Союзники-антагонисты

Личности

В ИСТОРИИ трудно найти пример сотрудничества двух более полярных политических лидеров, чем Иосиф Сталин и Уинстон Черчилль. В рамках одной военной коалиции действовали британский аристократ и сын сапожника, ярый антикоммунист и руководитель большевистской партии. До конца своих дней они считали себя политическими антагонистами, но все же с 1941 по 1945 г. волею обстоятельств стали союзниками в борьбе против общего врага. Феномену взаимоотношений Черчилля и Сталина, значимости этого исторического опыта и был посвящен британско-российский семинар, проведенный в Лондоне в марте 2002 г., на котором было обнародовано немало неизвестных доселе фактов периода Второй мировой войны и послевоенных лет.

ГОД 1941-й

Так, директор Историко-документального департамента МИД РФ Петр Стегний рассказал о том, что 4 сентября 1941 г. в беседе с советским послом Иваном Майским Черчилль подчеркнул: "Я не хочу вводить вас в заблуждение. Я буду откровенен. До зимы мы не сможем оказать вам никакой существенной помощи ни созданием второго фронта, ни слишком обильным снабжением... Мне горько это говорить, но истина прежде всего. В течение ближайших 6-7 недель вам может помочь только Бог..." Более того, премьер-министр Великобритании дал понять, что на открытие второго фронта не следует рассчитывать ранее... 1944 г. Но Майский, записав эти слова Черчилля в свой дневник, так и не отважился сообщить о них в Москву...

Профессор Дэвид Дилкс проанализировал взаимоотношения Сталина не только с британским премьером, но и с министром иностранных дел Антони Иденом, который в годы войны был ближе к Черчиллю, чем любой другой политический деятель Альбиона. Именно ему поручили вести переговоры в Москве в декабре 1941 г., когда немецкие войска стояли еще в нескольких десятках километров от столицы СССР. На первой же встрече Сталин предложил Идену подписать секретный протокол о послевоенном устройстве Европы. В нем содержалось также признание Лондоном советских границ по состоянию на 22 июня 1941 г., т.е. вхождения в состав СССР Западной Украины, Западной Белоруссии и республик Прибалтики. Однако Иден, имея общие установки для ведения переговоров, заявил, что этот вопрос в настоящее время не может быть решен положительно. В результате не был подписан тогда и союзный советско-британский договор.

В АВГУСТЕ 42-го

Профессор Олег Ржешевский основное внимание уделил визиту Черчилля в Москву в августе 1942 г. (операция "Браслет"). Небезынтересно, что советская и британская записи ключевой беседы двух лидеров на квартире у Сталина в ночь с 15 на 16 августа заметно отличаются друг от друга. Так, британский вариант дополняет советский рядом существенных моментов. С позиций сегодняшнего дня, например, достаточно сенсационно выглядит зафиксированное в английском тексте заявление Черчилля, что "в начале 1938 г., еще до Праги и Мюнхена, у него возник план создания Лиги Великих Демократий в составе Великобритании, США и СССР, которые вместе смогли бы вести за собой мир".

Вместе с тем сопровождавшие премьера Кадоган, Керр и Джекоб отмечали, что Черчилль постоянно выражал неудовольствие ходом переговоров. Он считал, что Сталин разговаривает с ним тоном, недопустимым для "представителя крупнейшей империи, которая когда-либо существовала в мире"; подозревал, что Сталин добивается его смещения с поста премьер-министра. 14 августа он разразился следующей тирадой: "Мне говорили, что русские не являются человеческими существами. В шкале природы они стоят ниже орангутангов".

Однако, несмотря на все трудности, противоречия и неожиданности, переговоры Черчилля со Сталиным в 1942 г. имели, может быть, решающее значение для будущего ведения коалиционной войны. После возвращения в Англию 8 сентября 1942 г. премьер выступил в палате общин, где, в частности, сказал: "Для России большое счастье, что в час ее страданий во главе ее стоит этот великий твердый полководец. Сталин является крупной и сильной личностью, соответствующей тем бурным временам, в которых ему приходится жить..."

Доктор Мартин Фолли в своем докладе, который также был посвящен встрече Сталина и Черчилля в августе 1942 г. высказал мысль, что главным аргументом для поездки премьера в Москву стала позиция Рузвельта. Черчилль, получивший в марте 1942 г. письмо от президента США, в котором говорилось, что он, Рузвельт, один может наладить отношения со Сталиным лучше, чем весь британский Форин офис и американский госдепартамент, счел необходимым предпринять личные шаги, чтобы упрочить англо-советские отношения. Потеря Великобританией лидерства в строительстве антигитлеровской коалиции могла, по мнению Фолли, дорого обойтись интересам Лондона в Европе.

ЕВРОПА В ПРОЦЕНТАХ

Во время второго визита британского премьера в Москву в октябре 1944 г., сообщил профессор Джеффри Робертс, Черчилль и Сталин смогли договориться по так называемому процентному соглашению. В ходе беседы, имевшей место 9 октября, английский гость предложил советскому хозяину раздел сфер влияния на Балканах, при котором Кремль имел бы 90% влияния в Румынии и 75% в Болгарии, а Лондон (совместно с Вашингтоном) - 90% в Греции. В Югославии и Венгрии соотношение было бы 50 на 50. По словам Черчилля, Сталин, просмотрев предложенный ему листок с этими процентами, сделал на нем жирную галочку и вернул обратно.

Теперь этот документ хранится в Государственном архиве Великобритании. Но остается открытым вопрос: какое реальное значение оба лидера придавали вышеуказанной договоренности, повлияла ли она, и если да, то в какой степени, на последующие события в Европе? Отвечая на него, Робертс заметил, что для самого Черчилля в то время было очень важным иметь свободу действий в Греции. Что касается Сталина, то он еще до октябрьской конференции 1943 года министров иностранных дел трех держав придерживался той позиции, что Греция лежит в сфере интересов Великобритании и что расклад сил в этой стране не в пользу прокоммунистического объединения ЭЛАС/ЭАМ. Даже после войны СССР еще долгое время не вмешивался в греческие события, и впервые стал помогать коммунистам только в конце 1947 г. Но "процентный" документ, представленный Сталину 9 октября, не имел к этому прямого отношения.

ОБИДА

Не была обойдена вниманием и знаменитая речь Черчилля в Фултоне в 1946 г. Академик РАН Александр Чубарьян отметил, что длительное время в советской историографии и пропаганде, да и в трудах многих западных ученых превалировала точка зрения, что она явилась фактическим обоснованием и объявлением начала холодной войны. Но переход к холодной войне представляет собой не одномоментный эпизод, а процесс, который имел свою динамику. Противоречия между Сталиным и западными лидерами стали развиваться еще до победы союзников над Германией.

Несмотря на то что отношения Сталина к англичанам было весьма сложным, именно с Черчиллем он установил высокую степень доверительности. Однако это доверие таило в себе и грозовые предчувствия. Главным мотивом для поворота в отношениях еще в годы борьбы с фашизмом явился вопрос о послевоенном устройстве Европы. Понимая решающую роль советско-германского фронта, Сталин сделал вывод, что Москва может теперь укрепить свои позиции в Восточной Европе и Германии. США и Великобритания начали активно противодействовать этому. Судя по советским архивным документам, острые разногласия стали очевидными в апреле-мае 1945 г. Тон взаимных посланий Лондона и Москвы становился все резче. Причем основным камнем преткновения была ситуация вокруг Польши.

Именно Черчилль 12 мая 1945 г. расставил акценты. В тот день он направил письмо президенту США Гарри Трумэну, в котором впервые употребил термин "железный занавес", который опустился над фронтом русских войск. Видимо, под влиянием этих событий и в их контексте командование британских вооруженных сил с согласия Черчилля разрабатывало план "Немыслимое" - возможный удар по частям Красной Армии, чтобы помешать ее продвижению дальше на запад. Правда, этот замысел был отвергнут и в Лондоне, и в Вашингтоне.

Жесткий тон и реальные действия Сталина показывали намерения Москвы закреплять военные победы политическими средствами и утвердиться в Восточной Европе. По материалам ЦК ВКП(б) и согласно инструкциям средствам массовой информации видно, что уже во второй половине 1945 г. они были нацелены на возобновление и усиление критики Запада, которая была приглушена или сведена на нет во время войны. Речь британского политического лидера в Фултоне 5 марта 1946 г. назвали в Москве "манифестом холодной войны".

Надо сказать справедливости ради, что в прошлые годы из выступления Черчилля обычно брали лишь несколько высказываний в отрыве от всего текста. Помимо этого историкам не были известны все подробности подготовки речи и роли в этом американских политиков и военных. Между тем в Фултоне Черчилль заявил, что отдает должное "доблестному русскому народу" и приветствует факт, что Россия заняла "полагающееся ей место среди руководящих наций мира". Он "не верит в то, что Советская Россия хочет войны. Она хочет плодов войны и безграничного распространения своей силы и своих доктрин". Премьер также предложил продлить срок действия англо-советского договора 1942 г. до 50 лет. Таким образом, нет никаких оснований считать эту речь призывом "к крестовому походу против коммунизма".

Однако в личном плане Сталин видел в высказываниях Черчилля что-то вроде предательства. Он ведь хорошо помнил и многочисленные беседы с ним в военное время, и известное "процентное" соглашение, и многое другое. Все это было скорее раздраженной реакцией лидера, которого обманул и разочаровал человек, с которым, как казалось Сталину, он установил доверительные отношения...