Сергей Сергеев
Мартин Малиа. Александр Герцен и происхождение русского социализма. 1812–1855/ Перевод с англ. А.Павлова и Д.Узланера. Вступ. ст. и общ. ред. А.Павлова.
– М.: Издательский дом «Территория будущего», 2010. – 568 с.
К стыду и прискорбию нашему (и моему личному, как специалисту в этой области), лучшие работы по истории русской политической мысли принадлежат нерусским ученым: достаточно вспомнить фундаментальный труд Анджея Валицкого о славянофильстве или двухтомную биографию Петра Струве, принадлежащую перу Ричарда Пайпса. И вот недавно на книжных прилавках появился еще один живой укор отечественным гуманитариям – русский перевод, безусловно, лучшей книги об Александре Герцене, написанной более сорока лет назад американским историком (правда, учеником русского гарвардского профессора М.М.Карповича) Мартином Малиа.
Странное дело: конечно, занятия славянофилами и (особенно) Струве не слишком приветствовались в СССР, но Герцен-то, тот самый, которого «разбудили декабристы» и который потом «развернул революционную агитацию» (ленинскую статью «Памяти Герцена» нас в школе заставляли учить наизусть), сколько на него перевели чернил и бумаги советские обществоведы! Однако высокий статус Александра Ивановича создавал проблемы другого рода – как «предшественник» правящего режима он должен был «соответствовать» определенному стандарту и «неудобные» места его интеллектуальной и политической биографии следовало обходить стороной. Впрочем, уж лет двадцать агитпроп не следит за исторической наукой, а Малиа у нас так никто и не превзошел.
Главная заслуга въедливого американца – превосходно и тщательно воссозданная идейная атмосфера, сопутствовавшая генезису мировоззрения основоположника «русского социализма». Главы, посвященные восприятию Герценом шеллингианства, гегельянства и французского социализма, важны не только для герценоведов, но и для всех историков русской культуры. Это вообще один из лучших экскурсов в интеллектуальную историю России.
Автор замечательно показывает, что Герцен «разочаровался» в Западе еще до революции 1848 года и что подлинной мишенью его антизападных филиппик были его московские друзья/оппоненты «западники».
Мне, в силу моих научных интересов, была особенно интересна глава «Славянофилы и национализм», с основными выводами которой нельзя не согласиться: 1) Герцен – прямой наследник дворянского национализма начала XIX века, ярчайшим воплощением которого был декабрист; 2) именно славянофилы усилили и оформили герценовский национализм; 3) «русский социализм» Герцена есть «идеологическое заимствование у славянофилов», перевернутое «справа налево»; 4) Герцен «после славянофилов┘ стал самым плодовитым и изобретательным мессианским националистом из всех, кого породила Россия в первой половине XIX столетия».
 Он еще националист, но его наследники – уже народники... Николай Ге. Портрет А.И.Герцена. 1867. ТГТ |
К сожалению, Малиа не стал слишком подробно углубляться в специфику герценовского национализма. А это весьма интересная тема. Кроме «левизны» национализм этот отличается еще тем, что из него практически полностью выпадают государственническая компонента и концепт/миф народной исторической памяти. Это ярко проявилось в поддержке Герценом польского мятежа 1863 года, вожди которого не скрывали, что их цель – «Польша от моря до моря». То есть вся проблематика многовековой русско-польской борьбы за западные территории бывшей Киевской Руси, столь значимая и для декабристов, и для славянофилов, Герцену оказалась совершенно чуждой.
Герцен – промежуточная фигура в «русском освободительном движении», он – еще националист, для которого существует целостность под названием русская нация, включающая в себя весь русский этнос. Его наследники – уже народники, для которых существуют только интересы низших слоев населения («народа»).
Малиа не «приседает» перед своим героем, не боится сводить его с котурн, на которые он сам себя возвел в «Былом и думах». Преобладающая тональность книги – сдержанная интеллигентная ирония, местами переходящая в нескрываемый сарказм. Вероятно, многие русские читатели этим возмутятся, но, с моей точки зрения, такой подход гораздо более пробуждает интерес к живому, а не глянцево-хрестоматийному Герцену, чем бессодержательная аллилуйщина. Впрочем, когда дело доходит до вершинного достижения Александра Ивановича в сфере мысли – книги «С того берега» (я бы ее не променял на полное собрание болтовни о «русской идее» и «всеединстве»), – Малиа на похвалы не скупится.
К недостаткам книги следует отнести, во-первых, ее «половинчатость» – повествование доведено только до 1855 года. А во-вторых, злоупотребление психологизмом фрейдистского толка – частота употребления автором слова «фрустрация», право же, зашкаливает.
Дарья Гармоненко