Мария Свешникова
Еще 10 лет назад волонтеры напоминали отважных, но безумных первопроходцев, к которым присоединяться никто не спешил.
Фото Fotolia/PhotoXPress.ru
«Спешите делать добро», – часто повторял русский врач немецкого происхождения Федор Иванович Гааз, служивший обществу почти 200 лет тому назад. Сам доктор никогда не отступал от собственного правила: он многое сделал, чтобы улучшить жизнь узников в тюрьмах, кормил бедных и бесплатно раздавал им лекарства. Слова доктора Гааза забылись в XX веке, чтобы удивительным образом возродиться.
И вот, осенью 2015-го я просматриваю ленту Facebook: один собирает деньги, чтобы утеплить стены в деревенском доме престарелых, другой просит помочь пристроить 15 щенят, обнаруженных на помойке в коробке из-под шпрот, третьему обязательно нужно вывезти больного ребенка на реабилитацию в специализированный лагерь. Безногому не помешали бы удобные полочки для кухни, уездной больнице – дорогостоящие лекарства или перевязочный материал, заключенные мечтают о книгах русских писателей и поэтов. А многодетный священник в далеком селе, где в приходе всего-то пара старушек, просит помочь собрать детей к новому учебному году.
Просьбы множатся, заполняя собой пространство. Я не в обиде – сама сформировала список друзей, две трети из которых занимаются благотворительностью. Тщательно выбираю несколько объявлений в месяц, чтобы разместить их у себя на странице и обратить внимание моих читателей: либо из самых срочных, либо из совершенно бесперспективных. Выписываю их на листочек с гордым названием «бюджет», наклеенный на холодильник, потому что запланированные расходы гораздо проще принять и оплатить, чем неожиданные.
Просьб становится так много, что иногда накрывает паника: кажется, что никто не в силах собрать полтора миллиона на лечение, сделать ремонт в десятке домов престарелых за одно лето или упросить вокалиста рок-группы Scorpions Клауса Майна спеть для пациента хосписа. Проходит неделя, месяц. И неожиданно ты начинаешь получать новости: электрическая коляска для мальчика с БАС (боковой амиотрофический склероз. – «НГ-политика») куплена, бабушкам и дедушкам оплачены противопролежневые матрасы, собраны деньги на сложнейшую операцию. Для малыша с неизлечимой болезнью нашлись приемные родители. И даже Майн согласился петь, пусть и по телефону. Это означает, что закрыты десятки, а иногда и сотни просьб о помощи.
В этот момент тебя накрывает невероятное счастье, секрет которого изумительно прост: оказывается, людей, желающих творить добро, сегодня стало гораздо больше, чем нуждающихся в помощи.
Конечно, это произошло не сразу. Всего-то лет 10–15 назад благотворительных фондов практически не существовало, а их немногочисленные сотрудники и волонтеры закрывали собой все проблемы одновременно: круглосуточно (без преувеличений) упрашивали знакомых сдавать кровь (и сами сдавали ее), с огромным трудом собирали деньги на один-единственный аппарат, радовались, если удавалось оплатить лечение хотя бы одному ребенку. Министерство здравоохранения отказывалось сотрудничать с фондами, больницы не воспринимали желание помогать серьезно и, случалось, запрещали фондам появляться даже в коридорах, не то что в палатах пациентов (однажды главврач лично выгнал меня из «своей» больницы за вопрос: почему аппарат стоимостью в несколько десятков тысяч евро используется как дополнительная полка в гардеробе?). Что до журналистов, им приходилось неделями «пасти» главных редакторов, выслеживая у тех приступ благодушия, чтобы пропустили хотя бы небольшой материал, рассказывающий о благотворительности.
Мы все чувствовали себя слегка первопроходцами в деле благотворительности или партизанами отряда «Милосердие». Мы вели борьбу с очевидными для всех проблемами и трудностями, помогали людям, однако никто не спешил присоединяться к отважным, но безумным смельчакам. На всякий случай даже сочувствующие старались выражать свою симпатию украдкой. Чтобы никто не заметил.
Прошел десяток лет, и ситуация коренным образом изменилась. Теперь, случается, я не успеваю прочесть просьбу, как обнаруживаю, что уже нашлись те, кто готов прийти на помощь – перевезти, подежурить, починить, организовать поддержку. Да просто сказать участливое слово тоже важно – на них бесконечно скупа современность.
Партизанское движение вышло из подполья и приобрело официальный статус. Сегодня директоров благотворительных фондов регулярно приглашают на совещания в Минздрав. Руководство многих больниц имеет постоянную связь с сотрудниками фондов и их волонтерами, оповещая их о возникающих проблемах, а благотворительные мероприятия порой получают статус городских.
Это не значит, что ситуация стала идеальной: поток нуждающихся в помощи не становится меньше, список задач не сокращается и не уменьшится никогда, потому что люди не перестанут страдать и болеть. Главное – количество готовых помогать увеличивается с каждым днем. Кроме того, если раньше благотворители и их волонтеры базировались только в Москве и в Питере, сегодня они появились по всей стране…
Рассказывают, будто некий шапочный знакомый доктора Гааза дал ему такую характеристику: «Идеи и образ жизни этого человека столь необычны для нашего времени, что он либо дурак, либо сумасшедший, либо святой». Забавно, но в нашем наполненном стрессами, неурядицами и болью времени Федор Иванович был бы не так одинок в своих идеях о доброделании, как в своей эпохе.
Добрый доктор довольно быстро сумел бы сколотить небольшую армию единомышленников: спустя два века оказалось, что людей, способных и желающих творить добро, бесконечно много. И становится все больше.
