0
1412
Газета Non-fiction Интернет-версия

24.03.2011 00:00:00

В литературу – через окно

Тэги: ковальджи, литература, досье


ковальджи, литература, досье

Литературное досье: Кирилл Ковальджи.
– М.: Гуманитарий, 2010. – 276 с.

Кем только не называли поэта и прозаика Кирилла Ковальджи (р. 1930) из-за его странной фамилии: Римма Казакова – гагаузом, критики чаще всего – греком. Я лично, когда встречала его статьи в журнале «Юность», думала: надо же, в русской литературе и итальянцы с французами подвизаются. Но, кто бы что ни думал, все было на руку Ковальджи. Он только загадочно усмехался и добавлял очередную побасенку в свою биографию. В итоге его «досье» (оно вышло в книжной серии, выпускаемой Левоном Осепяном, которая так и называется – «Литературное досье») оказалось довольно объемным, под завязку забитым библиографическими материалами, интервью различным изданиям, «компрометирующими» фотографиями и «обличительными» литературоведческими статьями известных писателей и его бывших студийцев... Но больше всего пролил свет на неизвестные страницы своей творческой биографии сам писатель – в собственноручно написанных признаниях.

Начинается все с расшифровки фамилии и привязки к месту жительства предков. Кирилл Ковальджи не скрывает, что влез в большую литературу, как мальчишка – через окно. А иначе смог бы он написать при поступлении в Литинститут открывшуюся сегодня правду: «┘родился в Бессарабии при румынах, был в оккупации, отец осужден, родственники в Бухаресте»? Если родня во вражеской Румынии – это, конечно, надо отрицать. И так всегда – искать лазейку, случайно приоткрытое окно. Чувствовать себя чуть-чуть изгоем, чуть-чуть иностранцем – в своей стране, в своей литературе: «Я не сомневался в своем призвании, но не считал себя призванным». Именно это окно и давало ощущение хоть небольшой внутренней свободы, позволявшей не пахать стопроцентно на советские темы, а оставлять возможность творить, что душе вздумается. А думалось ему в те годы о любви, конечно. И позже – о любви. И сейчас – о ней же. Только с годами пришло осмысление этого чувства по-новому – по общечеловечьи, с философской горчинкой. Вот что пишет он в стихотворном признании «К анкете»: «В середине счастливого детства/ оказалось, что мир поразительно хрупкий,/ дома расплываются как скорлупки»,/ и железо свистит, и внезапно навек/ перестает быть живым человек┘»


«Авантюрист» Ковальджи в молодости.
Иллюстрация из книги

Работая в «Юности», Ковальджи печатал на страницах журнала питомцев своей литературной студии – Марка Шатуновского, Евгения Бунимовича, Александра Еременко┘ Об этом пишет в подшитой в «досье» «обличительной» статье «В поисках утраченной реальности» Марк Шатуновский: «Занятия проходили по вечерам в конференц-зале пустеющего после окончания рабочего дня журнала «Юность». Неизменным старостой был Евгений Бунимович. А неформальным лидером (по крайней мере как мне тогда казалось) – Александр Еременко, он же Ерема. На занятиях Ерема всегда держался ближе к двери. Направо по петляющему коридору, в редакционном туалете, за бачком унитаза он обычно прятал бутылку дешевого портвейна. Ерема знаками выманивал меня прямо с занятий, уже в коридоре заговорщицким шепотом спрашивал: «Хочешь выпить?», и мы отправлялись в туалет». Пройдя журнальный «испытательный стенд», питомцы Ковальджи становились известными поэтами, а он долгое время, по его же словам, оставался «самым незнаменитым» среди них.

Когда признание все-таки пришло, Ковальджи стал откровенно скучать в литературе. Ведь когда везде сами приглашают и печатают, отпадает необходимость лазить в окно. А это как-то не по-мальчишески. Тем более противоречит уже сложившемуся образу, который хорошо передает эпиграмма поэта Игоря Иртеньева: «Ничто, включая падежи,/ склонить не может Ковальджи», приобщенная к «досье» вместе со статьей Евгения Бунимовича «Роман не ко двору». Поэтому мэтр перенес задор на новые всевозможные семинары. Уж очень понимает современных мальчишек и девчонок. Примечательно, что Кирилл Владимирович привечает не только юных, но и обойденных временем, заматеревших и поседевших, «недопризнанных» по каким-либо причинам «мальчишек» из старой студии. А те считают за честь выступить на его семинарах, показать молодежи «мастер-класс» и говорят с гордостью: «Уж и не знаю, почему это Кирилл Ковальджи меня так любит». А это он с ними славой делится. Раны самолюбия общесеминарской любовью залечивает. И хитро так, по-мальчишески, смотрит на них: приходите, мол, еще – разносите славу обо мне по закоулкам. Пусть и еще кому-нибудь в голову взбредет лезть через окно в литературу.

Потому что только это и позволяет в любое время – при любом режиме или антирежиме – оставаться таким, как Ковальджи, и делать то, что хочешь. А если тебя посылают вместе со всеми куда-то, то идти надо непременно. Но так, как это делал бравый солдат Швейк – идя в Будапешт через Будейовицы. За полвека точно куда-нибудь да дойдешь. Так всегда и будешь идти своей дорогой. Даже если она пролегает через окно – окно истории.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Исполнение законов за решеткой зависит от тюремной инструкции

Исполнение законов за решеткой зависит от тюремной инструкции

Екатерина Трифонова

Заключенных будут по возможности отпускать на волю для платного лечения

0
684
Россия стала главным инвестиционным донором Евразийского экономического союза

Россия стала главным инвестиционным донором Евразийского экономического союза

Ольга Соловьева

Санкционное давление Запада изменило направление капвложений в ближнем зарубежье

0
812
Перед выборами коммунисты вспоминают об опыте большевиков

Перед выборами коммунисты вспоминают об опыте большевиков

Дарья Гармоненко

Партия интернационалистов разыгрывает этническую карту в ряде протестных регионов

0
680
Россия вписалась в глобальную тенденцию дефицита учителей

Россия вписалась в глобальную тенденцию дефицита учителей

Анастасия Башкатова

Цифровизация парадоксальным образом увеличила нагрузку на педагогов

0
778

Другие новости