Роль стран-интервентов в борьбе красных и белых до сих пор вызывает ожесточенные споры. Иллюстрация из книги
За прошедшее столетие о русской революции 1917 года было написано огромное количество научных трудов. Историки всего мира не остались равнодушными к событию, преломившему ход жизни огромного государства. Однако долгое время объективная оценка произошедшего была невозможна в силу многолетнего политического противостояния советской России и стран Запада, накладывавшего отпечаток на парадигмы исследований. Страна Советов пропагандировала победу Октября как шаг всего человечества к социализму, неминуемый с точки зрения законов самой истории. Естественно, что на капиталистическом Западе такой подход встречался решительным отрицанием, в свете которого революция из исторической закономерности превращалась в цепь роковых случайностей. И только с крушением коммунистической партии пали барьеры между историческими сообществами России и западных стран, стали доступны для изучения новые архивные документы.
С 1993 года началось сотрудничество профессора Университета Восточной Англии Эдварда Актона, профессора Мичиганского университета в США Уильяма Розенберга и старшего научного сотрудника Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук Владимира Черняева – составителей «Критического словаря». В результате в рамках одного издания в однородную канву революционных событий сплелись работы 48 историков из Европы, США и России. Время идеологического противостояния прошло. Книга была завершена и впервые издана в 1997 году, однако в России вышла в свет лишь в 2014-м.
Получившийся словарь неспроста назван критическим. Он был задуман, чтобы разрушить укоренившиеся исторические стереотипы России и Запада, дать оценку текущему состоянию знаний, наметить дальнейшие пути сотрудничества и исследования. Авторов не пугают спорные вопросы. Среди объемного массива справочной информации о противостоянии красных и белых есть, например, отдельная глава, посвященная странам-интервентам. У незаметных на первый взгляд участников, казалось бы, сугубо гражданской войны были свои планы на мятущуюся в идеологической и экономической неопределенности державу. Одни стремились повлиять на участие России в Первой мировой войне, других привлекали неиссякаемые ресурсы и рынки сбыта страны, третьих пугала возможность победы большевизма. Так или иначе вопрос степени вмешательства иностранных держав до сих пор остается объектом «ожесточенной научной полемики».
Но интервенция – далеко не единственный фактор, который мог повлиять на исход событий. Не стоит забывать о том, что за деятельностью каждой политической силы стояла реальная личность. Главным героям революции в «Критическом словаре» уделен особый раздел, где показано, как судьбы народов могут зависеть от качеств их лидера. Так, «чувствительность, впечатлительность и отвращение к спорам и упрямцам» – черты, которыми один из авторов словаря наделяет последнего русского императора Николая II. Очевиден контраст этой характеристики с образом главного вождя большевиков, которому приписываются «безграничная вера в собственные способности и стремление в любой ситуации доказать, что только его политика правильна и только он сможет правильно руководить». Стоит отметить, что, даже давая характеристику таким значимым персонажам, как Николай II или Ленин, авторы не растекаются мыслью по древу. В среднем объем любой главы словаря составляет всего 10 страниц.
Эдвард Актон,
Уильям Г. Розенберг, Владимир Черняев. Критический словарь русской революции: 1914–1921. СПб.: Нестор-История, 2014. – 768 с. |
Особый интерес «Критического словаря» заключается в том, что он дает ответы на вопросы, которые до этого попросту не приходили в голову. Всем известно, насколько революция удовлетворила чаяния крестьян, пролетариев, военных и интеллигенции, а как восприняли новый курс страны, к примеру, старообрядцы? По самым скромным оценкам, в дореволюционной России насчитывалось более 2 млн представителей этого верования. Совнарком провозгласил свободу совести, оставив в прошлом гонения на представителей любых конфессий, но вместе с тем запретил религиозным организациям владеть имуществом, что стало серьезным ударом для староверов. Даже такая закрытая и обособленная социальная группа попала в водоворот революционных реформ, и этот факт спустя столетие обрел значимость, стал объектом исследования нового поколения историков.
Создателей «Критического словаря русской революции: 1914–1921» объединило желание «найти и понять так часто ускользающую истину» и вынести свои труды за пределы архивов и библиотек, сделать доступными и интересными для читателей всего мира. Результатом этих стремлений стало издание, которое сочетает в себе полноту охвата исторических событий и лаконичность словарных статей, общеизвестные факты и новые исследования, научный подход и публицистическую выразительность текста.