0
6145
Газета Non-fiction Интернет-версия

10.07.2014 00:01:00

Здорово ли вино?

Тэги: поэзия, колхида, армения, дальний восток


поэзия, колхида, армения, дальний восток Все движется любовью... Джулио Романо. Юпитер, соблазняющий Олимпию. 1526–1528. Фреска. Сала ди Психе, Палаццо дел Те, Мантуя.

МАТЕРИК КУЛЬТУРЫ УХОДИТ ПОД ВОДУ

Павел Нерлер, исследователь жизни и творчества Осипа Мандельштама, продолжает работать, полон замыслов и планов, о чем свидетельствует первый раздел его книги, знакомящий читателя не только с готовыми проектами, но и с теми, что еще не завершены: Мандельштамовской энциклопедией, цифровым интернет-архивом поэта и другими. Но, коль скоро она вобрала в себя 35 лет труда, это книга итоговая. Она получилась многоплановой и разнообразной, состоит из работ и биографического, и стиховедческого свойства. Целый раздел («Мандельштамовские места») посвящен, можно сказать, литературному краеведению; взвешенный статистический анализ мандельштамовской метрики соседствует на ее страницах со статьями острополемическими; в книге содержатся словесные портреты «современников и современниц» Мандельштама (в этом разделе центральной фигурой является, несомненно, Надежда Яковлевна Мандельштам) и рассказ о непростом пути к читателю «черного двухтомника» и «синего четырехтомника»...

5_t.jpg
Павел Нерлер. Con amore.
Этюды о Мандельштаме.
 
– М.: Новое литературное обозрение,
2014. – 856 с.



Что, как мне кажется, главное в этой книге? Главное – это любовь. Та радостная и деятельная любовь к Осипу Мандельштаму, которой Нерлер заболел много лет тому назад и которой остается верен до сего дня. Надо понять, что за этим стоит. Например, какова была работа по изданию сборника мандельштамовских статей «Слово и культура». Девятилетняя история подготовки этого издания – летопись борьбы и преодоления, компромиссов и «интегральных ходов». Когда читаешь о том, как удалось выпустить «синий четырехтомник», поражаешься тому, сколько целеустремленности, упорства, порой даже хитрости потребовалось для того, чтобы довести задуманное до воплощения. Можно привести и более точное слово: одержимость. Никакой удачи бы не было, все бы сорвалось, если бы не одержимость. А она у Нерлера и была, и есть.

А история создания Мандельштамовского общества? Бурное учредительное собрание, речи в его поддержку, пламенные речи против (мол, Мандельштаму не нужно никакого презренного «общества», никакой организации)... И все же общество создается и живет уже 24-й год, и сделано за это время очень много.

Во второй части книги, «Солнечная фуга», помещены, по словам автора, «этюды о том, что Мандельштам написал». Здесь, как в любом из других разделов, много интересного. Обо всем не скажешь, но остановлюсь на статье, в которой Нерлер анализирует мандельштамовское «Путешествие в Армению», уподобляя его фуге. Неотъемлемое качество интересного текста – он вызывает читателя на размышление, побуждает его к некоему «ответу». Автор выделяет в этой прозе четыре главных темы: Армения, ее жизнь и судьба; естественно-научная, «биологическая» тема; тема живописи (представлена импрессионистами); московская тема. Что же объединяет эти такие разные мотивы? Как замечает Нерлер, в книге Мандельштама «два географических фокуса... – Москва и Армения». Да, и Москва, «буддийская» Москва (не случайно в «Путешествии в Армению» звучит на «московских» страницах китайский мотив), где Мандельштам, замученный бесконечными разбирательствами в связи с мнимым плагиатом в работе над новым изданием «Тиля Уленшпигеля» (а эта история тоже подробно излагается в книге), не писал стихов, противопоставлена радостной стране «субботней», Армении, которая расковала творческие силы поэта. Но при чем здесь, казалось бы, живопись? А при том, что живопись импрессионистов «промывает» глаза, обновляет зрение, погружение в их полотна – это тоже путешествие, вырывающее человека из привычного нетворческого бытия, подобно «путешествию» в библейскую и юную Армению. «Я сейчас нехорошо живу, – пишет Мандельштам. – Я живу, не совершенствуя себя...» Вот исходная точка, которая заставляет отправиться в путешествие, встряхнуться, снять, с помощью любимых «французов»-импрессионистов, пелену с глаз.

Вполне уместна и биологическая тема этой фуги: для Мандельштама, увлеченного идеями Ламарка и Бергсона, характерен пафос творческой эволюции. Он отстаивает идею не пассивного подчинения среде и приспособления к ней, а творческого ответа на ее «вызовы». Рисует ли Мандельштам Армению, любуется ли полотнами Клода Моне и Ренуара, говорит ли о взглядах биолога Гурвича – он утверждает идею интенсивности проживания жизни в каждое ее мгновение и творческой реакции на нее. Армения – это, быть может, самый главный «добавочный день» перед предчувствуемым неблагополучным концом. Поэтому и помещена в финальной части книги история пленного царя Аршака. Но пока еще можно жить, можно дышать, продолжается и путешествие – отсюда концовка книги на середине пути, на многоточии: «нужно объехать какую-то гряду...» Этот открытый финал «Путешествия в Армению» должен быть, наверное, очень близок по духу и самому Павлу Нерлеру, человеку интенсивному и уж никак не успокоенному.

В разделе «Мандельштамовские места» речь идет о странах, городах, местностях, сыгравших какую-то роль в жизни и творчестве поэта: Варшава, Петербург, Париж, Гейдельберг, Германия в целом, Рим и Италия, Америка, Москва, Тифлис и Грузия, Урал, Воронеж, Верхняя Волга... И, наконец, – Приморье, лагерь под Владивостоком. Почти каждое из этих мест заслуживало бы написания отдельной книги, конечно, и в каждом случае проделан огромный и успешный эмпирический поиск, погружающий нас не просто в фактографию, а в атмосферу соответствующих «места и времени». Все же выделю главы о двух университетских «семестрах» поэта – в Париже и в Гейдельберге: мы узнаем и о том, где Мандельштам жил, какие лекции слушал, что за профессора ему преподавали, каков был круг его общения, с кем и о чем он отсюда переписывался и, самое главное, как это сказалось – или не сказалось – на его поэтическом творчестве.

Завершает этот раздел книги глава, само название которой стоит процитировать: «В одиннадцатом бараке: последние одиннадцать недель жизни Осипа Мандельштама (попытка реконструкции)». Тут энергия, опыт и поисковая интуиция Нерлера принесли особенно поражающие результаты. Сделано, казалось бы, невозможное: из небытия извлечены сведения о людях, ехавших с Мандельштамом в эшелоне на Дальний Восток (вспомним в этом месте и недавно ушедшего из жизни Николая Поболя: ему – и Аркадию Штейнбергу – посвящена вся книга) или бывших с ним в лагере. Мы узнаем не только об их отношениях с поэтом, но и о них самих – об их судьбах, каждая из которых выразительна и поразительна. В итоге под пером Нерлера возникает потрясающая картина конвойно-лагерного зазеркалья советской жизни, и на этом фоне будничного и документированного ада предстает фигура голодного, неприкаянного, полубезумного поэта. Все, буквально все, у него украли или отобрали, но не отняли только одно – стихи: очевидцы свидетельствуют, что Мандельштам в лагере охотно читал и Верлена с Бодлером по-французски, и Андрея Белого, и свои стихи, и что, возможно, он писал новые...

Все ли в рецензируемой книге удачно и равноценно? Нет, конечно. С чем-то в книге и не соглашаешься. Известно прохладное отношение Мандельштама к Чехову. В главке о Мандельштаме и Чехове приводятся слова поэта из статьи «Художественный театр и слово», в которых речь идет об интеллигентской любви к МХТ как о свидетельстве недоверия к слову как таковому («все должно быть как в жизни» – и мебель, и одежда, и пр.): «Он («интеллигент». – Л.В.) хотел прикоснуться к Чехову, осязать его, увериться в нем. В сущности, это было недоверие к бытию даже любимых авторов, к самому бытию русской литературы». Из этого Нерлер делает вывод о принадлежности Чехова «к уважаемому Мандельштамом кругу авторов» и о том, что «Мандельштам вступается за Чехова-писателя». Но что такое «уважаемый автор»? Естественно, Мандельштам не считал Чехова халтурщиком, но все-таки он «вступился» не за Чехова, а за самодостаточность слова, за писателя с его самоценным словом вообще.

Хочется еще раз подчеркнуть, что книга Нерлера – не уравновешенно-благостная, а заостренно-полемическая. Не удивительно, что у него подчас встречаются характеристики и излишне хлесткие, например: «...мандельштамовский «Камень», сорвавшись с заоблачных тютчевских высот, скатился в мистическую и безъязыкую символистскую долину...». В заключительной, пятой, главе («Слово и бескультурье») он пылко спорит с дезавуаторами и прочими оппонентами Мандельштама, иронизирует над ними, «заступается» не только за поэта, но и за поэзию и культуру в целом. В наше, как он его понимает, время победившего постмодернизма и наступления «глухоты паучьей» он делает следующий, не слишком-то оптимистичный, вывод:

«Материк культуры уходит под воду, но не героическим самоубийцей-«Варягом», а отступлением береговой линии и раздроблением в архипелаг. Он еще выступает над варварской пучиной сотнями дорогих читательскому сердцу имен-островков и еще дышит последними миллионами читательских сердцебиений.

Но читатели Мандельштама – это матросы ковчега или будущие жители Атлантиды, которым впору уже теперь учиться жить под зацветшей и просоленной водой!

Сколько будет длиться этот стихомор и всекультурный потоп – бог весть, но схлынет и он, отсмрадится, просыхая, болото, и все жаворонки и соловьи, все голуби и щеглы встряхнутся и снова рассядутся по своим веткам. И снова можно будет, вслед за поэтом, справиться, –

… Здорово ли вино? Здоровы ли меха?

Здорово ли в крови Колхиды колыханье?»

«Con amore» – книга страстная, дышащая энергией и открытая будущему. В ее конце, в приложении (выдержки из дневников), автор – с нескрываемым восхищением – приводит слова Пастернака: «Кончается все, чему дают кончиться, чего не продолжают. Возьмешься продолжать и не кончится». Пожелаем Павлу Нерлеру счастливого продолжения! 


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Москва готова сесть за стол переговоров с Киевом хоть завтра

Москва готова сесть за стол переговоров с Киевом хоть завтра

Юрий Паниев

Путин назвал условия для мира с Украиной

0
1336
Семейственность на сцене и монах в лауреатах

Семейственность на сцене и монах в лауреатах

Вера Цветкова

III Национальная премия интернет-контента: в День России показали телевизионную версию церемонии награждения  

0
444
Ильдар Абдразаков: приношение Мусоргскому

Ильдар Абдразаков: приношение Мусоргскому

Виктор Александров

Певец и новоиспеченный лауреат Госпремии выступил с концертом к 185-летию композитора

0
1012
Киевские коррупционеры переиграли западных борцов с коррупцией

Киевские коррупционеры переиграли западных борцов с коррупцией

Наталья Приходко

Фигурант дела о передаче данных правоохранителей в офис президента сбежал из Украины

0
1898

Другие новости