Иван Сухов
Когда рядом с нами появляются соседи, готовые танцевать лезгинку прямо на улице, мы вздрагиваем. Фото PhotoXPress.ru
Года два назад Интернет кипел от дискуссий о том, что России нужно делать с Северным Кавказом. Развивать и превращать в горнолыжные курорты, переставать кормить местных коррупционеров бюджетными трансфертами и дать, наконец, желающим в руки удочку вместо готовой рыбы или вообще отделить и ввести жесткий визовый режим.
Происходило это на фоне признания ранее Россией независимости Абхазии и Южной Осетии, которые стали нашей периферией на Кавказе и были ею, пока Крым не стал наш. Эйфория по поводу Абхазии и Южной Осетии была не так заметна, как крымская, но социологи не дадут соврать: в 2008-м, после войны с Грузией, россияне снова ощутили свою страну сильной и способной треснуть кулаком по столу.
Выходцы с Кавказа к тому моменту много лет, как минимум со времен войн в Чечне, удерживали пальму первенства по итогам любого опроса об этнических группах, с представителями которых россияне не хотели бы делить лестничную клетку или офисное пространство. Но патриотических чувств это не омрачало. Во-первых, каждый четвертый респондент в России не в состоянии правильно назвать страны и регионы, расположенные на Кавказе: Абхазия и Южная Осетия гипотетически могли бы находиться между Нарнией и Средиземьем, тем сильнее мы гордились бы своей ролью в их судьбе.
Во-вторых, принцип «хотим территорию, не хотим людей» отразился не только в шутке времен войны в Чечне о журналистах, которые сопровождали генерала и обсуждали с ним красоту местных гор: «Смотрите, какая красота, как в Швейцарии!» – «Да, но лучше скорей уедем отсюда, пока швейцарцы не проснулись». Число сторонников отделения Северного Кавказа даже в худшие годы оставалось существенно меньше числа сторонников сохранения единства любой ценой. При этом доля респондентов, категорически отказывающихся жить с выходцами с Северного Кавказа в одном подъезде, колебалась в районе 50–60%, а иногда и выше.
По опросу Института социологии РАН и Фонда Эберта, сделанному к 20-летию распада СССР, почти половина россиян имеет опыт этнического конфликта в их городе или селе. Чуть меньше, чем каждый второй, полагают, что насильственное выселение по этническому признаку – мера, допустимая для обеспечения безопасности на местном уровне. С учетом опросов о желательных соседях примерно ясно, кого россияне были бы не против немедленно депортировать. Это выходцы из Центральной Азии и наши собственные сограждане с Северного Кавказа.
У последних в кармане – российский паспорт: их некуда депортировать (скорее они сами уедут домой, если возникнет проблема с законом, и тогда никакая полиция никогда их не увидит). Количество проблем с законом тоже невозможно посчитать: криминальная статистика видит людей с иностранными паспортами, а россиян она друг от друга не отличает. Но дело, кроме того, в том, что это вопиющий вызов и опасность, когда часть населения страны по этническому признаку и признаку региона происхождения становится париями. У россиян сегодня нет такого представления о своей стране, в которое были бы включены все живущие в ней люди.
Отсутствие такого представления означает, что в обозримом будущем должно будет измениться наше самосознание, и тогда мы научимся по-другому проводить разграничение «свой–чужой», жить вместе и строить машины социального взаимодействия вместо заборов. Либо станут иными пространственные очертания страны. Формула «Хотим территорию без людей» хороша, но в XXI веке она не работает. В сущности, она плохо работала и 200 лет назад, когда Россия только подчиняла себе Кавказ. Заставить ее работать однажды смог Сталин, но уже его ближайшие наследники вынуждены были признать ошибку.
Чтобы оценить, какой из двух вариантов вероятнее, для начала задумаемся, что нас объединяет или, наоборот, разъединяет.
Если взглянуть на ситуацию с оптимистической точки зрения, то мы увидим, что Северный Кавказ за последние два года как-то ушел из-под прицела нашего недоброжелательного внимания. Общественный интерес сосредоточился на Крыме, Украине и росте цен. Хотя от многократного повторения слова «халва» во рту не становится слаще, уровень ненависти снизится, если перестать ежедневно пестовать ее по всему коммуникационному периметру, от сериала по телевизору до разговора на кухне.
В этом марте 54% респондентов Левада-Центра оценивали ситуацию на Северном Кавказе как благополучную и спокойную. 22% считали, что в ближайший год она продолжит меняться к лучшему. А еще россияне увидели в Интернете (и реже – в телевизоре) кавказцев, воюющих под флагами Донецкой и Луганской республик. И раз дело ДНР и ЛНР считается правым, значит, выходцы из Чечни, Дагестана и Осетии крепят боевое братство со славянами и будто бы противостоят фашизму.
Ко всему прочему, Северный Кавказ – это всего около 6 млн жителей республик. Из-за высокой рождаемости в части регионов это число постоянно растет, только Дагестан в середине нулевых выводил на рынок труда 70 тыс. юношей и девушек в год. Но даже если все они и их семьи покинут свои дома, их не наберется и на пол-Москвы. Наша большая Россия для Северного Кавказа – главные ворота в большой мир: здесь выходцы из региона учатся, работают, отсюда уезжают за границу.
Однако весь этот оптимизм, увы, в основном является прямым следствием банального переключения внимания на Украину и кризис.
На Северном Кавказе не стало лучше. Как и во всей стране, там сворачивают инвестиционные проекты и увольняют персонал. Останавливаются производства и стройки. Ни полиция, ни суд, ни здравоохранение, ни система образования не начинают на этом фоне работать лучше. Кризисное сокращение рынка труда в других регионах выбрасывает некоторое количество мигрантов назад, в республики, но там работы не больше. Сжимающаяся региональная экономика вновь выбрасывает их за пределы региона. А здесь, в Москве ли, в Сургуте или в Костроме, их ждет не только проблема с поиском работы, но и крайнее раздражение местного населения.
Ведь наши с вами повседневные дела идут не слишком хорошо. А тут еще появляются соседи, которые говорят по-русски хуже, чем их родители, молятся пять раз в день, но не очень хорошо знают, как вести себя в большом городе, выросли на войне или рядом с ней и сдали ЕГЭ за деньги, потому что никакой другой возможности просто не было.
Конфликты с ними практически неизбежны, и не проходит недели, чтобы в том или ином российском городе не вспыхнула драка с участием выходцев с Северного Кавказа. Каждый такой случай укрепляет предрассудки – и наши, и их.
Северному Кавказу тоже неуютно в этой обстановке, и он постепенно перестает воспринимать как свою страну, где работает и учится. Работать и учиться, оказывается, можно и за пределами России. Например, на Ближнем Востоке, куда, к слову, уезжают не только учиться и работать, но и воевать за ислам. Россия лидирует среди немусульманских стран по числу боевиков, «экспортируемых» в Сирию и Ирак. Для тех, кто остается дома, новости из Саны, Киркука или Бенгази часто важнее, чем новости из Москвы или Хабаровска, не говоря уж о Донецке. А в это время мы вздрагиваем, видя миллион мусульман, проклинающих в Грозном расстрелянных французских карикатуристов. Хотя вообще-то мы рады бы и забыть, что у нас есть Северный Кавказ, хотя бы до очередной драки на перекрестке или скандала в подъезде.
Мир в любом случае становится все более тесным и взаимозависимым, и учиться жить вместе всем нам все равно придется: высокие заборы – не выход. Но если говорить о ближайших планах, то нас, конечно, ждут разочарования. Когда мы устанем от Украины и привыкнем к новым ценам, выяснится, что миграция с Северного Кавказа не стала меньше и качество мигрантов не улучшилось. Ведь в эти месяцы передышки мы, как и раньше, просто отвернулись от Северного Кавказа, вместо того чтобы постараться починить все, что там сломано, и сделать его полноправной частью своей процветающей страны. Впрочем, отвернулись мы, похоже, не только от Северного Кавказа, и, как бы это ни было неприятно, пора открывать глаза.
