Владимир Красиков В свое время, в середине ХХ века, в связи с изданием знаменитых ранних произведений Маркса разгорелся спор о «двух Марксах» или двух его ипостасях: раннем гуманисте и позднем тоталитаристе. И хотя сама схема грешила каким-то эйджизмом – приписыванием влияния возрастных особенностей на творчество Маркса (идеализм юности и рационализм зрелости), – в формальном отношении ее вполне можно использовать. Действительно, как в любом неординарном человеке, в Марксе есть два Маркса (вспомним памятник Хрущеву Эрнста Неизвестного). Это Маркс-идеолог и Маркс-ученый. Начнем с последнего.
Маркс – выдающийся методолог науки, то есть человек, предложивший методологию, которая стала значимой и для других, помимо только философии, дисциплин. И речь идет вовсе не о «священной корове» марксизма – диалектике, столь лелеемой и самим Марксом в качестве «последней тайны» всякого развития. В качестве пропедевтики для гибкого и цельного мышления диалектика незаменима, равно как удобно посредством диалектических схем представлять историю идей, что прекрасно и продемонстрировал Гегель в своей «Истории философии». Но не более того.
Маркс впервые применил метод типизации в отношении понимания социальной действительности – в виде интегрального понятия «общественно-экономической формации», что засвидетельствовано Максом Вебером. Может, как отмечает тот же Вебер, он был не совсем последователен и местами понимание «формации» как теоретической модели у него переходит в отождествление с реалиями самого этого общества, но ведь всегда «первый блин – комом».
Дедуктивные построения – не новость в философии, однако ранее они были сугубо умозрительными, мистико-идеалистическими спекуляциями в духе Платона, Плотина или того же Гегеля. Они были чересчур сложны для восприятия среднего человека, в том числе и ученого – со сложной ментальной техникой, выраженной вдобавок «птичьим языком» особой терминологии. Декарт сделал это более успешно в «Первоначалах философии», но по отношению к собственно философии. Маркс же впервые опробовал новую роль философа в мире, в котором царствуют уже не религия или же философия, а наука, – роль «интеллектуала общего назначения», решающего методологические проблемы и распутывающего междисциплинарные узлы. Он применяет дедуктивное конструирование к эмпирическому материалу по экономике раннего индустриализма, индуктивно обобщенному его предшественниками, – для построения теории классического капитализма. Позднее это же, но в отношении своих дисциплинарных индуктивных теорий сделают Лобачевский и Эйнштейн.
Возможно, если бы Маркс остался лишь философом, экономистом и не ввязывался в политику, то он был бы известен лишь специалистам. Но имя Маркса вошло в обойму великих эмансипаторов человечества: Прометея, Будды, Иисуса, Спартака. Позднее: Владимира Ленина, Мао Цзэдуна, Фиделя Кастро, Джона Леннона и Уго Чавеса. Это человек, принадлежащий к числу тех счастливцев, которые могли сказать, что никогда не изменили себе. Несмотря на трудности, невзгоды, смерть детей, он остался верен цели, поставленной в его юношеском сочинении «Размышление юноши при выборе профессии», – освобождение человечества от отчуждения и эксплуатации. Маркс своей жизнью и создал архетип левого интеллектуала, привычной и, заметим, влиятельной фигуры особенно западного духовного ландшафта. Левые интеллектуалы здесь уже вовсе не такие радикальные, переболели еще в XIX веке острой формой левизны, но во многом задавали и задают тон в отношении мировоззренческих и эстетических вкусов.
Маркс создал, опираясь на предшественников (Жан-Жак Руссо, утопических социалистов, анархистов), эмансипационную коллективистскую идеологию, задача которой – продолжение модернизации в другом, более гуманном формате. Получив в руки столь действенное идеологическое оружие с мощным теоретическим основанием, левые интеллектуалы и верхушка рабочего класса западных стран быстро продавили серьезные социальные реформы и вошли в социальное партнерство с буржуазией. Реально же марксистская идеология как план коллективистской модернизации – индустриализации, социальной перестройки и культурной революции – оказалась более подходящей для традиционных обществ гигантской «периферии» Запада. На самом деле, и либерализм, и марксизм – сиамские братья, отпрыски Просвещения: они рациональны, безгранично доверчивы к науке, свободе и прогрессу, пребывают в мечтах о предстоящем совершенном обществе (мировое правовое государство, мировое коммунистическое общество), которое строится методами социальной инженерии.
Итак, Маркс, вне очернения его ограниченных идеологических врагов либо лакировки столь же незатейливых его поклонников, один из проницательнейших умов человечества, жесткий рефлексивный разум и идеалист с этическим пафосом почти трансцендентной направленности. Да, он и творец разновидности современной атеистической религии без Бога, типа буддизма, но в противоположность последнему «религии» сциентистской и оптимистичной. Марксистская составляющая есть в любом современном философском либо идеологическом движении (пусть даже и в виде объекта полемики). Главное же в том, что Маркс – высочайший образец левого интеллектуала, или же «интеллигента» по отечественной терминологии. Он подтверждение известной максимы: настоящий интеллектуал должен быть этически пристрастным.
Маркс – это все же «наше», хотя и не «все». Он более российский философ и интеллигент, нежели «западный» или «немецкий», что бы он ни думал и ни писал о России. Это «судьба России» (Николай Бердяев), вернее, судьба ее интеллигенции, чей состав и идеология сложились в основном в евразийском духе как демократически-левые и разночинно-семитские, а консервативно-славянофильский элемент традиционно был невелик.
