Узник юаровской тюрьмы

Судьба

По старой армейской привычке прапорщик запаса Николай Пестрецов просыпается рано. Хозяйство на хуторе у него большое: коровы, утки, барашки, куры, другой живности полный двор. Но каждое утро для Николая начинается с просмотра теленовостей. А там - война в Афганистане, бои в Чечне, конфликт в Абхазии. И постоянно - пленение людей, захват заложников, гибель мирных жителей.

- Смотрю все это, и щемит сердце, - Николай Федорович сломанными пальцами нервно мнет сигарету. - И хочешь не хочешь, память непроизвольно уносит к событиям двадцатилетней давности.

ПЛЕН

...По шуму двигателя он понял, что находится в вертолете. Шевельнулся, и все тело пронзила дикая боль. Пальцы перебиты, ребра сломаны, лицо - сплошное месиво. Кололо в ноге, в горячке боя он не заметил, что осколок гранаты пробил высокий ботинок и угодил под косточку, в мякоть. Сознание то уходило, то возвращалось. Прапорщик Николай Пестрецов смутно вспоминал, что с ним произошло. Ангольская бригада (ее, правда, бригадой можно было назвать с натяжкой - так себе, полк) стояла близ местечка Анжива недалеко от границы с Намибией. Невдалеке советские специалисты возводили трехкилометровый мост через реку Кунене, который должен был связать две ангольские территории. В бригаде в числе 12 советских военных советников находился и прапорщик Пестрецов. Обстановка в Анголе была сложной. Здесь не было границ. И не было власти. Кто кого косил из автоматов и пулеметов или сжигал залпами НУРСов, разобраться было сложно. Войска ФАПЛА бились с батальонами Савимби, провозгласившего "Африка - для черных" и пускавшего цепи своих бойцов впереди... белых юаровских наемников. До обороняемых кубинскими бригадами Квито-Кванавале и Лубанго совершали челночные рейсы юаровские "Миражи", сметая пушечными очередями все, что двигалось по дороге. Но Пестрецов особо над этим не задумывался. Раз его сюда страна послала, значит так надо. Значит надо выполнять все порученное на совесть. Да и работы хватало - среди трофеев было много техники различных стран. Надо было ее всю доводить до ума.

27 августа 1981 г. на ангольскую бригаду обрушился шквал огня. Хорошо зная, видимо из разведданных, расположение бригады, юаровская артиллерия била прямой наводкой по позициям, с неба пикировали самолеты и вертолеты. Зажатая в кольцо бригада медленно умирала. В горячке боя Пестрецов видел, как пуля сразила жену подполковника Киреева Лиду. Евгений Киреев подполз к ней, приподнял и тут же получил пулю в спину... Когда огонь стих, Николай ужаснулся от обилия трупов вокруг. Невдалеке лежали Киреевы, чуть дальше майор, советский советник замполита ангольской бригады и, что самое страшное, жена Николая - Ядвига. Он подполз к жене и тут же получил удар по голове. Падая, прапорщик нажал на спусковой крючок АКМ.

- Вместе с ранеными юаровцами, - рассказывает Николай Пестрецов, - меня доставили в госпиталь на территории Намибии. Я сначала думал, что попал к кубинцам. Но когда доктор начал у меня что-то спрашивать, в его говоре было очень много глухих "х" - африканс. Ну и послал я его тоже на наше русское "х".

Через два часа к прапорщику в палату пришла женщина-переводчик. И тогда юаровцы узнали, что Николай - советский специалист, работник ГАЗ (такая у него была легенда). А четыре трупа белых людей, обнаруженные на поле боя, где его взяли в плен, не португальцы, а русские Так прапорщик Советской армии оказался сначала в тюрьме, где африканцы держали своих дезертиров, а затем в одиночке в Кейптауне.

ТЮРЬМА

Камера - полтора на три метра. Теснота, духота. До окна, почти сплошь закрытого металлическими пластинами, не достать. И постоянные допросы, постоянный вопрос: "Почему ты не сдался в плен, а стрелял в солдат армии ЮАР?"

И каждый раз прапорщик объяснял, что любой советский мужчина, отслуживший в армии, умеет обращаться с оружием, что Южно-Африканская Республика не объявляла официально войну Анголе. И поэтому он, как иностранный специалист, не смог за 24 часа покинуть страну. А как сдаваться в плен, если вы, сволочи, жену и друзей моих погубили...

Как только Пестрецов заводился, начинал нести "в душу - мать" или отказывался отвечать, ему тут же на допросе надевали японские наручники - легкие, из нержавейки. При резком движении человека складывает пополам, туловище к ногам притягивает. Не раз в первые недели он получал и нунчаками по голени. Причем били умеючи, чтобы не раздробить кость. Тут же прижигали йодом. Один "мордоворот" для развлечения втыкал советскому прапорщику нож в икры, выворачивал руки, ломал в суставах пальцы, или просто катал строптивого "русского коммуниста" по полу тяжелыми ботинками.

Но не столько от физических мук, сколько от неизвестности страдал Николай. В одиночке всякие мысли лезли в голову. Неужели его забыла Родина? Да в принципе кто он для нее? Обыкновенный человек. Родился в 1944 г. в поселке Каспан в Казахстане. Кроме него, было у отца с матерью еще пять ртов. Там же закончил СПТУ, работал. С 1964 г. служил водителем срочную в Германии, затем остался на сверхсрочную техником автороты. В 1968 г. входил вместе со своим полком в Чехословакию. В Союз заменился в 1975-м, был командиром ремвзвода в Московско-Минской Пролетарской дивизии, в декабре 1979 г. ему предложили поехать в Анголу. Воспитанный в советском духе, он свято верил, что Родина никогда не оставляет своих сыновей в беде, что его ищут. Еще болела у Николая душа за мать: как восьмидесятилетняя старуха перенесет его исчезновение?

- Меня методически пытались сломать, - вспоминает Николай Федорович, - пугали, убивали страхом душу. Я сидел в одиночке, а напротив моей камеры были помещения, где находились чернокожие пленники. По средам их куда-то уводили, а на следующий день эти камеры заполняли новые люди. Оказывается, в Претории казнили именно по средам. Сам процесс мне показал охранник...

Он вывел прапорщика в крытую решетками галерею и кивнул головой, указывая вниз: смотри. Там стояла автоцистерна с крупной надписью на борту "АСIDO" (кислота), из которой по гибкому шлангу куда-то вниз сливали едкую жидкость. Потом машина уехала. По дорожке к глухой стене шел, озираясь, человек. Раздавался хлопок выстрела, и он падал. Металлические створки дорожки разъезжались, и человек летел в кислоту. Через пять минут к стене шел следующий бедолага.

Иногда Пестрецова приглашали к тюремному начальству, и начинался "разговор за жизнь". Дескать, ждет тебя, русский специалист, за убийство солдат армии ЮАР 100 лет каторги. Но, учитывая то, что ты потерял тут близкого человека, скостят тебе срок до 50 лет. Или проси политического убежища. Тогда мы посылаем тебя на курсы английского, а дальше предоставляем работу. Какую - Николай догадывался. На его глазах сломались два пленных кубинца, которых после специальной подготовки направили воевать против тех же ангольцев...

Дни в заточении тянулись медленно. Разнообразия в будни узника вносили лишь переезды из тюрьмы в тюрьму. Но пропавшего советского прапорщика уже вовсю искали. В южноафриканской прессе проскочила заметка о советском пленном, и представители Красного Креста объезжали места содержания узников.

- На ежедневную прогулку меня постоянно выводили два охранника, - Николай Федорович от волнения потирает пальцы рук, вижу, как трудно даются ему воспоминания. - Однажды меня по фамилии окликнул незнакомый человек. Я поднял руку. И уже через два часа в кабинете начальника тюрьмы беседовал с представителем Красного Креста господином Муравьевым.

Муравьев говорил по-русски с сильным акцентом. Он предложил Николаю написать письмо матери. Ответ пришел буквально через несколько дней. Было это в декабре 1981 г.

Его перестали бить, стали кормить той же пищей, которую давали охране. Красный Крест настоял на том, чтобы Николая содержали в одной тюрьме и не перевозили с места на место. В одиночке появились книги, бандероли, поздравления с церковными праздниками присылала Русская зарубежная православная церковь.

ДРУГ

Эти поздравления я видел в альбоме, который бережно хранит Николай Пестрецов. Альбом - подарок охранника американца Дени. С этим парнем, своим одногодком, Николай подружился. У них нашлось много общего. Дени принес русско-английский словарь, и общались сразу на нескольких языках. Одно слово из словаря, другое на португальском (за два года в Анголе Николай его сносно выучил). Дени постоянно носил на шее в качестве амулета спаянные вместе три пули от АКМ. Эти сплющенные кусочки свинца вытащили хирурги из тела американца. Воевал Дени во Вьетнаме, Родезии. Николай выполнял интернациональный долг в Чехословакии. Общих тем для общения много.

Дни дежурства Дени были для прапорщика единственной отдушиной в однообразной тюремной жизни. Американец никогда не закрывал камеру, делился постоянно сигаретами, изредка по ночам приносил бутылку виски. Однажды американец даже предложил Николаю план побега: 600 долларов надо было заплатить за аренду небольшого вертолета и еще 400 за топливо, чтобы этот самый вертолет доставил узника в расположение кубинцев. Но у Николая таких денег не было.

Время шло, а освобождение все оттягивалось и оттягивалось.

На седьмой месяц плена прапорщик Пестрецов объявил голодовку. Восемнадцать дней он ничего не ел, пил только воду. Стал похож на высохший скелет, от его восьмидесяти килограмм осталось 48. О голодовке узнал представитель Красного Креста, наорал на Николая: сам мешаешь своему освобождению.

И опять одиночка, опять тюремные будни. Хуже всего было по ночам, когда штатных охранников меняли солдаты-срочники. Они набрасывали спящему на лицо тряпку с хлороформом и кололи прапорщику наркоту. А потом наблюдали за его поведением. Такое вот развлечение для юаровцев. Пожаловался было Николай на своих мучителей представителям Красного Креста, но в ответ услышал: в тюрьме свои законы, никак не можем вмешиваться.

- Многое сыграло то, что я белый, рассказывает Николай Федорович. - Чернокожих там вообще за людей не считают, бьют чем попало, куда попало. Особенно зверствовали потомки выходцев из фашистской Германии...

В октябре 1982 г. вновь Николая вызвали к тюремному начальству. Неизвестный ему военный в табачной форме предложил Пестрецову дать письменное согласие на захоронение жены и трех его соотечественников.

- Где они? - пересохшим от волнения голосом переспросил прапорщик.

Оказывается, тела павших в том давнем бою были забальзамированы и лежали в городском морге до выяснения всех обстоятельств с Николаем.

- Я не уполномочен подписывать такие бумаги, - заявил Пестрецов. - Тела улетят вместе со мной.

Но освобождение вновь было отложено. Причины не назывались. Прошли ноябрьские праздники, а там скорбное известие из Москвы - умер генсек. Опять не до Пестрецова. Наконец наступило 20 ноября 1982 г.

СВОБОДА

В этот день в аэропорту Лусаки, столицы Замбии, одновременно приземлились два самолета. Николая Пестрецова, четыре гроба его боевых товарищей, кубинца Франсиско меняли на двух пленных американских летчиков и четыре тела погибших юаровцев. Представитель Красного Креста провел Николая к самолету. Все, плен для него закончился.

Уже в Союзе поручили ему выполнять и скорбную миссию доставки тел родственникам, и их похороны. Затем опять была служба в той же должности командира ремонтного взвода в Московско-Минской Пролетарской дивизии. Год службы и плена ему посчитали за три, наградить ничем не наградили. Прапорщик рвался мстить. Кому и за что, он и сам не знал. Написал рапорт с просьбой направить его в Афганистан. Ему, разумеется, дали от ворот поворот. И тут на свое счастье встретил Николай женщину, детишки пошли. Отслужив 27 календарных лет, уволился прапорщик в запас, обосновался на хуторе. Хозяйство завел: детей поднимать на ноги надо. А семья у узника юаровской тюрьмы солидная: сын Виктор женился, стал Николай дедом. Второй сын Валерий в университете учится, Алексей в армию собирается. Близняшки Наташа и Надя школу заканчивают в следующем году.

Несколько лет назад Николай Федорович получил наконец-то причитающуюся ему плату за пятнадцатимесячный плен в 1972 г. - 61 рэнд от Южной Африки. Родное государство за его пребывание в плену не заплатило ни копейки.

Когда прапорщик запаса получал в посольстве причитающийся ему "денежный кредит Южной Африки на имя Н.Ф. Пестрецова", дипломат южноафриканского государства пригласил бывшего узника в гости. Николай Федорович вежливо отказался.