Шекспир, конечно, великий автор,
но зачем же столько переводов его сонетов? Неизвестный художник. Портрет Шекспира. XIX век. Шекспировская библиотека Фолджера, США |
«Не пора ли замахнуться на Уильяма нашего Шекспира?» – «А что – и замахнемся!»
Этот мини-диалог из старой кинокомедии давно стал расхожей репризой в шутливых дружеских беседах. И, что самое забавное, сбылся в действительности.
В год 400-летия со дня кончины Шекспира объявили о намерении воздвигнуть в Москве памятник великому англичанину. Если это намерение воплотится, то в здании Старого английского двора (Варварка, 4) будет уместно не только поставить монумент, но и организовать мемориальную библиотеку всех изданий Шекспира на русском языке. Более чем 200-летняя русскоязычная шекспириана – особое явление в европейской культуре. Но, как и положено, явление не обходится без издержек.
Просматривая содержимое литературных сайтов Интернета, нетрудно заметить, что перевод сонетов Шекспира на русский язык – занятие, сделавшееся чем-то вроде массового тихого помешательства. По самым скромным подсчетам, только за последние полтора десятка лет общее количество полных русских переводов сонетного цикла перевалило за 200 – если учитывать версии, выложенные в Сеть. Количество версий, запертых в столах и погребенных в бумажных архивах, неизвестно. Примерно 10–12 версий сумели добраться до печатного станка и выйти в свет скромными тиражами от 300–500 до 1000–1500 экземпляров. Основную массу тиражей переводчики сами забрали из типографий, в книготорговую сеть поступили считаные десятки экземпляров, преобладающая доля их остается нераспроданной.
Не желая обижать переводчиков и по этой причине не называя ничьи имена, скажем без обиняков: большинство переводческих версий, с которыми довелось ознакомиться, плохи. Плохи, разумеется, неодинаково – одни просто плохи, другие очень плохи, третьи ужасающе плохи, четвертые вообще никуда не годятся и не имеют никакого отношения к литературе. Конечно, есть удачные и талантливые версии, но выделять их не будем по вышеупомянутой причине: никаких имен и никаких обид.
Примечательно, что переводы шекспировских сонетов, в советское время выполненные Самуилом Маршаком, во всей этой истории играют роль отправного пункта. Многочисленные домаршаковские переводы массовому читателю почти неизвестны – к ним обращаются разве что специалисты-филологи. Полностью впервые опубликованные в 1948 году, маршаковские переводы имели оглушительный успех. Их долго нахваливали и превозносили. Затем процесс пошел в другую сторону – маршаковские переводы начали поругивать, сперва робко, затем смелее, затем начали ругать во весь голос. Основания для критического отношения к маршаковским переводам были более чем достаточные. Но дискуссии маршакистов и антимаршакистов проходили в стороне от массовой читательской аудитории. И не стоит воспроизводить перипетии тех дискуссий, поскольку к предмету разговора они, как ни странно, отношения не имеют.
Куда важнее прочно укрепившаяся в читательском сознании иллюзия, согласно которой сонеты Шекспира – нечто совершенно уникальное и невообразимое по степени совершенства, высочайший и недосягаемый образец лирики всех времен и народов, а потому русские переводы их, в свою очередь, обязаны быть пределом совершенства; но поскольку совершенству пределов нет, то производить на свет все новые и новые переводы шекспировских сонетов – дело святое, нужное и богоугодное, кое не должно прекращаться никогда. Эту перфекционистскую утопию мы сейчас видим во всей красе и на пике подъема. Цель размыта и утрачена, смысл деятельности – в движении, результат – ничто, процесс – все.
Боже упаси попробовать намекнуть очередному переводчику шекспировских сонетов, что Уильям Шекспир был гениальным драматургом, но не особо выдающимся лирическим поэтом, что среди его предшественников и современников есть гораздо более талантливые лирики-сонетисты, что на общем фоне шекспировского наследия сонеты выглядят достаточно скромным приложением, что они давно просмотрены на свет, развинчены на мелкие детали, откомментированы крест-накрест и по диагонали, сверху донизу и снизу доверху, что никаких тайн и загадок в них нет. Утопист-перфекционист пропустит эти доводы мимо ушей. И будет прилежно делать 201-й (а может, 1587-й или 3734-й – кто знает?) вариант перевода.
В этом массовом увлечении, действительно похожем на тихое безобидное помешательство, нет ничего предосудительного. И даже не хочется критиковать совсем наивных и неумелых переводчиков-дилетантов, которые пытаются освятить именем Шекспира невообразимую графоманскую чепуху на русском языке. В конце концов люди предаются этому занятию добровольно, искренне, в свободное время и за собственный счет. А стало быть, никто не имеет права чинить им препятствия. Единственное, что перфекционисты-шекспироманы должны знать твердо: им уже вряд ли удастся привлечь внимание читателей и филологов к новым свершениям. Почему – поясним на примере. Представим: читатель приходит в книжный магазин за вполне определенной книгой иностранного автора – а ему предлагают 200 изданий этой книги в переводе 200 разных лиц. С внешней стороны, это роскошно – какое изобилие, какое разнообразие подходов, какая цветущая сложность! А по здравом размышлении – чистейшей воды нонсенс, нечто вроде шукшинского «забега в ширину». У кого найдется время и желание вычитывать все 200 версий только с целью выбрать из них лучшую?
Иначе говоря, русские переводчики сонетов Шекспира, практикуя откровенный демпинг, довели рынок до затоваривания. Предложение настолько превысило спрос, что обязать читателей-покупателей уделять внимание все новым и новым образцам одного и того же товара более невозможно. У похвального стремления к совершенству обнаружилась абсурдная сторона. Но из всех видов окружающего абсурда переводческая шекспиросонетомания – абсурд не самый плохой и самый безобидный.