Анна Гедымин
Сквозной персонаж Татьяна Кузовлева. Иллюстрация из книги
 |
| Татьяна Кузовлева. Мои драгоценные
дни. Стихом разбуженная память. – Нижний Новгород: Деком, 2013. – 328 с. |
Так сложилось, что в последние годы я читаю довольно много воспоминаний. Дозрели до мемуаров писатели поколением постарше, захотели что-то объяснить, оспорить в своей биографии совсем вроде бы молодые. Закрываешь иную бойко написанную книжку, полную желчи и полемического задора, и чуть не плачешь: и это – всё? Только это ты и запомнил из своей единственной жизни?..
Книга Татьяны Кузовлевой – чтение совсем иного рода. Заглавие очень точно передает, как именно автор – известная московская поэтесса – смотрит и не может насмотреться на прожитые годы, на посланных судьбой людей, события, даже испытания. Она видит во всем этом драгоценный дар, щедрый и неповторимый. Мне кажется, Татьяне Витальевне и самой приятно перечитывать написанное, заново жить в нем, а это дорогого стоит. В книге три части. Первая, самая объемная, называется «Упрямо повторяю: живы». Здесь – о близких и любимых людях, которых уже нет на свете. Это Михаил Светлов и Борис Слуцкий, Юлия Друнина и Белла Ахмадулина, Римма Казакова и Евгений Винокуров, Борис и Зоря Васильевы, Ольга Заботкина и другие. Вторая часть – «В узком круге» – значительно короче, что горько характеризует ход времени: она посвящена ныне здравствующим друзьям – Тамаре Жирмунской, Сергею Филатову, Галине Нерпиной. И, наконец, третья часть – «Обо мне и не только» – просто о жизни, о колоритной золовке из Верхней Грязнухи, о ремонте квартиры и страстном, но кратковременном чувстве, вспыхнувшем между армянским гастарбайтером Вирабом и дородной русской женщиной Лидой… Кстати, читая последний раздел книги (а происходило это поздним вечером), я временами так хохотала, что домочадцы всерьез забеспокоились о моем здоровье.
Перед нами проходит вереница очень разных, нередко знаменитых людей, каждому из которых дана меткая, прочно запоминающаяся характеристика (например, пародист Александр Иванов – «длинный и тонкий, как штрих-пунктир»; писательский функционер Владимир Цыбин почему-то произносит «Жирмунская» как «Жьирмунская», а «Кузовлева» как «Кузевлева»; а драматург и блестящий острослов Яков Костюковский запечатлен лишь одной, но замечательной фразой: «Надо загодя думать о чистоте некролога!»). Каждая глава посвящена одному человеку (или супружеской паре, например Юлии Друниной и Алексею Каплеру, чете Васильевых) и предваряется стихотворением – кажется, автор использует весь арсенал своих дарований, чтобы получилось щедрее, достовернее. Но при этом, искренне восхищаясь друзьями, не перебирает по части патоки и елея, иногда допуская острое словцо, неожиданно твердое, без сантиментов, суждение. И становится ясно, что можно видеть и слабости, и заблуждения близких людей, но при этом не переставать любить их и хранить верность их памяти.
О самой себе Татьяна Кузовлева как будто не говорит вообще. Кажется, она просто присутствует в книге как сквозной персонаж – та самая испуганная первокурсница пединститута, которую Михаил Светлов с грубоватой нежностью называет «старуха»; та молодая женщина, что отважно садится в машину, за рулем которой – неумелый водитель Юлия Друнина; та самая младшая дочь, при которой мама говорит: «Наталье (старшей сестре. – А.Г.) нужен муж с таким характером, как у Володи… Вообще-то Татьяна в детстве очень часто болела, ну все так и говорили: не жилец! Да еще в войну! …А вот если бы она умерла, Володя женился бы на Наталье, Олечку мы с отцом взяли бы к себе, и у Наташки бы жизнь наладилась…» И – никаких комментариев. Только умение «краснеть и смеяться над собой», любовь и память.
И понимаешь, что как раз присутствие такого сквозного персонажа связывает все эти пестрые, разношерстные, драгоценные судьбы воедино, в логичное повествование. И книга вдруг начинает восприниматься как объемная панорама – с множеством героев и сюжетных линий, но с одной общей судьбой. Умение рассказать об этой судьбе, о своем времени вот так, подробно и пристрастно, – это ли не повод для мемуаров?
