Георгий Мирский
Повстанцам, которые против режима Асада, тоже не безразлична судьба страны. Фото Reuters
Каковы перспективы сирийской операции России? Президент Путин четко обозначил две вещи: Сухопутные войска в Сирию посланы не будут, а удары с воздуха будут продолжаться в течение времени, необходимого для наступательной операции сирийской армии. Все логично: войны не выигрываются действиями авиации. Год тому назад я писал в «НГ»: «Бомбить каждый может, а кто пошлет танки и пехоту?» Никто не послал. Значит, решающим фактором оказывается сирийская правительственная армия. Что она собой представляет?
Арабская весна в Сирии начиналась так же, как и везде. Подростки рисовали на стенах домов одни и те же слова: «Народ хочет падения режима», с ними жестоко расправлялась полиция, потом протест перерастал в бунт.
Отличие Сирии от Туниса, Египта и Ливии заключалось в том, что в ней существовали межобщинные противоречия: 70% населения – сунниты – терпели власть 12% алавитов – особой секты, некогда выделившейся из шиитского толка ислама. Можно ли алавитов рассматривать как шиитов – вопрос спорный, но важно то, что их считает таковыми суннитское большинство населения Сирии, а еще важнее вот что: вековая ненависть к шиитам, подогреваемая ваххабитской концепцией, согласно которой шииты даже хуже неверных, окрашивает кровавым цветом все те акции, которыми прославились выходцы из «Аль-Каиды» в Ираке и Сирии. Алавитское меньшинство населения противостоит суннитскому большинству; без учета этого кардинального обстоятельства нельзя понять, почему правительственная армия, вооруженная первоклассными российскими самолетами, танками, ракетами и орудиями, в течение четырех лет так и не смогла справиться с теми, кого президент Башар Асад пренебрежительно называет бандой уголовников, наемников и террористов. Пришлось обращаться к помощи «большого брата».
Конечно, далеко не все сунниты выступают против режима Асада, более того – в его армии солдатская масса укомплектована главным образом призывниками-суннитами. Однако их боевой дух, видимо, не очень высок, особенно если им приходится сталкиваться с фанатиками – джихадистами, для которых великое счастье – умереть за свою веру. Но при этом отметим два момента: во-первых, с этими фанатиками армии приходится воевать главным образом последние годы, когда они нахлынули из Ирака, а в первые годы войны войскам Асада противостояла в первую очередь Свободная сирийская армия, состоящая из дезертиров, бежавших в Турцию. Но именно в этот период была утрачена большая часть территории Сирии, война запылала в пригородах Дамаска и в центре второго города страны – Алеппо. Следовательно, правительственной армии оказалось не под силу справиться даже с отрядами тех, кого называют умеренной светской оппозицией, несмотря на подавляющее превосходство в вооружении. Во-вторых, те, кто видел на экранах телевизоров сирийских беженцев, хлынувших в Европу, не могли не заметить множества молодых мужчин. И хотя часть из них, независимо от религиозной принадлежности, бежала, спасая свою жизнь, немалое число этих людей явно стремилось избежать призыва в армию, тем более что Асад в текущем году впервые признал нехватку живой силы.
Вот такой армии (правда, вместе с ней воюет и ливанская «Хезболлах», и иранский спецназ, но они не слишком многочисленны) предстоит довершить то дело, которое начали российские самолеты: разгромить силы исламистских пришельцев-террористов, то есть ИГ (запрещенное в России) и «Джебхат ан-Нусры». Но эти силы – отнюдь не основная часть противников режима Асада, и с ними правительственная армия соприкасается лишь на двух-трех участках, а воевать приходится главным образом с частями Свободной сирийской армии и другими местными, сирийскими, суннитскими формированиями, как светскими, так и умеренно исламистскими. Пока что о серьезных успехах не слышно. Сообщается, что освобождены какие-то населенные пункты (но на картах это не показывается), что враг в панике бежит, бросая оружие (но ни одного пленного, видимо, нет, иначе был бы поднят торжествующий шум). А ведь освободить Сирию – это значит одолеть всех врагов, как реальных террористов, так и войска внутренней оппозиции; и может получиться так, что все враги режима перед лицом такого действительно грозного врага, как российская авиация, прекратят воевать друг с другом, и правительственные войска не смогут бить их поодиночке. Тогда вырисовывается перспектива длительной позиционной войны, продолжения тех вялотекущих боевых действий, которые были характерны для всех последних лет. Освобождать по нескольку населенных пунктов в неделю? А тем временем российская авиация будет бомбить и бомбить, и Россия будет продолжать операцию, которая обходится, как сообщают, в 4 млн долл. в день?
Возьмем оптимальный вариант: освобождена большая часть Сирии. Куда денутся боевики? Они не такие идиоты, чтобы сидеть в пустыне под бомбами. Они могут уйти в Ирак, но это не бегство, а перемещение. Вспомним «Талибан» и «Аль-Каиду», когда американцы после террористического акта 11 сентября 2001 года вторглись в Афганистан; боевики ушли из Кабула и всех крупных городов, переместились на юг, в горы, к пакистанской границе, пересидели, переждали – и вернулись. Они переместились. В Ираке семь лет тому назад, когда нынешнее ИГ (называвшееся тогда «Аль-Каида» в Ираке») было почти разбито, джихадисты ушли в Сирию, а в прошлом году снова переместились в Ирак. Они могут проделать это еще раз, и останется что? Поскольку российские войска исключаются, армия Асада сможет сопротивляться, только призвав опять из России авиацию, и все возобновится. Бомбим опять. Доколе? А конца не видно, так как у исламистов остается мощный тыл – Ирак. Но там уже потребуется просьба багдадской власти, а она вряд ли пойдет на разрыв с Вашингтоном. Да если бы и пошла, могло бы быть еще хуже для нас, ведь масштаб войны намного расширился бы, причем без надежды на то, что цель – уничтожение исламистского терроризма – будет достигнута.
А прекратить бомбежки – означает оставить сирийскую армию на произвол судьбы, в то время как ее враги будут усиливаться, не столько ИГ, которое может оказаться в изоляции, сколько «умеренные» при поддержке Турции, стран Залива и США. И дело может дойти до вовсе уж пессимистического сценария: режим Асада, спасенный Путиным, сидит на своем куске разделенной Сирии, сохраняет за собой Дамаск и Латакию, в лучшем случае и Алеппо, о восстановлении единого государства уже нет речи.
Но ведь официальная цель интервенции – задавить врага-террориста, прежде чем он доберется до России, и именно поэтому наш народ ее поддерживает. Люди, не слишком разбирающиеся в географии, думают, что армия исламистов может каким-то образом проникнуть в Россию (через Турцию, Иран? – абсурд!), или же боевики, которых уничтожает наша авиация, могут прибыть в Москву и устроить здесь взрывы. Почему-то не думают о том, что взрывы бывали и прежде – в Москве, Нью-Йорке, Лондоне и т.д. – задолго до того, как появилось ИГ, и никаких бомбежек не было, а убийцы как-то просачивались. И можно поставить вопрос: и даже в случае уничтожения живой силы ИГ – исчезнет ли мощное, динамичное, привлекательное для сотен и сотен тысяч молодых людей (далеко не только арабов) движение воинственного исламизма? Боюсь, что вряд ли. Семена, брошенные бен-Ладеном, уже принесли свои ядовитые плоды. Те бойцы, которые уцелеют после войны, вернутся в свои страны – израненные, озлобленные, помнящие похороненных товарищей и стремящиеся отомстить за них. Кому? Победоносному врагу – России, ведь ее роль в поражении «халифата» будет решающей, и эту роль ей не простят радикально настроенные сунниты всех стран, уже сейчас называющие русских пособниками шиитов, персов, американцев и сионистов.
Наивные люди у нас полагают, что бомбы уничтожат именно тех террористов, которые могли бы прийти к нам, взрывать и убивать. К сожалению, таких смертников немало найдется и в случае полного краха ИГ. В том числе и среди тех, кто не отправился воевать в Сирию. Подавляющее большинство российских мусульман – сунниты, и мы не можем знать, насколько успешна будет среди них пропаганда исламистов. Первая из возможных угроз – террористические акты. Это, конечно, худший вариант. Вторая – постепенное ухудшение отношений между людьми, исповедующими ислам, и остальными, в первую очередь русскими. Исламисты будут изображать жертв ударов российской авиации как мучеников, подчеркивая их суннитское вероисповедание. Пропаганда будет звучать так: «Мусульмане поднялись, создали халифат, чтобы стереть следы вековых унижений, и кто же нанес удар в спину? Россия. Русские возглавили шиитский лагерь. Они – враги ислама».
Однако отлично налаженный механизм пропаганды сумеет справиться с ситуацией в любом случае. Если произойдут теракты, народу объяснят, что это лишь ничтожная часть той кампании массового террора, которая развернулась бы, если бы большинство боевиков ИГ не погибли под нашими бомбами. Если операцию придется прекратить до уничтожения ИГ и Асад сохранит за собой лишь Дамаск и Латакию, можно будет дать людям понять, что все-таки наша поддержка позволила избежать худшего – захвата всей Сирии террористами. Безусловным плюсом операции будет объявлено создание российской военной базы в Сирии, выход нашего флота в Средиземное море и наконец – самое важное, самое главное – то, что Россия показала: она не только не изолированный изгой на мировой арене, но мощная сила, способная моментально и радикально повлиять на развитие событий в любом уголке земного шара.
Если говорить о международном резонансе, то на первый взгляд может показаться, что готовность России уничтожить такое универсальное зло, как глобальная террористическая сеть, резко повысит ее репутацию. Но поскольку воинственный исламизм – это мощное движение, имеющее глубокие корни и спекулирующее на специфической интерпретации текстов Корана, священных для всех мусульман, никакие самолеты и бомбы уничтожить его не могут. Поэтому серьезных плюсов сирийская операция России не даст. Более того, именно в этом пункте могут совпасть тезисы как западной антипутинской, так и экстремистской мусульманской пропаганды.
