Протест – это не патология

Полицейский характер реакции власти на публичное несогласие граждан в последнее время становится едва ли не единственным. Фото Агентство «Москва»

Тема гражданского протеста и реакции властей на него – одна из ключевых для понимания как общественных процессов, так и сути политического и административного режима страны. Однако внимание, ей уделяемое – и в науке, и в публицистике, и в СМИ, – явно недостаточно. А если оно и уделяется, то весьма поверхностно и тенденциозно. Хотя оно не просто заслуживает, а требует самого серьезного анализа. Ведь в известном смысле массовый гражданский протест можно рассматривать как заявку на политическое участие от граждан, считающих себя отчужденными от политических процессов. В этом материале я хочу обсудить не содержательную сторону тех или иных протестных акций, не требования, выдвигаемые протестующими, не их конкретные поводы. Они очень разные, и каждый случай заслуживает отдельного разговора. Речь пойдет о другом.

О протесте как социальном феномене в сегодняшнем российском обществе и реакциях на него властей. Общая суть протеста – выражение гражданами публичного несогласия с теми или иными действиями властей, пренебрегшими, по их мнению, их нуждами и ожиданиями, причем часто в демонстративно оскорбительной форме. Редкая неделя проходит без того, чтобы не добавить примеров такого – «угрюм-бурчеевского» на более высоких уровнях и «унтерпришибеевского» на уровнях низших, технических – их поведения. Напомню лишь самые яркие: Немцов мост, снос домов – памятников культуры и архитектуры, «спецоперация» по уничтожению палаток и магазинчиков около станций метро, уничтожение части территорий парков для прокладки магистралей или коммерческой застройки (наиболее вопиющий пример – Кузьминки). Но, повторю, сегодня моя главная тема не суть того или иного казуса, а возникшее в связи с ним противостояние между гражданами и администрацией, его формы и реакции чиновников и исполнителей их распоряжений – явных или скрытых.

Порой чувство оскорбленного достоинства, удар по самоуважению людей становятся важнее самого конкретного повода. Классический пример – спонтанный массовый выход людей на улицу в ответ на жульнические махинации на выборах осенью 2011 года или на приговор Алексею Навальному. 

Люди стремятся перейти от положения бесправных и часто унижаемых просителей к роли полномочных, защищенных правом партнеров власти в обсуждении и решении проблем, непосредственно затрагивающих их интересы. Что соответствует и современным стандартам отношений администрации и граждан, и политической риторике, и Конституции, и законам. Подданническое сознание как в форме делегирования права решать наверху («за нас руководство думает», «начальству видней» и т.п.), так и в форме декларирования собственной неспособности повлиять на развитие дел («что я могу») в развитых странах постепенно уходит в прошлое.

К сожалению, в политических кругах это пока не очень понимают. Власть не желает уступать роль единоличного распорядителя общественными благами – их предоставлением, ограничением, отменой. И неудивительно – ведь в администрациях разного уровня преобладают и туда самоотбираются люди с определенного типа ментальностью, с психологией либо начальников (причем уровень командирства не важен), либо бездумных, лишенных чувства социальной ответственности исполнителей.

Поэтому реакция властей на любой протест или даже на его видимость чаще всего носит полицейский характер. В ней преобладают злобность по отношению к «посмевшим» выразить с ними несогласие, запретительный рефлекс и трусливо хватательный инстинкт. Типичный постсоветский бюрократ унаследовал от бюрократии советской страх перед любой неподконтрольной социальной активностью граждан. И реагирует он на нее жестоко и неразумно даже с точки зрения последствий как для системы, так даже и для себя лично. И дела не меняет, что бюрократия высшего, законодательного уровня обеспечивает уровням низшим видимость законности их действий принятием законов как минимум сомнительной конституционности. К 20-летию принятия Конституции мы, более 60 юристов страны, в том числе ряд ведущих специалистов по конституционному праву, написали нечто вроде коллективного меморандума, предупреждающего об опасности запретительно-репрессивного уклона нашей правовой системы, включая принятие правонарушающих законов и неправосудных действий судей при рассмотрении дел о протестах. К сожалению, наше мнение не было услышано ни законодателями, ни Конституционным судом. Вместо этого общество столкнулось с полицейско-репрессивными, направленными на устрашение протестующих мерами. Апофеозом стало массовое избиение демонстрантов на Болотной площади 6 мая 2012 года и последующие, продолжающиеся и поныне их уголовные преследования.

Люди тогда не предполагали подобного поворота, напомнившего глухо советские, еще догорбачевские времена. Ведь манифестации зимы 2011/12 года, получившие название «снежной революции», носили подчеркнуто мирный, в чем-то даже романтический характер. Он был пусть наивной, но апелляцией к добру с надеждой на адекватный ответ. Вспомним хотя бы преобладавшие на них ироничные, смешливые лозунги. Не случайно их символом стали белые ленточки. И последовавшая после краткого периода растерянности жестокая репрессивная реакция властей была для многих неожиданной. Ситуация изменилась. Протестный потенциал раскололся. Часть людей разочаровалась, часть просто махнула рукой и ушла в частную жизнь, но кто-то и радикализировался, а может, и «ушел в подполье» в ожидании более подходящих времен.

Но в любом случае это негативно повлияло на моральный облик власти в глазах населения. Ее боятся, к ней приспосабливаются, ее по возможности сторонятся. Но не уважают. И ни личные рейтинги отдельных политиков, ни солидарность с властью в отдельных вопросах не компенсирует отсутствие уважения к ней как таковой. Утрачена вера в ее порядочность. С моей точки зрения, уже по одной этой причине данная политическая линия контрпродуктивна в не очень далекой перспективе. Ведь поскольку проблемы, вызывавшие протест, никуда не делись, а только множатся, то и протестный потенциал отнюдь не исчез, а в ответ ищет новые формы. Конечно, любые аналогии имеют ограниченную ценность, но забывать об опыте Украины тоже не стоит.

Формы протеста

Гражданский протест необязательно должен происходить в форме массовых митингов и демонстраций, хотя, судя по зарубежному опыту, это, может быть, самый действенный вариант. Но есть и другие способы выражения гражданской солидарности и потребности в самоуважении. Перечислю некоторые.

Немцов мост. Пожалуй, это наиболее яркий и резонансный пример того, как администрация «на ровном месте» создала конфликтную ситуацию, оскорбляя многие тысячи людей. Не буду обсуждать политический аспект фигуры Бориса Немцова. К нему относятся по-разному. Это отдельная тема. Для нашего сюжета важно другое: он стал для очень многих чем-то вроде культовой фигуры, страдальцем за идею. Иначе не было бы ни многотысячных маршей, ни постоянного украшения места его гибели цветами, национальными флагами, иной атрибутикой, ни «тихих героев», в мороз и жару 24 часа дежурящих там уже два года. Нравится это кому-то или нет, но место его убийства стало чем-то вроде народного мемориала. По данным совсем недавнего социологического опроса, четверть россиян (25%) поддерживают идею установления мемориала на этом месте. Год назад их было 19%. И, обратите внимание, это данные общероссийского опроса. Очевидно, что в Москве цифры значительно выше. Поэтому систематические, демонстративные и циничные его разрушения работниками Мосгормоста при содействии полиции есть пощечина общественному мнению. С без труда предсказуемыми последствиями. И бюрократические аргументы о «несогласованности» мемориала не работают, а лишь множат неприязнь. И хорошо бы, чтобы были известны имена конкретных вдохновителей и организаторов «спецопераций». Может, это в какой-то мере удержит их руку? В науке есть понятие «административное зло», думаю, в данном случае больше подходит другое понятие – неумная «административная подлость».

Дальнобойщики. Это совсем другая история. В ней изначально не было даже элементов политического оппонирования. Однако власть, сделав акцент на полицейские меры, своими руками его создала. В результате протест радикализировался, и на 27 марта его организаторами объявлена всероссийская забастовка водителей, последствия которой не берусь предсказать, но ясно, что расхлебать их будет непросто.

Дадин. Вообще одиночные пикеты. Тут, к счастью, все стало настолько ясно, что не требует моих комментариев.

Штабы Навального. К нему тоже относятся по-разному. Но нелепо закрывать глаза на его популярность. И то, что к открываемым им по стране «штабам», при всей практической бесперспективности этого шага, стекаются волонтеры, тоже одна из форм протеста. И реагировать на это очевидно глупыми провокациями мелких подонков, отключением света и т.п. – тоже пример контрпродуктивной неадекватности.

Перенесемся в Петербург, где в последнее время также усилилась протестная активность. Не будем входить в сущность противостояния вокруг Исаакия, но не упомянуть о нем в контексте нашей темы просто нельзя. Обратим внимание на другой эпизод. 8 марта, в широко и с множеством сладких слов празднуемый женский день, питерские феминистки попытались провести несколько своих обычных мелких акций на Невском. И полиция не нашла ничего лучшего, как их пресечь, а девушек грубо и жестоко скрутить. Естественно, это попало в Сеть и стало лишним аргументом в теме лицемерия властей.

Просто перечислю другие формы протеста, не столь яркие по форме, но по сути отражающие близкие вещи. Обыск у правозащитницы, многолетнего члена Общественной наблюдательной комиссии за деятельностью ФСИН Зои Световой – когда на лестнице все 10 часов из солидарности сидели десятки людей. Волонтеры на выборах. Петиции. Митинги в форме встреч с депутатом. Стихийные акции благотворительности, их власти тоже не любят и боятся. Вспомним изначальную реакцию местных властей на помощь и приезд добровольцев. Даже просто перепосты расследований ФБК. А их, как известно, по одному недавнему «кейсу» за несколько дней набралось аж 10 млн. Думаю, тут есть повод социологам задуматься об интерпретации и итогов последних выборов, и некоторых заоблачных рейтингов.

Хватательный инстинкт

Вместо диалога с протестующими власть использует разные механизмы их запугивания – начиная от явно избыточной полицейщины на митингах и вообще в любых точках возможной неподконтрольной активности граждан, от неправосудных действий судов и до организации контракций. Я имею в виду как организуемые сверху митинги, так и прямые хулиганские выходки и нападения на участников нанятыми или иначе задействованными подонками – шпаной. Их любимое «оружие» – зеленка и шприцы со всякой пакостью. Причем нападают они не только на участников шествий и митингов. Однажды это произошло на чествовании съехавшихся со всей страны школьников – победителей конкурса «Мемориала» «Человек в истории». Тогда они напали на шедших туда поздравить детей писателя Улицкую и социолога Голубовского. Соучастие в этом властей очевидно хотя бы по тому, что нападающие гопники остаются практически безнаказанными.

И я бы воздержался сваливать все на полицию. Разумеется, она выполняет основную, самую грязную часть работы. И некоторые делают это не без удовольствия и не без элементов садизма. Известен даже особо отличающийся в этом один из спецотрядов ОМОНа. И их в отличие от полиции демократических стран учат защищать в первую очередь не граждан, а власти. И соответствующим образом отбирают, продвигают и стимулируют. Вспомним хотя бы демонстративную раздачу ключей от квартир омоновцам, «пострадавшим» во время избиения демонстрантов на Болотной.

Но, с другой стороны, полиция – структура военизированная, где приказы должны выполняться неукоснительно. И мне не кажется справедливым видеть в них главный источник зла. Скорее они могут оказаться кандидатами на роль главных козлов отпущения, как уже неоднократно бывало и в нашей, и в других странах. К тому же полиция, как известно из истории, порой склонна «менять сторону». Может, с этим отчасти и связано создание «суперполиции» – нацгвардии?

Впрочем, поиск конкретных виновников – не задача статьи. Более важным представляется попытаться понять механизм. А он, по крайней мере отчасти, состоит в том, что власть во многом опирается не на лучших, а на худших. И происходит негативный отбор людей, работающих на систему. Ведь очевидно, что в целом протестующие умнее и честнее тех, кто противостоит им с другой – государственной – стороны. Думаю, более важную деструктивную роль играют судьи, выносящие заведомо неправосудные приговоры по делам о задержаниях и арестах протестующих. Это вопрос специфики их карьеры, о чем, в частности, недавно рассказывал гораздо более компетентный в данном вопросе, чем я, адвокат Генри Резник. Ведь многие наши судьи, бездумно штампующие в приговорах представляемые им следствием как минимум тенденциозные, а порой и абсурдные ложные обвинения, вышли из самых низов судейской лестницы – из секретарей, и не имеют ни опыта самостоятельной ответственной работы, ни адекватного профессионального сознания. А человек не на своем месте – легкий объект для любых манипуляций и давления.

Не война и не игра с нулевым результатом

Поскольку давать простые, «исчерпывающие» ответы на сложные и многофакторные вопросы – дело безответственное, ограничусь частичными, в пределах темы и своих представлений. Прежде всего следует понять, что протестная активность не какая-то опасная патология, «угрожающая основам», а неизбежная часть нормальной социальной активности, которая, в свою очередь, является условием существования нормального гражданского общества. О котором у нас много говорят, но не хотят понимать его суть – отделенность государства от гражданского общества, независимость от государства. Понятно, что государству (если под ним понимать конгломерат чиновников с их специальными интересами) не всегда приятно, но иначе не бывает. А попытка создавать «сверху» подконтрольные властям симулякры, имитаторы гражданских организаций – путь ложный и тупиковый.

Далее: за экономическими, политическими, технологическими проблемами мы потеряли проблемы ценностей, порядочности, честности, репутации – всего того, что является основой так называемой этики публичной сферы. А между тем они реально выходят сейчас на первый план. Во всем мире. Конечно, в разных формах, но при той же глубинной сути. И протестная активность есть в значительной мере апелляция к ценностному пласту человеческого бытия, к потребности в уважении к себе, к пробуждающемуся у все большего числа людей чувству самоуважения. Без адекватного понимания ключевой важности факторов этого рода продуктивный диалог администрации и людей невозможен. А без него невозможно и развитие общества по нормальной колее.

Надо, наконец, понять, что протест не война и не игра с нулевой суммой. В нормальном обществе он должен давать выигрыш обеим сторонам. Ведь протестующие – часть гражданского общества. А если продолжать смотреть на протестующих как на врагов или, пуще того, «иностранных агентов», то не исключены самые неблагоприятные сценарии.

У чехов есть такая «народная забава» – выбрасывать надоевших администраторов из окон их резиденций. Даже термин специальный есть «дефенестрация» (от итальянского «фенестра» – «окно»). Она восходит еще к XVII веку, но использовалась и в веке ХХ. В Пражском Граде даже небольшой мемориал есть на месте «приземления» императорских советников. Впрочем, в тот раз бескровном. Их спасли кучи навоза, в которые они шлепнулись и, выбравшись, сбежали. Но в любом случае очень не хотелось бы повторения чего-то подобного у нас. Ведь существуют гораздо более гуманные и рациональные способы воспитания и расстановки кадров. Словом – кадровой политики.