Артем Комов  |
| Они понятия не имеют. что такое коллективизация, зато охотно надевают майку с серпом и молотом. Фото © РИА Новости |
Дебютное в истории страны племя «Я»: мы – первые за сотню лет молодые люди, которые могут выйти на улицу и, не оглядываясь по сторонам, начать орать, что в голову взбредет. По праву рождения, что называется.
Еще мы можем сами себя сфотографировать и развесить в Интернете. Мы можем учиться или не учиться. Можем получать деньги просто так или вообще не работать, и нам ничего за это не будет. Можем прикидываться кем угодно: начитанными, сердобольными, целеустремленными, воцерковленными и патриотичными… И, что самое главное, способны быть такими.
И нам на многое искренне наплевать. Мы даже думать не хотим о том, что такое коллективизация, но охотно наденем майку с серпом и молотом. А если про что-то не знаем, когда-нибудь посмотрим в Интернете. Мы можем бросить семью и уйти в армию, потому что так захотелось. Или наоборот… Именно самодурство и безалаберность и есть самый настоящий, несознательный искренний наш бунт против советской системы с ее бесстыжим контролем всего и вся.
Разумеется, приходится утрировать. В то время как большинство городов продолжает жить в парадигме лихих 90-х, говорить про свободу и легкость бытия – почти кощунство. Но все-таки есть то, что объединяет дизайнера из Санкт-Петербурга и читинского участкового. А именно – феерический пофигизм к истории. Поколение перестройки не разбирается ни в прошлом страны, ни в настоящем, ни в политике, ни даже в географии. Мы банально не знаем времени, в котором родились. В кухонном дискурсе о политике молодые люди запросто упомянут Путина, Сталина, Гитлера, «пятую колонну», отмену крепостного права, черта лысого и царя-батюшку. Но практически никогда – Горбачева.
Но Михаил Сергеевич, он же Горбач, – именно тот, кто номинально дал нам все это. Хотя он мало чем кому из нас, родившихся в постперестроечное время, помнится, кроме анекдотов, родимого пятна и полуночного речитатива таксистов о том, «какую страну развалил, мать его!». Если спросить, кое-как упомянут Берлинскую стену, сухой закон и окончание Афгана, но вряд ли объяснят, что это все такое.
Наверное, сами того не осознавая, мы сформировались в очень классное время. Бардак в экономике в начале нулевых худо-бедно притух. И помимо прелестей зарождавшегося капитализма мы получили еще кое-что. Нам не нужно было учить историю КПСС и ленинские тезисы. Не нужно было бояться за свои слова. Не было необходимости вступать в партию и испытывать на себе доносы и «давление коллектива». При том что в книгах и фильмах это было, мы в силу возраста не могли переложить на себя драму Павлика Морозова. Вместо этого мы наблюдали за расцветом музыки и мечтали попасть на «квартирники» рокеров, поющих о вреде коммунизма и лесбийской любви. Слушали попсу и отчаянный шансон, смотрели совершенно новые фильмы, выезжали на иностранные курорты. Короче, это была абсолютная свобода, которую мало кто до конца оценил.
К сожалению, зацикленный на политико-социальных рефлексиях пласт культуры оказывается с каждым годом все больше не у дел. Бунтари, «королевы и воины» рока с венозными ногами еще вдохновляют гаражные группы и ностальгирующих эмигрантов, но время их прошло, и все тут. Так же как в принципе прошло и время перестройки.
Сами по себе те годы не стали для нас какой-то определенной точкой. Сегодня в кучу свалено все: 80-е слиплись в неокрепших умах с 90-ми, а предшествующих тому лет застоя будто вовсе не было. Молодежь не может симпатизировать эпохам, в которых «ничего не происходило». В конце концов это скучно. Если там ничего интересного – черт с ним.
В школьной программе перестройку проходят в 9-м, а потом 11-м классе в самом конце учебного года, когда ребятам уже не до новых знаний, а учителям некогда нормально разложить материал – на носу контрольные, ЕГЭ и «бухгалтерия»… Плюс надо еще успеть пробежаться по новейшей истории (представленной в программе аж до югоосетинского конфликта 2008 года).
В итоге тот период стал чем-то обособленным, этаким прыщиком на светлом лице великого государства. Которое, судя по всему, было есть и будет, и ничего с ним такого и не было никогда.И уж совсем затерялся на этом фоне собственно Михаил Сергеевич, который, даже по мнению так называемых либералов, дал маху. Не тянет он по нынешним критериям на национального лидера. А значит, и не было его. Как «не было» Черненко, Андропова и Маленкова. Высокодуховная эпоха не терпит всякой мелочи. Нам нужны достижения и победы. Пусть совершенные не нами, пусть даже не нашими отцами, но схема-то старая, проверенная.
И такое вот восприятие истории, наверное, самое страшное, что могло бы с нами приключиться. Ведь мы выросли и уже воспитываем следующее поколение. Учителям, у которых и у самих-то до конца все в голове не улеглось, приходится объяснять, что такое КПСС, ребятам, которые Ельцина-то не застали. Несостыковки исторической правды и телевизионно-общественного симулякра (учебники же еще под новый курс вождизма не переписаны) страшно их путают. Все-таки в книгах Иосиф Виссарионович еще довольно «плохой человек»…
Как жаловался недавно в блоге один молодой преподаватель, «у нас по учебникам и в экзаменах – демократическое государство! Они же видят Конституцию, мы вслух ее читаем на уроках. А потом они идут смотреть Киселева – и у них каша в голове. У них же мозги засраны Интернетом и телевизором. Они приходят на урок и спрашивают, почему мы не можем силой захватить Киев и разбомбить американцев».
Как справляться с информационным потоком, учить нас было некому. В том же Интернете молодежь быстро расползается в группы по интересам, откуда носы не кажет. А власть все не может сформулировать ни историческую парадигму, ни вообще идею.
Истеричная ностальгия по советским временам логична, с ними связан весь ассоциативный ряд нашей культурной идентичности. Если сказать проще, там осталась вообще вся наша культура: литературная, музыкальная, кинематографическая, научная. Даже в детской литературе сейчас практически ничего не может тягаться с «советским» детством, описанным, скажем, в «Кортике» или в «Дяде Степе». Внушить нам, что тогда было лучше, оказалось делом нехитрым.
Советская метода ведения пропаганды, ставшая для многих государственных чиновников самоцелью, настолько всем знакома, что, кроме иронии, мало что вызывает. Мы можем поддакивать и искренне восхищаться каким-нибудь очередным «достижением», но, по сути, общество реагирует со всей иронией постмодернизма, идя в полный разнос. Но многие молодые люди пока предпочитают этого не замечать. Ведь все еще не верится, что начался треш. И уж совсем непривычно, что нам придется притихнуть и захлопнуть свое «я». И нас, таких самобытных, классных и задорных, смогут позже не только не вспомнить, но и даже в чем-то обвинить. И неважно, верите ли вы в Путина, в либералов или только в себя.
Если несколько лет назад государство активно спонсировало молодежные движения, а в публичном пространстве буквально дымилось все от идеи воспитания нового поколения, талантливого к наукам и свершениям, то сегодня мы официально не делаем ничего. Потому что страна встает с колен без нашего участия – этим специальные люди занимаются. А наша миссия – быть на шухере, посвистывать, и бог в помощь. Наверное, стоит признать, что сегодня мы живем в очень скучном времени. Сейчас главное – не тупить, не сходить с ума и попытаться понять свое место в этой стране. Власть дала понять, что у нее на нас планы. А у нас на нее – никаких. Робкие, больше карнавальные попытки протестов кончились. Протестовать, в общем-то, не против кого. Да и не за что.
Ведь мало кому (из нас, подчеркну) взаправду интересно, что там сейчас в Крыму с электричеством и пенсиями. Мало кому интересно, куда делись вооруженные, одурманенные на голодный желудок зэки, кем-то высвобожденные из луганских колоний. Мало кому интересно, как борются внутри страны, на местах, с известной запрещенной неправославной организацией. Это все мелочи и детали…
Коллективное бессознание у молодежи еще только вырабатывается. Пока это банальное желание не думать о том, почему в рекламе шампуня все хорошо, а в жизни не очень. Сейчас это обоюдное стремление власти и населения чувствовать себя важными и нужными. Чуть позже, когда утвердятся правила игры (такие же, как и родители рассказывали), станет гораздо проще. Все подтянутся, остепенятся и будут жить да поживать, не рыпаясь.
Мы росли в настолько уникальном по активности культурном и общественном поле, что стали слишком самоуверенны. Но забываем, что если перестройка, как к этому ни относись, оставила существенный след в культуре нашей великой родины, то мы пока при всей своей творческой неординарности не создали вообще ничего, кроме вялой рефлексии и культа личности человека, умершего лет этак 60 назад.
И если сегодня мы с такой легкостью вымываем из памяти целые десятилетия, не получится ли, что лет через 15–20 наша молодость, культура и ценности окажутся вне закона либо станут… ничем?
