Георгий Мирский
Фото Reuters
Здесь две проблемы: одна универсальная – отношения между политиками и учеными вообще, другая – советская традиция, переросшая в российскую.
Говоря о первой, вспоминаю, как я в 1991–1992 годах работал в Институте мира США в Вашингтоне. Президентом был Сэм Льюис, известный ученый и дипломат, который вскоре занял ответственную должность руководителя отдела планирования политики в Госдепартаменте. Спустя несколько лет мы встретились на какой-то конференции, он уже ушел с этой должности. Сэм Льюис сказал мне: «Главное, что меня потрясло, когда я пришел в Госдеп, это то, что, как оказалось, докладные записки, которые мы туда писали из института, как правило, отправлялись в мусорную корзину…»
Люди, делающие практическую политику (policy makers), всегда презирают ученых, теоретиков, «яйцеголовых» (eggheads). В США кругозор политика или дипломата ограничен периодом в восемь лет, то есть два президентских срока; дальше никто не заглядывает, ведь смена большого начальства автоматически ведет и к замене чиновников. Поэтому и в голову никому не придет разрабатывать грандиозные долгосрочные планы: этим занимаются только «яйцеголовые» в многочисленных think tanks, научно-исследовательских институтах. И когда я вижу у нас статьи, написанные людьми, которые годами жили в Штатах, и читаю, что Госдеп и Пентагон вместе с ЦРУ планируют американскую экспансию на десятилетия вперед, оторопь берет: жить в стране и не понимать особенностей ментальности и психологии людей! А недавно прочел и такой перл: англичане, оказывается, не планируют в своей политике ничего менее чем на 50 лет…
Чего же удивляться, что в России так низок уровень понимания Запада? Даже многие профессионалы-американисты не могли поверить ни в то, что Никсону пришлось покинуть пост президента из-за того, что его просто уличили во лжи при расследовании Уотергейтского дела о прослушивании штаб-квартиры Демократической партии, ни в то, что Буш не мог иметь никакого отношения к террористическому акту 11 сентября 2001 года.
Это, видимо, общее явление. А у нас в России, естественно, своя специфика. Я много десятилетий занимался мировой политикой и никогда не уставал поражаться, как трудно убедить деятелей из практических учреждений в правильности аргумента, если он не вытекает из общего советского понимания жизни, человеческой психики, политических норм и закономерностей. Господствовало убеждение, что везде и у всех – все, как у нас. Никакие различия исторического или психологического характера, связанные с традициями, религией, особенностями воспитания, не признавались. И в этом не было ничего удивительного, если исходить из того, что, как говорил Сталин, «кадры решают все» – а откуда кадры-то брались?
В России после Петра Первого сформировались две общности, о чем писали все наши великие писатели: одна – образованная городская публика, имевшая в качестве ядра дворянство, но сильно расширившаяся за счет чиновничества, разночинной интеллигенции, разного рода общественных слоев того типа, который впоследствии в Европе стали называть средним классом. Другая –до 80% населения – неграмотное крестьянство и городские низы, люди, даже плохо понимавшие язык образованных горожан. В результате революции и Гражданской войны первая, малая общность была почти целиком уничтожена, осталась небольшая прослойка, в основном воспринявшая «пролетарскую» культуру, в которой смешались ментальность и психология новых, советских средних слоев мещанского типа (лучше всего описанная Зощенко) и романтика революционной интеллигентной молодежи. В город нахлынули и быстро усвоили новую тоталитарную систему ценностей массы невоспитанной, плохо образованной – вернее, криво и ложно образованной – молодежи. Из этой же плазмы появились и кадры всех уровней, занявшие со временем места первоначальной революционной интеллигенции, погибшей в годы сталинского террора.
Возникло настоящее народное государство: мне доводилось много общаться с руководящими кадрами среднего уровня, например ЦК партии. По своим нравам, языку, вкусам эти люди ничем не отличались от своих водителей или продавцов магазинов. Господствовал грубый, хамский псевдопролетарский стиль с безобразным издевательством над религией и «культурой эксплуататорских классов». Когда мне было лет 10, я даже не знал таких слов, как «Библия», «Евангелие», «Рождество», «Пасха», только из книг классиков мог ознакомиться с такими понятиями, как великодушие, сострадание, сочувствие, милосердие, деликатность.
Уже в 50-х годах, выполняя задания в сфере формулирования новых постсталинских ориентиров международной политики, я столкнулся с удивительными персонажами на ответственных должностях. Был некто Мухитдинов, бывший первый секретарь ЦК Узбекистана, переведенный в Москву и курировавший почему-то здравоохранение и политику СССР в странах Азии и Африки.
Вот он диктует нашей группе слова готовившегося документа самого высокого уровня: «Югославские империалисты, как цепные псы империализма…»
Я не выдерживаю: «Нуреддин Акрамович, как же так, ведь только два года тому назад Никита Сергеевич приветствовал югославского президента словами: «Дорогой товарищ Тито!»…
Вот его ответ: «Мы же не пишем «цепные псы», мы пишем «как цепные псы». Такой уровень.
В 1962 году на всесоюзной конференции в Ташкенте разговариваю во время обеда со вторым секретарем ЦК республики. Спрашиваю, уж не помню почему, не опасаются ли землетрясения, подобного ашхабадскому. Помню дословно его ответ: «Нет, ни в коем случае. Во-первых, у нас в узбекской земле очень много полезных ископаемых. Во-вторых, нельзя забывать, что Узбекистан перешел к социализму, минуя капиталистическую стадию развития». Через четыре года было страшное ташкентское землетрясение…
Народ, казалось, был оболванен до предела. Помню, в 1968 году ездил я по Краснодарскому краю с лекциями о международном положении, и шофер общества «Знание», молодой парень, говорил: «Чехи – все гады, всех расстреливать надо!» – «Почему?» – «А что они от нас уйти хотят? Америке продались».
Однако и в ЦК, и в МИДе было немало высокообразованных, культурных людей, им приходилось подлаживаться под общий плебейский стиль, и до поры до времени им ходу не было. Но вот в конце концов количество людей, понимавших необходимость перемен, увеличилось до такой степени, что многие из них стали советниками и помощниками самых высоких лидеров – Горбачева, Яковлева, Шеварднадзе. Тогда началась перестройка, породившая гласность, которая – я убежден – и погубила советскую власть.
Но погубила ли? Сейчас становится все яснее, что рухнула советская система управления вместе с идеологией, на которой она держалась, но нравы, навыки, повадки, традиции, ментальность, дух – изменилось ли все это настолько, что можно говорить о кардинальной, фундаментальной перемене? Увы, похоже, что нет. Существует новая «большая общность», сохранившая многие психические черты, особенности, архаичные стереотипы и предрассудки как дореволюционной неграмотной крестьянской массы, так и того, что называлось «новая историческая общность – советский народ». И этим успешно пользуется некая социально-политическая сила, которой трудно дать определенное название. Квази-патриоты, но не только. Сталинисты, но не только. Мракобесы, спекулирующие на настроениях православных людей, но не только. Помесь, новый «чудесный сплав». Реакционеры-консерваторы, многие из которых имеют ярко выраженные черносотенные и даже фашизоидные черты. В известной мере к ним подходит термин 20-летней давности – «красно-коричневые».
Это не политическая партия и не социальное движение. Не большевики, не нацисты, не фашисты. Скорее фаланга. Для простоты можно употреблять такое название. Вектор – тоталитарный, милитаристский, сугубо антиинтеллектуальный, антилиберальный, антизападный, средневеково-инквизиционный. Пропаганда – предельно упрощенная, примитивно-лживая, но точно рассчитанная на поддержку именно той «большой общности», то есть основной массы населения, о которой шла речь выше. Попадает в цель без промаха.
Вспомним «Исторический процесс» и другие похожие телевизионные передачи, ныне изгнанные с экрана. Телефонный опрос зрителей: Кургинян еще рта не успевает открыть, а уже по экрану бегут двузначные цифры в поддержку его позиции (еще неизвестно, какой конкретно по данному вопросу, но это неважно). Масса поддерживает фалангу.
Наиболее крайние, фашистообразные из фалангистов поддерживают власть изо всех сил, но недовольны ее чрезмерной мягкостью. Им хотелось бы сделать Путина вторым Сталиным. Подозреваю, что именно эти экстремисты организовали убийство Немцова.
Слушал по «Эху Москвы» передачу о новом едином учебнике. Говорилось о том, что это нелепая, бесперспективная затея, ее не примут, все увидят, что это будет предельное упрощение, искажение истории, как же можно учить детей по таким учебникам… Подумалось: все же нет предела наивности приличных людей, их иллюзиям. Неужели трудно понять: те, кто проталкивает такие проекты, вообще не думают о том, верно ли поймут дети историю. Важно совершенно другое: утвердить единый, высочайше санкционированный, а значит, единственно правильный взгляд на прошлое, настоящее и будущее. Чем меньше будут знать и понимать новые поколения, тем лучше.
Один из персонажей, не помню уж какой, повести Сент-Экзюпери говорит о своем подчиненном унтер-офицере: «Он вообще ни о чем не думает. Это лишает его возможности думать неправильно». Вот вам идеал. Кому нужны думающие, высокоэрудированные, оригинальные люди? С ними одна морока, они во все лезут, всех критикуют, что-то предлагают. Все им не так. Говорят, без интеллигенции такого типа все хуже будет и с экономикой, и с уровнем жизни. Ну и что? Наш народ и не такое терпел. Пусть даже будет хуже, зато прижмем всех этих либералов, из которых только враги народа и могут вырасти.
Как сказал некогда один высокопоставленный идеолог из ЦК КПСС, «волчья стая ревизионистов свила себе осиное гнездо в некоторых институтах Академии наук». Это не анекдот. И когда я вижу то, что делают сейчас с академией – а ее просто уничтожают, – я вспоминаю эту историю. Что там говорить о едином учебнике – он не может не появиться. Ликвидировать гнезда либералов, ввести единомыслие, всем объяснить, что такое «пятая колонна» – а для этого и реабилитировать постепенно сталинизм: мол, вождь успел-таки от нее избавиться, а то и войну бы проиграли; вот и сейчас порохом запахло, пора устроить чистку, вернуть термин «враг народа» – вот историческая задача. А вы о каких-то там учебниках…
