Герман Садулаев Природа власти, особенно в стадах приматов, – сексуальное доминирование. Вожак узурпирует прерогативу быть единственным самцом, а все остальные животные стада превращаются в условных женщин. Для того чтобы занять позицию вожака, нужно вставать на задние лапы, грозно кричать и бить себя кулаками в грудь – демонстрировать харизму и силу.
Невзрачный человечек, волею судеб занесенный в высшее начальственное кресло, вдруг обретает массу непревосходимых достоинств, а также мистическую сексуальную притягательность. Женщины всегда любят власть, власть возбуждает. Любой носитель власти будет для них самым желанным партнером. Они любят искренне и готовы отдаться совершенно бескорыстно. Это инстинкт. Остальные чувствуют себя условными женщинами и испытывают смесь робости и обожания. Особенно сильно магия власти действует на тех, кто находится в непосредственной близости к телу владыки. Личная прислуга диктатора – водители, кухарки, уборщицы – обычно искренне влюблена в своего патрона.
Собственно, поэтому писателю не следует слишком близко общаться с властью. И дело не в том, что власть может подкупить благами и привилегиями. Это бы еще полбеды. Но каждый мужчина знает, что не бывает продажной любви. Продажная любовь – это оксюморон. Даже секс нельзя купить за деньги. Всё, что ты можешь купить, – это некая имитация акта, уступающая в искренности онанизму. Любовь – это когда сносит голову, неровно тикает сердце, туман перед глазами и – ах! – бабочки в животе, зу-зу-зу. Власти не очень приятны и интересны услуги имитаторов народной любви. Они малоэффективны: в каждой ноте проплаченного панегирика чувствуется фальшь. Другое дело – искренняя и бескорыстная любовь. А это уже к нам.
Некоторый опыт общения с властью писателю полезен, как ему полезен вообще всякий социальный опыт – армия, монастырь, светская тусовка, полярная зимовка. Но частый и близкий контакт с правителями и политиками скорее всего приведет к тому, что писатель падет жертвой магии, психоустановки, социального инстинкта.
Почему же это плохо? Потому что писатель должен быть на стороне не победителя, но жертвы, призывать не покорность вознесшимся, а милость к падшим. Его слово – противовес диктатуре, полюс свободы. Иначе не стоит этим заниматься.
И если при виде царственного кортежа писатель замечает у себя бабочек в животе, то ему нужно срочно бежать за дихлофосом.
