Без повышений и наград

Советские военнопленные во время Второй мировой войны на польских землях / Науч. ред. Якуб Войтковяк.  – СПб.: Алетейя, 2018. – 196 с.

Гегель как-то обмолвился, что история повторяется дважды – сначала в виде трагедии, а затем в виде фарса. Так ли это на самом деле?

1920 год. 23 тыс. солдат и офицеров деникинской армии во главе с генерал-лейтенантом Николаем Бредовым после двухнедельного похода прорвались на территорию Польши – союзницы белых в войне с большевиками. Бредовцы заняли участок фронта и в течение примерно месяца успешно сражались против неприятеля.

К сожалению, условия марша сказались на состоянии русских войск – вспыхнула эпидемия тифа (к концу похода среди его участников уже было 2 тыс. больных). Солдат разместили в специальных лагерях, которые, впрочем, мало чем отличались от мест заключения военнопленных красноармейцев. Иногда это был вообще один и тот же лагерь, дополнительно разделенный внутри колючей проволокой.

В итоге в Крым к Врангелю вернулось по разным сведениям от 7 тыс. до 12,5 тыс. человек, большая часть остальных скончалась от пандемии.

1941 год. На территории оккупированной Польши немцы размещают целую сеть лагерей для советских военнопленных. Сборник статей, вышедший под редакцией профессора Якуба Войтковяка, реконструирует этапы трагедии, чем-то схожей с трагедией бредовцев, – напомню, что на этот раз именно попавшие в плен красноармейцы были союзниками польского правительства в изгнании и действовавших на родине его структур – Польского подпольного государства (ППГ).

Информация о нечеловеческих условиях содержания военнопленных, высокой смертности от массовых расстрелов и голода, как пишет историк Адам Пулавский, стала известна довольно быстро, примерно через месяц после начала войны. Но, следует отметить, никакой помощи со стороны ППГ или эмигрантского правительства (организация побегов, передача еды, воздействие на Германию через Международный комитет Красного Креста) им оказано не было, все ограничилось «выражением сочувствия и осуждением преступников». Не давалось и «указаний на то, как следует себя вести в ситуации уничтожения советских военнопленных». Как следствие, имели место лишь частные действия отдельных лиц или отрядов, не санкционированных госструктурами.

То же можно сказать и по отношению к красноармейцам, бежавшим из лагерей и примкнувшим к Армии крайовой и союзным ей Крестьянским батальонам (Батальоны Хлопске). В последних, в частности, сражалось не менее 700 советских бойцов. Другой историк, Анджей Хмеляж, отмечает, что «командование Армии крайовой никакими приказами или указаниями не регламентировало службу бывших советских военнопленных… на них распространялись общие требования, выдвигаемые к польским гражданам», но «не распространялись повышение по службе и награды». И еще один пример: наибольшей группой иностранцев, принимавших участие в Варшавском восстании (1944), были военнослужащие Красной армии. Их насчитывалось примерно 60 человек. Но до сих пор о них практически ничего не известно. На Стене Памяти музея Восстания выбита лишь одна фамилия. В то время как о 28 словаках (следующая за ними группа) написано много статей и выпущена монография.

Хотя были и исключения. Тадеуш Войтыняк вынес из-под огня гитлеровцев тяжело раненного бывшего военнопленного Шалву Гогебашвили. Вскоре пан Тадеуш сам был смертельно ранен и скончался. Шалва об этом не знал и в течение десятилетий искал своего спасителя. В октябре 1963 года семья Войтыняка получила письмо: «Дорогой Тадеуш, я вас ищу уже долгое время, и кажется, что в этот раз я вас нашел. Спаситель вы мой, помните ли вы, как тащили меня с поля боя?»

Вопрос о точном числе погибших военнопленных на польской территории остается открытым. Только в данной книге приводятся цифры: 484 тыс., 800 тыс., 1,5 млн... Существенно больше, чем в 1920 году, но от этого первая трагедия не становится чем-то менее значительным, как и факт предательства попавших в беду союзников. А слова участника бредовского похода полковника Бориса Шебеко могли написать узники-красноармейцы 1941 года: «Поверьте слову офицера,/ Скажу без лести и стыда,/ Любезных слов: «пся крев», «холера»/ Мы не забудем никогда!»