Лисья морда с жадными глазами

Леди Макбет – первая в истории театра кукол. Фото из рецензируемой книги

В калейдоскопе высших в своих жанрах достижений начала ХХ века: художники Русского авангарда, театр и система Станиславского – кукольный театр Ивана Ефимова и Нины Симонович-Ефимовой занимает столь же почетное место. Сам жанр, кукольное действо, может, ныне и менее актуален (сравнить хоть популярность ученика Ефимовых, Сергея Образцова, его театра в 1970-х годах с сегодняшней), но это не умаляет значение великих новаций «кукольных Станиславского и Немировича-Данченко». Это сравнение подкрепляет европейско-американский успех книги – предшественницы ныне обозреваемой: «Записки петрушечника» (1925) Нины Симонович-Ефимовой в 1935 году были переведены и изданы в США. Карл Бьемонт в своей книге «Куклы и кукольная сцена» («Puppets and puppet stage», Лондон, 1938) назвал книгу Нины Яковлевны столь же ценной для кукольного театра, как «Моя жизнь в искусстве» Станиславского – для театра драматического. Правда, в отличие от «старшего театрального собрата» Ефимовы не могли гастролировать, и спектакли по «их системе» ставили американские последователи. Кукольный театр Пол Мак Ферлина (Детройт) прислал своим учителям афиши их «Задумчивой интермедии». На Всемирной конференции деятелей кукольных театров в Нью-Йорке был прочитан доклад о «новой системе Ефимовых». В 1959 году Ивану Семеновичу и Нине Яковлевне (посмертно) присвоили звание почетных членов УНИМА (Международного союза деятелей кукольного театра). Книгу «Театр движущейся скульптуры» можно назвать «Записки петрушечника-2»: составители Иван Голицын и Екатерина Ефимова (соответственно правнук и внучка основоположников) включили большую часть текста своей прародительницы, добавив статьи, воспоминания современников, коллег и друзей – Павла Флоренского, Владимира Фаворского, Наталии Сац, Сергея Образцова, Бориса Шергина и др. Добавления эти, особенно для не заставших взлета популярности кукольных театров, – прекрасный, информативный экскурс по теме.

Наталия Сац: «До революции мы знали длинноносого Петрушку, обитателя ярмарок и базаров, задорного бунтаря. Он был любим многими, но его слова и поступки казались однообразными, варьировался один и тот же сюжет. Впервые Ефимовы создали кукол для совершенно другого репертуара: большого, полноценного, прибавили к народно-традиционной культуре глубокое миропонимание. Особенно хороши звери. Не зря Ефимов – один из лучших русских художников-анималистов! Лисья вытянутая морда с жадными глазами и псевдокроткой улыбкой, юбка с большой оборкой, пестрая ситцевая кофточка и пылающий хвост, чудесные гроздья спелого винограда – все художественно в басне «Лисица и Виноград». Очень выразительны журавль в синем фраке, с размеренными движениями «слишком порядочной» птицы, наглый Волк («Волк и журавль»); Барбос, «бодрый, на все готовый, с блестящим носом, который надо лизнуть перед выходом на сцену, чтобы он лучше блестел (сделан из черного стекла)». В сказке «Принцесса на горошине» Нина Яковлевна неподражаемо показывала принцессочку с капризным личиком, аристократическими ручками, донельзя избалованную. Вероятно, такой представлял ее сам Андерсен. Нина Яковлевна дополнила текст сказки французской песенкой, которую напевала Принцесса. Королева-мать, чтоб закрыть горошину, приносила новые и новые перины, спрашивая у маленьких зрителей: «Как думаете, еще матрац нести?» – дети с восторгом кричали: «Еще, еще, тащи еще!..» и заливались хохотом.

Особенно удавались Ефимовым персонажи простых людей, зверей. Помню басню Крылова «Пустынник и Медведь», какую-то застенчивость доброго Медведя, естественный страх Пустынника. В басне было то, за что мы так любим театр, когда видим сердцевину живого на глазах меняющихся отношений... Пустынник доверчиво ложился на колени к Медведю, тот трогательно заботился, пытаясь отогнать муху от спящего друга. И когда Медведь, желая убить муху на лбу Пустынника, ударил его камнем, не только маленькие, но и взрослые зрители чувствовали растерянность. Не случайно артист Московского Художественного театра (еще – к заявленной аналогии! – И.Ш.) Лужский, посмотрев басню, сказал: «Я поймал себя на том, что горло сжалось от слез: ведь Медведь так старался!» Ефимовы – подлинные первооткрыватели совершенно нового искусства. Когда в 1918 г. мы решили создать первый театр для детей, абсолютно закономерно, что один из залов должен быть предоставлен Нине Яковлевне и Ивану Семеновичу, к тому времени любимцам московской детворы».

Нина Симонович-Ефимова, Иван Ефимов. Театр движущейся скульптуры.– М.: Русскiй Мiръ, 2020. – 480 с. (Большая Московская Библиотека – БМБ).

Представленные в Третьяковке, Русском музее, скульптор Иван Ефимов и художник Нина Симонович-Ефимова создали новый театр в возрасте… по-дантовски: «земную жизнь пройдя до середины», по-современному: «в кризисе среднего возраста». К коему кризису добавились Первая мировая (Иван Ефимов ушел добровольцем) и революция, обнулившие достигнутые статусы. Крестьяне бывшего тамбовского поместья навещали, подходили к ручке «барина», он спрашивал шутливо: «Ну что, крепостные, соскучились по барину?» Они серьезно отвечали: «Соскучились». Летом 1920 года Ефимовы с немалым риском выступили перед бывшими своими крестьянами. Нина Яковлевна вспоминает годы физического голода: «…когда новый общественный класс выходил на поверхность, театр оказался искусством более понятным и нужным массам. Живопись, в которой у меня было уже некоторое имя (вещи в музеях, в частных собраниях, упоминания в прессе), пострадала. Мне 39 лет, муж на войне, я с ребенком – в семье сестры. В 1917 г. я пробовала басню «Мыши». Чтоб слепить голову мыши, купила на Сухаревке мышеловку, поймав мышонка, сделала с натуры голову человеческой величины. Превратить ее в папье-маше меня научил формовщик Училища живописи, где я была студентом… Оттиснули голову в двух экземплярах. Мышь-брюнетка в белом платье и Мышь-блондинка в черном. К шее у обеих приколота длинная-длинная полоска вуали, которая прочерчивает волнистую линию за бросившимися за борт ее носительницами. Я играла за троих: на руках две мыши, а лицо мое, иногда выглядывающее из-за балагана в матросской шапке, было лицом матроса, говорящего от автора».

Выразительное лицо Нины продолжило галерею лиц сестер Симонович: Маша, Надя, Аделаида «висят в Третьяковке» на картинах Серова: «Портрет Надежды Дервиз с ребенком», «Портрет Аделаиды Симонович», «Девушка, освещенная солнцем». И в Музее Орсе в Париже «Портрет М.Я. Львовой»… Валентин Серов, недавно так мощно, всероссийски выставленный, прославленный вплоть до песни Шнура («Сходили я и Вова на выставку Серова»), – двоюродный брат Симоновичей. И первый ценитель. Нина Яковлевна вспоминает: «Во время забастовки в Училище Живописи, Ваяния и Зодчества я жила в семье Серова, моего двоюродного брата. На площадке внутренней лестницы устроила с мальчиками Серовыми теневой театр, и Валентин Александрович был усердным ценителем. Приходил, приводил смотреть своих гостей. Валентин Александрович говорил, что силуэт – это лучшее, что я делаю». Через десятилетия она продолжит: «Больше всего меня увлекало движение куклы, жест, и сама Кукла как движущаяся скульптура». И в обозреваемой книге все движется, вертится, от картин, кукол – к аудитории: «Петрушка после своего «вступления» объявлял приход Ивана Андреевича Крылова, советовал с ним поздороваться: «Он ведь Писатель. Баснописец!» Степенно выходил Крылов, беседовал. Дети считали всех кукол кукольными, но Крылова «настоящим», он был больше остальных. Сыграла Станиславскому, Шаляпину, в Художественном Театре, актерам и Немировичу-Данченко»…