Александр Верховский  |
| В поисках баланса между свободой и несвободой? Иллюстрация Fotolia/PhotoXPress.ru |
Недавно предстоятель Русской православной церкви в очередной раз высказался в том духе, что есть вещи поважнее прав человека, и более того, последние всерьез покушаются на эти самые вещи поважнее. Патриаршее выступление наделало шуму, но стоит задаться вопросом: о чем мы должны в связи в ним больше беспокоиться – о правах человека, о Церкви, о российском обществе в целом?
И ведь патриарх далеко не одинок в критических выступлениях в адрес прав человека как концепции или правозащитников как людей, воплощающих эту концепцию в повседневную жизнь.
Вот Рамзан Кадыров ведет форменную войну с Комитетом по противодействию пыткам, который позволяет себе вести дела о пытках в самой Чеченской Республике. Кадыров не пускается в концептуальные дискуссии, как патриарх Кирилл, это не его. Зато он прямо говорит, что непослушные правозащитники «покрывают шайтанов», то есть, переводя с современного чеченского политического жаргона на более общепринятый жаргон, мешают борьбе с терроризмом.
В выступлениях патриарха и главы Чечни, при всех их серьезнейших отличиях, есть явная общность. Кадыров фактически говорит, что права человека мешают безопасности и стабильности – в его понимании, конечно. Патриарх Кирилл видит в правах человека угрозу стабильности «традиционных ценностей», пусть сама эта стабильность существует преимущественно в сознании патриарха и его единомышленников.
А еще правозащитные организации просто пачками записывают у нас в иностранные агенты. И хотя вроде обещали, что этот неприятно звучащий статус не означает никакого ущемления тех организаций, которые его удостоились, но выходит иначе. Впрочем, никто и не сомневался. В риторическом сопровождении кампании по выявлению «агентов» права человека противопоставляются государственному суверенитету и, конечно, опять стабильности, что бы это слово ни значило в нашем бурном мире.
Список людей и групп, выдвигающих претензии к концепции прав человека или к тем, кто их защищает, можно продолжить. Так, может, во всех этих претензиях к правам человека что-то есть? Ну да, есть: любые две системы ценностей в чем-то непременно будут конфликтовать на практике – не потому, что они выстроены против друг друга, а хотя бы уже потому, что по-разному расставляют акценты. Но так устроена жизнь в современном мире: систем ценностей много, они очень многообразно сочетаются не только в странах, но и в отдельных людях, и с этим надо как-то жить.
Но привыкать к этому многообразию тяжело. А особенно тяжело, когда тебе чьи-то ценности мешают делать по-своему. Тем более если ты начальник и не привык к помехам, иначе как от других начальников, находящихся в иерархии на сопоставимом или более высоких уровнях.
Права человека как концепция – это в первую очередь именно об ограничениях, направленных на защиту для людей, для всех людей, того, что описано как эти самые права человека. И не следует думать, что такая защита должна всем нравиться.
Самый банальный пример: свобода слова – это свобода и для слова, кого-то задевающего. Иначе, собственно, о ней бы и говорить не стоило. Поэтому патриарху и многим другим хочется эту свободу ограничить, ссылаясь при этом на то, что слова задевают. Они действительно задевают. А ограничения на свободу – не задевают? Как тут найти баланс? Это не очень просто, применительно к свободе слова на эту тему исписаны уже тонны бумаги, законы в этой сфере постоянно обсуждаются и меняются во всем мире. Но в дискуссиях заметно, что кого-то больше задевают ограничения свободы, а кто-то к ним привык, и его они задевают меньше. Такая разница между людьми осложняет поиск баланса.
Или возьмем свободу от пыток. Эта свобода, в отличие от свободы слова, считается безусловной: пытать нельзя никого и никогда. Но это же помеха тем, кому срочно надо выпытать данные о преступнике, например о террористе. Мы готовы тут искать баланс? В тот момент, когда мы боимся того же теракта, вроде уже и готовы. Но стоит вспомнить, почему запрет на пытки является безусловным, как непросто пришли демократические страны к этому запрету, к тому, что пытать нельзя, даже если есть шанс выпытать нечто очень важное. Конечно, любой тезис можно и нужно подвергать сомнению, любой опыт – переосмыслению, но это не значит, что мы должны вернуться во времена князя Ромодановского и снова шаг за шагом пройти весь путь осознания порочности его методов.
Да, запрет на пытки кое-кому мешает, но он же – если соблюдается – заставляет этого кое-кого повышать свою квалификацию и учиться вести не пыточное следствие. В сущности, то же соображение относится не только к пыткам, но и к прочему произволу чиновников в погонах и без. Вот как бы еще это соображение усвоить...
Начальников понять легко: «он знают, как надо», а все остальные им вроде только мешают. И эти «все остальные» могут выбирать – положиться на начальников или позаботиться о гарантиях. Права человека – это про гарантии. Гарантии в каждом конкретном случае могут казаться избыточными, могут мешать. Но весь смысл гарантий в том, чтобы не пересматривать их в каждом конкретном случае, потому что постоянная возможность пересмотра разрушает саму идею гарантии.
Когда-то, до современности, без гарантий прав человека и обходились, и жили же как-то, что называется. Потом понемногу – начиная с Magna Carta, с Декларации прав человека и гражданина, с Европейской конвенции по правам человека – стали жить иначе. Но, конечно, все равно остаются люди, которые хотят назад, в традиционное общество.
Причины такого стремления – не обязательно личные или политические интересы, хотя, когда мы говорим о политических деятелях или чиновниках, именно эти интересы обычно и рассматриваются. Многие люди просто сами лично, по своему интеллектуальному и нравственному развитию еще не вполне современны, тяготеют к традиционному обществу. И эти люди потом просто придумывают (или заимствуют) какие-то теории в оправдание этого факта личной биографии. Самые популярные из этих теорий – о культурной особости, и их стоило бы обсуждать подробнее, но, очевидно, не в рамках такой колонки.
Увы, это не только про начальников или про каких-то «плохих парней», это про многих из нас, может быть, даже просто про всех нас в той или иной степени. И увы, целые группы людей, а порой и целые страны проваливаются в прошлое, в котором права человека – это не часть институциональной структуры общества, а некая экзотическая идея. Никто потом не рад случившемуся, но разумные выводы из провала тоже делаются далеко не всегда. Нам в сегодняшней России, переживающей множественные попытки реабилитации Сталина, это легко заметить. Поэтому права человека были и остаются столь хрупкой концепцией.
