала над обществом. Но шпага «политического смеха» была довольно остра. Российские скоморохи, к слову, противостояли нормам и религиозным догмам. Русская церковь не санкционировала этот смех. Однако в другом проявлении комического – юродства она шла на известные уступки. Даже многие сильные мира того сами юродствовали. Достаточно вспомнить Ивана Грозного и патриарха Никона.

Все эти напоминания свидетельствуют не только о двойственности, амбивалентности смеха, но и о существовании конкретной причины смеха. При выяснении оказывается, что ныне по-прежнему, но уже в несколько другом виде существуют те же смыслы: агрессия и умиротворение. В научном сообществе за последнее время стали наиболее популярны классические воззрения Томаса Гоббса и Зигмунда Фрейда. Первый видел в смехе принижение осмеиваемого и, следовательно, превосходство смеющегося. Второй – освобождение как от психологического напряжения, так и диктата социальных норм.

Разумеется, между этими трактовками среди исследователей нет непроницаемых границ, тем не менее рискую заметить, что ныне в политической сфере стала преобладать идея превосходства одних людей над другими, одних цивилизаций над другими.

Но вернемся к последним трагическим происшествиям. Непосредственная причина – публикация карикатур на пророка в юмористическом журнале – наглядно подтверждает именно теорию превосходства одной культуры над другой. В одной культуре – западной – доминантой является свобода слова, в другой – восточной – религиозные догматы.

Считая себя агностиком в деле веры (нет доказательств существования Бога и нет доказательств его отсутствия), не могу не согласиться с папой римским Франциском, заявившим на днях, точнее 15 января сего года, что свобода слова не дает права оскорблять религию, высмеивать веру. «Каждая религия, – продолжил он, – обладает определенным достоинством, и право на свободу слова приходит с обязанностью выступить в поддержку общего блага». Примерно эту же позицию разделяет и наш патриарх Кирилл, и многие мусульманские авторитеты. Замечу, однако, что простое осуждение злоупотреблений свободы слова и терроризма важно само по себе, но явно не предполагает предстоящих потрясений и тем более не намечает путей конкретных шагов по достижению согласия. В этой связи, как конфликтолог, все же выскажу свою «еретическую», точнее, полную пессимизма, позицию. Комическое, смех, насмешки – есть своеобразная реакция на сближение и перемешивание одновременно различных этнических и конфессиональных групп в условиях глобализации. В различных обществах, и прежде всего в западноевропейских, иммиграция приводит к борьбе за контроль над меньшинством (большинством) населения страны. В политической сатире же, в том числе и в карикатурах – рисунках, изображающих символы противника в смешном искаженном виде, проявляется настойчивое желание некоторых людей восстановить необходимую дистанцию между ними (мигрантами) и «нами». Как ни трактуй, но в подобных образах проявляются не столько националистические чувства, сколько осознание собственного превосходства.

Заканчивая свои размышления о двойственности влияния политической сатиры на протекание конфликта на изломе цивилизаций, замечу, что она и в дальнейшем будет катализатором этого конфликта. При отсутствии социальных амортизаторов она одновременно и признак кризиса, и дискомфорта в Европе. Нарастание противоречий налицо.

Мой коллега и друг Александр Ахиезер, безвременно ушедший от нас несколько лет тому назад, был чрезмерно удручен, считая, что в современном мире смех (осмеивание) и серьезность (власть, идеология) оказываются расколотыми. Смех в таком случае, деградируя, превращается в сатанинский хохот, ведущий к разрушению. Серьезность, абсолютно не воспринимая смеха, также часто теряет смысл, то есть становится достаточно уязвимой. Другими словами, серьезности не хватает смеха, а смеху серьезности. Требуется в таком случае диалог, который происходит чрезвычайно редко.

Политическая сатира без адреса и героя все равно что улыбка без кота.  Кадр из фильма «Алиса в стране чудес». 2010

Конечно, на смену политикам и идеологам, играющим на религиозной и национальной нетерпимости, рано или поздно приходят лидеры согласия. Но это происходит лишь в фазе «затихания» конфликта. Такого затихания, к сожалению, ожидать пока не приходится.

В современной России ситуация складывается несколько иным образом. По ряду причин, не вдаваясь в их подробности, до сих пор высмеивание других религий и «внутренних» руководителей со стороны печатных изданий в сколько-нибудь значимых масштабах не происходит. Ранее же, в советское время, политическая сатира процветала, особенно когда она была направлена в адрес «внешних» противников. В первые годы советской власти карикатура была частью агитационно-массового искусства. Тогда политические плакаты были заполнены карикатурами Владимира Маяковского, Дмитрия Моора, Виктора Дени. В последующие годы издавались альбомы Бориса Ефимова, Кукрыниксов, Бориса Пророкова. Среди некоторых достаточно образованных политиков (Анатолий Луначарский, Карл Радек) и некоторых исследователей (Леонид Ершов, Юрий Борев) возобладала остро-сатирическая направленность. В то же время продолжилась и утверждающая парадигма (Дмитрий Лихачев, Михаил Бахтин, Александр Панченко, Владимир Пропп), довольно свободная от прямолинейных трактовок смеха.

Но в ближайшие годы ситуация, на мой взгляд, кардинально изменится под давлением новой социальной реальности. Нынешний же опыт российской политической сатиры свидетельствует о ее явной убогости. Политическая сатира представлена довольно слабо. Лишь изредка попадаются карикатуры Алексея Меринова, Андрея Бильжо. 

По-видимому, этому способствует несколько серьезных причин. Основная – общая деградация потребляющего населения, которая так заметна при трансляции многочисленных телевизионных развлекательных программ. Достаточно посмотреть на хохочущие лоснящиеся лица зрителей, бурно реагирующие на примитивные юмористические программы, чтобы все понять.

Что касается издательств и авторов политических карикатур, то здесь обнаруживается полное отсутствие эстетичности их работ. Ведь любая проблемная карикатура требует от социального объекта таких знаний, которых было бы достаточно для того, чтобы не только понять замысел художника, но и подтолкнуть зрителя к определенным размышлениям. Она предназначена формировать общественное мнение, и ее апелляции к эмоциям трудно противостоять. Именно поэтому в обществе будет преобладать другая тенденция – оценка карикатуры исключительно в качестве политического оружия. Властные политики как на федеральном, так и региональном уровне опасаются смеха в свой адрес даже в общем-то больше, чем привычной для них настороженности со стороны подданных.

Стоит ли сейчас рассматривать политическую сатиру исключительно как оружие конфликтных сторон? При ответе на этот вопрос выясняется известная парадоксальность сатиры. Несмотря на свои определенные политические последствия, она довольно эффективна в качестве одного из методов борьбы. В то же время она имеет тенденцию сохранять, а не разрушать существующие модели политического бытия.

В частности, карикатуры отражают не только асимметричность социальных структур, таких, например, как взаимодействие мигрантов и местного населения, но и дают возможность высказаться отдельным группам. Политические карикатуры, таким образом, скорее укрепляют позиции каждой конфликтующей стороны, чем подрывают основы самой политической системы, хотя иногда и усиливают расхождения во взглядах их участников.

Последние события во Франции, несмотря на их трагизм, нам предстоит рассмотреть в первую очередь в качестве сигнала – «не все в порядке в датском королевстве». К тому же они не только выкристаллизовали интересы больших групп явно недовольных друг другом, но и наметили некоторые пути регулирования конфликта – попытку изоляции экстремистских организаций. Удастся ли это сделать? В нынешних условиях вряд ли, но в далеком будущем – возможно. Как недавно заметил заслуженный учитель России Евгений Ямбург, «будем продолжать смеяться сквозь слезы».