Александр Щелоков Вряд ли сегодня найдется человек, который не сумеет объяснить смысл слова "дедовщина". Однако за проблемами солдатскими как бы в тени остается самодурство, процветающее в офицерской среде. Хотя такому явлению не год и не два. Оно благополучно существовало в советских Вооруженных силах в форме скрытого и публичного унижения подчиненных и по наследству перешло в новое время.
"Я начальник - ты дурак" - сия "мудрость" в армии вслух произносится редко, однако втайне она исповедуется многими командирами всех степеней вне зависимости от их образования, национальности, имен. Это и является поистине универсальной формулой армейского хамства.
Бунт на ходынке
- Эй... генерал! Что вы там копаетесь?!
Усиленный мощными репродукторами мат прогремел над полем Центрального аэродрома в Москве. Несколько тысяч участников парадной тренировки - от слушателей военных академий до суворовцев и нахимовцев - вздрогнули и замерли изумленно.
В серебристо-голубом "ЗИЛе" с открытым верхом у микрофона, который оказался включенным, - умышленно или случайно, сказать трудно, - стоял командующий парадом генерал армии Кирилл Москаленко. А матерщина, разнесшаяся на всю округу, была адресована Герою Советского Союза начальнику Военной академии имени Фрунзе генерал-полковнику Алексею Жадову, который в это время, придерживая рукой никелированные ножны офицерской шашки, приближался по вызову к машине командующего парадом...
"Эй... генерал!" - разнесшееся на всю округу относилось к прославленному советскому полководцу, старшему годами самого Москаленко и, если на то пошло, более известному, чем он, успехами в годы Великой Отечественной войны.
Дальше участники парада стали свидетелями такой картины. Генерал-полковник, едва услышав прогремевшую из репродукторов площадную брань, сделал поворот кругом и тем же неторопливым шагом направился к "коробкам" своих офицеров.
В то же время из строя вышли и, не сговариваясь, двинулись к Жадову начальник Военно-политической академии имени Ленина генерал-лейтенант Марк Козлов и начальник Военной академии имени Дзержинского генерал-полковник артиллерии Георгий Одинцов. Три генерала о чем-то переговорили и вернулись к своим парадным батальонам.
- Академия Ленина в прохождении не участвует! - отдал распоряжение Козлов.
- Команд Москаленко не выполнять! Академия Дзержинского остается на месте! - поддержал его Одинцов.
Поверить в то, что Москаленко не видел летучего совещания трех генералов, я не могу. Просто он не придал ему значения, тем более вряд ли догадывался, что ему могут объявить бойкот.
- Парад, смирно! - гаркнул он привычно. - К торжественному маршу, на одного линейного дистанция. Справа по-батальонно! Напра-во!
Шаркнули по бетону сотни кованых сапог. Колыхнулись развернутые боевые знамена.
Но того, что произошло дальше, никто в армии никогда не видел. Три головные академии, по традиции открывавшие все московские парады, - Фрунзе, Ленина и Дзержинского, команды не выполнили. Они остались недвижимы, демонстрируя свое нежелание принимать участие в торжественном марше.
ЧП имело характер отнюдь не "районного масштаба". Это был подлинный бунт офицерской чести против начальственного хамства. Но, чтобы рискнуть на такое, потребовалась решительность трех известных всей армии военачальников. Москаленко, подав команду "Отставить!", вернул войска в исходное положение, вылез из машины и пешком направился к батальону академии Фрунзе. Туда же двинулись генералы Козлов и Одинцов. О чем они говорили - догадаться нетрудно. Однако принести Жадову извинения через микрофон с той же громкостью, с какой ему было нанесено оскорбление, у Москаленко мужества не хватило.
УНИЖЕНИЕ ПОХОДЯ
Хамство - один из атрибутов единоначалия. Поскольку, если зрить в корень и придерживаться устоявшегося в нашей армии понимания, единоначалие есть узаконенное право на самодурство.
Офицер, испытавший унижение от генерала и остро переживший попрание своего человеческого достоинства, способен тут же оскорбить сержанта или солдата, даже не задумываясь над тем, что и они тоже люди. Впрочем, для системы воспитания, которая была долгие годы принята в нашем обществе в качестве эталона, это вполне естественно.
Вы когда-нибудь слыхали, чтобы к первокласснику учительница обратилась так: "Вася Петров, вы готовы к отчету?" Нет, безусловно, "вы" в обращении к первокласснику - это для нашей школы высшая ступень невозможного. Столь же немыслимо представить ученика выпускного класса, вдруг заявившего своему педагогу, учившему его несколько лет культуре общения: "Прошу вас, Ольга Николаевна, мне не "тыкать".
Чего же тогда требовать от человека военного, да еще прошедшего горнило войны, будь она гражданской, советско-финской, отечественной или чеченской? Хамство в армии - не болезнь, а родимое пятно, которое можно увидеть, но нельзя удалить оперативным путем.
Хамом, да еще каким, был маршал Еременко, на фронте позволявший себе не просто элоквенции, но и умевший огреть дубиной по спине офицера - до командира полка вклю-
чительно. Рукоприкладствовал славный сталинский маршал с птичьей фамилией Кулик. Не отказывал себе в праве оскорбить генерала или офицера Георгий Жуков, хотя сегодня об этом никто старается не вспоминать. Дважды Герой Советского Союза генерал Исса Плиев на фронте ходил, размахивая пистолетом. Угроза "Расстреляю!" была серьезным аргументом в его разговорах с подчиненными.
Умением унизить подчиненных тонким, изощренным способом славился маршал Андрей Гречко. Мстительный, желчный, он умел импровизировать, не повышая голоса и оставаясь в рамках общепринятого лексикона. Однажды, проходя по палубе крейсера во время ознакомления с флотом, Гречко увидел окурок. Его скорее всего бросил кто-то из сухопутных офицеров маршальской свиты, поскольку ожидать такого кощунства на корабле даже от "салаги"-моряка было бы противоестественно. Ткнув ногой бычок, Гречко обратился к командиру крейсера и с брезгливой миной сказал:
- Товарищ капитан первого ранга! Вы ведь почти армейский полковник, а развели на корабле такой бардак...
...Вновь центральный аэродром в Москве, опять тренировка войск к очередному параду. Накануне на коллегии Министерства обороны Гречко приказал всем обязанным присутствовать на экзерциции офицерам и генералам явиться в парадной форме и с золотыми парадными поясами. Все так и сделали. Только главный маршал авиации Константин Вершинин, человек пожилой и уважаемый, приехал в повседневной фуражке и повседневном кожаном поясе. Взбешенный Гречко все же сумел сдержаться и не сделал замечания. Зато, улучив момент, подозвал к себе полковника - порученца Вершинина - и язвительным тоном стал ему выговаривать:
- Почему ваш маршал без парадного пояса? Учтите, полковник, маршал, что малое дитя. Он должен носить не то, что ему хочется, а то, что на него наденет порученец. Я вас наказываю за упущение!
...Главкома ракетных войск стратегического назначения маршала Советского Союза Николая Крылова пригласили в лабораторию научно-исследовательского института, чтобы продемонстрировать только что созданную, по своей сути, уникальную техническую новинку. Инженеры - доктора и кандидаты наук - ожидали высокой оценки своему детищу. Крылов, должно быть, чувствовал себя неважно, что-то мучило его, и в таких случаях проще всего было сорвать раздражение на других. Войдя в лабораторию, маршал повел носом:
- Накурено тут у вас! И окурки лежат. Что в такой обстановке можно создать толковое? Все вы тут говнюки.
И уехал, не став слушать объяснений.
Мой коллега и приятель военный журналист Алексей Котенев рассказывал о случае, свидетелем которого был сам. Генерал (впоследствии - маршал) Павел Батицкий, в 1953 г. обеспечивавший охрану бункера, в котором содержался арестованный Лаврентий Берия, дневал и ночевал на охраняемом объекте. И вот однажды ему доложили, что Берия отказался от пищи и объявляет голодовку. Батицкий рассвирепел. Он отправился в бункер. Перед ним открыли стальные тяжелые двери. Батицкий нервными шагами спускался по лестнице в чрево подземного командного пункта Московского военного округа, и его басовитый командирский рык разносился под сводами:
- Берия, етвою мать! Не будешь жрать, в цепи закую!
Позже Котенев признавался, что угроза Батицкого произвела впечатление даже на него - вовсе не заключенного... Особенно угроза "заковать в цепи", смысл которой увязывался только с далеким прошлым. Почему именно эта мысль пришла на ум генералу, сказать трудно. Но даже Берия продолжать голодовку не рискнул.
А уж как Павел Федорович умел пугануть ненормативными словесами своих подчиненных, вряд ли требует пояснений.
* * *
За четверть века, отданных армейской службе, мне ни разу не приходилось встретиться со случаями, когда бы старший начальник наказал кого-то из офицеров за хамство, рукоприкладство, оскорбление и унижение подчиненных.
Ни в одном из уставов Советской армии, как и в уставах армии Российской, никогда не было главы о воинской этике, в которой бы систематизировались все возможные случаи взаимоотношений старших и младших, а также равных в звании и положении военнослужащих на службе и вне ее. Между тем сегодня как никогда уставам требуются дидактические формулировки норм поведения: "Культура командира определяется культурой общения с подчиненными". "Оскорбляя подчиненных, командир в первую очередь унижает себя". "Уставное обращение начальников к подчиненным - нерушимая обязанность командиров всех степеней". "Каждый военнослужащий имеет право на судебную защиту своей чести и достоинства".
Как изжить дедовщину? Вопрос сложный, но совершенно ясно, что без повсеместного внедрения уставных взаимоотношений в генеральской и офицерской среде бороться с извращенными отношениями в среде сержантской и солдатской бессмысленно.
Дарья Гармоненко 