Нравы кавказских генералов

ЛИЧНОСТЬ

В начале XX в. российскую императорскую армию и флот литераторы либерального направления изображали достаточно темными красками. Самое тому точное свидетельство - "Поединок" Александра Куприна и "Цусима" Алексея Новикова-Прибоя. Эта тенденция, надо отметить, мало изменилась и в более поздние, советские времена. Офицеры и генералы в соответствующих трудах зачастую представлялись ограниченными и малообразованными людьми, нередко они выглядели законченными самодурами и солдафонами. Характерно, что генералы и офицеры представлялись в большинстве случаев выходцами из правящих классов империи. Внутренняя жизнь армии рисовалась исключительно с позиций жестокого отношения к подчиненным и палочной дисциплины. Разумеется, все это весьма и весьма далеко от действительности. Более того, при ознакомлении со свидетельствами очевидцев и современников складывается впечатление, что и сегодня российские военачальники многому могли бы научиться у генералов русской армии.

"ПРОШУ ЩЕЙ ХЛЕБАТЬ!"

В начале XIX в. русскими войсками на Кавказе руководил генерал от инфантерии Сергей Алексеевич Булгаков. К тому времени военачальник был уже отмечен высокими наградами Российской империи. В частности, за штурм турецкой крепости Анапа он был удостоен ордена Святого Георгия III степени. В то время подобная награда оценивалась очень высоко. Сергей Булгаков заслуженно пользовался репутацией храброго, энергичного и в высшей степени доступного и простого в общении военачальника. Как отмечают современники, это был честный и прямодушный генерал, старый кавказский рубака - то есть типичный кавказский офицер того времени. Его колоссальный рост, трубный голос, львиная храбрость, подчеркивают летописцы Большой Кавказской войны, - все делало его человеком необыкновенным. Несмотря на солидный возраст (в те времена Сергею Булгакову было уже за семьдесят), генерал еще лихо скакал на персидском жеребце за зайцами и легко ломал подковы.

Особо отмечают современники доступность военачальника, простоту, щедрость и широкое хлебосольство. Это, вспоминают сослуживцы Булгакова, привлекало к нему сердца подчиненных. Генерал любил видеть вокруг себя всех офицеров отряда, для которых его палатка, сердце и кошелек были всегда открыты. Привычки его никогда и ничем не нарушались. Ежедневно в девятом часу утра на строго определенное место два солдата выносили значительных размеров бутыль водки, а за ними еще два бойца расставляли вокруг на маленьких жестяных тарелочках походные закуски. Потом появлялся сам генерал Булгаков и своим зычным голосом кричал: "Вались, ребята!"

На этот призыв собирались все офицеры, не занятые в тот день по службе, а в воскресные дни они шли к палатке Сергея Булгакова уже в парадной форме. Подчиненные неизменно заставали генерала всегда в одной и той же позе: он сидел на бурке, в рубашке с расстегнутым воротом и усердно тер табак для своей табакерки. Поприветствовав своего командира, офицеры рассаживались кругом на траве, и Булгаков, отмечают полковые летописцы, особым, только ему свойственным цветистым слогом принимался рассказывать офицерам чувствительные истории то про матушку-царицу Екатерину Великую, то про времена Павла, то анекдоты или пословицы, которые он умел излагать в рифму.

Все это заканчивалось тем, что он наконец вставал и говорил своим густым басом: "Прошу щей хлебать". Обед готовился в такие дни на всех наличных офицеров в отряде. За трапезой выпивалось немалое количество вина, и пили его, как правило, из огромных бычьих рогов, оправленных в серебро, которые Сергей Булгаков всегда возил с собою.

СВИДЕТЕЛЬСТВА ИСПАНСКОГО ОФИЦЕРА

Существуют записки одного из иностранцев - испанца Ван-Галена, который волею случая оказался в начале XIX в. на Кавказе. До службы в Российской армии Ван-Гален был офицером одного из испанских кавалерийских полков. Вместе с гверильясами он принимал участие в боевых действиях против французов, защищал Мадрид, а потом вступил в ряды Каталонской армии. После падения Наполеона и возвращения в Испанию короля Фердинанда VII Ван-Гален был заподозрен в политическом заговоре, заключен в тюрьму и подвергся всем ужасам испанской инквизиции. Приговоренный к расстрелу, Ван-Гален бежал в Англию, где ему дали совет поступить на службу в Россию как в страну, интересы которой никак не могли столкнуться с интересами Испании.

В качестве места службы Ван-Гален выбрал Кавказ, где шла в то время война и были необходимы храбрые офицеры. Испанец был зачислен майором в Нижегородский драгунский полк. Однако на Кавказе Ван-Гален оставался недолго. Революция, вспыхнувшая в Испании, заставила императора Александра изменить взгляды самодержца на службу испанца в русской армии. Генерал Ермолов получил высочайшее повеление выслать Ван-Галена за границу. Впоследствии офицер опять служил в испанской армии, командовал дивизией и дослужился до генерала.

В 1830-х гг. в Лондоне появились записки Ван-Галена, в которых много места было отведено Кавказу. Отметим, что книга испанца относится к свидетельствам очевидца. Ван-Гален представил Европе Большую Кавказскую войну, русскую армию и ее военачальников в достаточно объективном виде. В 1819 г. он прибыл в лагерь под крепость Внезапная вместе с Апшеронским полком, и вот как описывает он свое первое знакомство с Ермоловым.

"...Миновав редут близ деревушки Аксай, полк подошел, наконец, к Андреевскому аулу, где наши войска расположены были лагерем. Сам главнокомандующий вышел к нам навстречу пешком, один, без всякой свиты. На следующий день, когда пробило шесть часов утра, я вместе с офицерами Апшеронского полка отправился представиться главнокомандующему; он жил в войлочной кибитке с одним окном, все убранство которой состояло из походной кровати, стола и двух стульев.

Ермолов дружески поздоровался со всеми нами, обнял по очереди всех офицеров, с которыми познакомился в последней кампании против Наполеона. Затем, обращаясь ко всем присутствующим, подробно распространился о положении дел на Кавказе, провел юмористическую параллель между французскою и кавказскою кампаниями и указал на цели каждой из них, Ермолову было на вид около сорока лет. Он очень высок ростом, крепко сложен, с умным и энергичным лицом. На нем был военный сюртук с красным воротником и орденскою ленточкою Георгия в петлице, на его постели лежали фуражка и сабля, служившие всегдашним дополнением его обычного походного костюма.

Так как приемы у Ермолова во время похода были совершенно бесцеремонные, и гости часто не знали точного часа его обеда, то мы решили предварительно сделать прогулку, чтобы осмотреть аул. Когда мы вернулись, я увидел, что гостей гораздо больше, чем мест в столовой. Мне сказали, что это обстоятельство повторяется довольно часто, потому что всякий имеет право являться к столу Алексея Петровича, как все называли главнокомандующего, без всяких приглашений. В подобных случаях обыкновенно приставлялись к столу простые деревянные скамьи работы русских солдат.

Ермолов в этот день был задержан депешами, которые отправлял императору, и потому мы ожидали его довольно долго. Наконец, он вошел, поздоровался со всеми с своим обычным добродушием, не делая никаких различий, и сел у середины стола, пригласив некоторых сесть рядом с ним; все остальные разместились где и как попало.

...Вечером, по уходу приближенных, которые почти ежедневно собираются у него за чаем, Ермолов пишет и читает; а так как он никогда не употребляет ни стенных, ни карманных часов, то не ложится спать до тех пор, пока не сменится караул у его окна. Однако, несмотря на это, прежде чем пушечный выстрел возвестит приближение зари, он уже был на ногах и обходил лагерь. Таков неизменный образ жизни этого человека, который несет такую тяжелую ответственность и которому приходиться переносить столько трудов по обширному и сложному управлению отдаленным краем.

С солдатами он обращается, как с братьями, а потому присутствие его никогда не стесняет их; он дорожит каждою каплей русской крови и во время экспедиций употребляет все меры, чтобы обеспечить успех с наименьшей потерей. Единственно, чего не выносит Ермолов, это пьянства и картежничества; последнее он строго преследовал, хотя страсть эту трудно вывести между его соотечественниками. Это единственная вещь, где он выказывает нетерпимость, особенно, если чувствовал некоторое уважение к лицу, имевшему этот порок".

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Трудно, наверное, найти сегодня в Российской армии генерала, для которого бы "палатка, сердце и кошелек были всегда открыты для подчиненных". Или же попытаться возродить ермоловское правило - "всякий имеет право являться к столу главнокомандующего без всяких приглашений". Попробовал бы сегодня младший офицер проникнуть в столовую Военного совета - не дошел бы до порога. Конечно, закрытости современных военачальников в немалой степени способствуют и достаточно объективные причины - сегодня законный кошелек российского генерала достаточно худощавого телосложения. Однако такие понятия, как простота, доступность, демократизм в обращении, человечность, и в наши времена никто не отменял.