Русский Сименон

Плодовитый коммерческий автор грешил пряной экзотикой. Поль Гоген. Две таитянки. 1899. Метрополитен-музей, Нью-Йорк

Родившийся 20 февраля 1874 года в Санкт-Петербурге Николай Николаевич Брешко-Брешковский был сыном Екатерины Константиновны Брешко-Брешковской – «бабушки русской революции», основательницы партии социалистов-революционеров. Решив уйти от мужа в политику, молодая мать поручила шестимесячного сына не отцу, а родному брату. Отец, ошеломленный поступком супруги, не увидел ничего зазорного в том, что ребенок будет воспитываться в семье шурина, и забирать его к себе не стал.

Дядя был по убеждениям монархист и сумел передать эти взгляды племяннику. Всю жизнь ни от чего не был так далек Николай Николаевич, как от революционных идей. Родителей он вычеркнул из памяти – жизнью матери не интересовался, покаянные письма отца оставлял без ответа и сжигал в печке. Сиротство при живых родителях так его впечатлило, что собственную семью он предпочел не заводить.

В литературе Брешко-Брешковский дебютировал в 22 года. Более успешный дебют вообразить трудно. В считаные годы молодой писатель прорвался к вершинам популярности, чему сильно поспособствовали два обстоятельства – его невероятная трудоспособность и весьма специфическое дарование.

Брешко-Брешковский не был ни идейно-политическим писателем, ни декадентом-символистом-модернистом. Он сразу сделал ставку на массового читателя и массовую литературу. И на этом поприще преуспел. Количество написанного им огромно – даже в главных государственных библиотеках России нет полного комплекта всех его сочинений.

«Опереточные тайны», «Чухонский бог», «Записки проходимца», «Тайна винокуренного завода», «В потемках жизни», «Ремесло Сатаны», «В сетях предательств», «Записки натурщицы», «Под звездой дьявола», «Печать проклятья», «Женщины, кровь и бриллианты», «Рукою палача», «Под плащом Сатаны»... Почти все книги Брешко-Брешковского озаглавлены пышно, эффектно и трескуче. Он писал романы детективные, любовные, приключенческие, для взрослых и для детей; параллельно успевал сочинять книги о живописи и художниках; в годы Первой мировой войны стал зачинателем жанра шпионского детектива. Бросал своих героев по всему миру – и сам много путешествовал. Печатался одновременно в десятке газет и журналов, издавался одновременно в двух столицах. Гонораров ему хватало не только на белый хлеб с маслом, но и на устрицы и лососину – книги его шли нарасхват. По популярности его сравнивали сперва с Дюма, потом с Сименоном.

Творчество Брешко-Брешковского нельзя припечатать приговором окончательным и обжалованию не подлежащим. В традиционном построении русских писателей в ряды и эшелоны место для него не находится. Своеобразно талантливый, прилежный и плодовитый литератор-«массовик», неустанными трудами добившийся большого коммерческого успеха, – такое определение, пожалуй, будет ближе всего к истине. Обладая несомненным литературным дарованием, умея создавать запоминающиеся характеры и рисовать яркие эпизоды, он постоянно злоупотреблял дешевыми приемами, разменивался на трафареты и банальщину, грешил пряной экзотикой. Будучи связан необходимостью непрерывно сочинять для заработка, он довел литературную работу до автоматизма, расплатой за который стали языковая небрежность, обилие речевых штампов, бойкий, местами парфюмерно-пошлый стиль. В его книгах добро всегда торжествует над злом, благородные герои всегда побеждают негодяев. Его положительные персонажи молоды, красивы, умны и добры; отрицательные стары, уродливы, глупы и злы. Его героини обыкновенно белокожи, медноволосы, пышнотелы и чрезвычайно чувственны, а их мужья и любовники – по большей части смуглые брюнеты с лихо закрученными усами. Читательская масса обожала сочинения Брешко-Брешковского именно за невзыскательность и незатейливость. Он охотно шел навстречу чаяниям простецов, избавлял от необходимости думать, массировал эмоции, складно развивал презанимательные сюжеты, приятно развлекал и не страшно щекотал нервы. Критики ругали его чуть не последними словами, но ничего не могли поделать с любимцем читающей публики.

Брешко-Брешковский не мог принять и не принял большевистскую революцию. В 1918 году чекисты его арестовали, но вскоре по недогляду освободили. Из Петрограда он бежал на белый Юг, откуда в 1920 году эмигрировал – сначала в Польшу, потом во Францию. Подчиненную фортуну он вывез с собой – его книги широко издавались в переводах и имели успех у капризных европейских читателей. Он и в эмиграции жил на широкую ногу, в то время как большинство его коллег по перу еле перебивались на медные гроши и вынуждены были ради прокорма сменить литераторство на рабочую профессию.

В 1941 году Брешко-Брешковский из оккупированного немцами Парижа перебрался в Берлин. Как многие русские эмигранты первой волны, он наивно думал, что нападение Германии на СССР станет началом освобождения родины. Быстро понял, что ошибся: планы нацистов предусматривали отнюдь не освобождение, но порабощение и последующее уничтожение России и русского народа.

Уезжать обратно в Париж – из-под немцев под тех же немцев – не имело смысла. Брешко-Брешковский остался в Берлине. Формально он числился сотрудником Министерства пропаганды, то есть был подчиненным Йозефа Геббельса. Есть сведения, что он вместе с известными литераторами (Ильей Сургучевым, Иваном Шмелевым и др.) сотрудничал в пронацистской русской газете «Новое слово», выходившей в Берлине в 1933–1944 годах. Относительными, если можно так выразиться, «достоинствами» этой газеты в сравнении с другими бесшабашными изданиями были достаточно высокий литературный уровень и чуть меньшая сервильность по отношению к хозяевам, хотя материалы антисемитской направленности в ней публиковались регулярно.

Если бы писатель дожил до конца войны и попал в руки советских властей, то финал его биографии предсказать было бы нетрудно: взятому с поличным в логове врага белоэмигранту-коллаборационисту полагались пуля или петля. Но судьба распорядилась иначе. В ночь с 23 на 24 августа 1943 года потерявшую смысл жизнь бывшего успешного русского писателя Брешко-Брешковского оборвал взрыв английской авиабомбы. Его безымянный прах покоится в одной из закатанных под асфальт и давно затерявшихся берлинских общих могил. А его сочинения, в СССР пребывавшие под полным запретом, на фоне современной массовой беллетристики служат разве что извлеченной из архива литературной иллюстрацией.