КАЖДОГО, кто впервые оказывается в Тропической Африке, поражают дети. Кажется, они всюду. Их тонкие, обтянутые темной кожей руки с мольбой тянутся к вам со всех сторон. Огромные черные глаза улыбаются, смеются, умоляют, скорбят, плачут, укоряют. Перед этим колоссальным эмоциональным натиском останавливаешься в растерянности.
Молодость - это характернейшая черта толпы в африканских странах, расположенных к югу от Сахары. Будучи в столице небольшого государства на побережье Гвинейского залива Того, я узнал, что 50% жителей этой республики составляет молодежь возрастом до 15 лет. В то же время всего 5,5% населения доживало до 60 лет и переваливало через этот рубеж. И в этой картине не было ничего исключительного для континента.
Статистика не сообщает, сколько среди этого юного большинства безработных, безземельных, не имеющих ни отца, ни матери, лишенных образования. Очевидно, что таких много, трагически много. Неудивительно, что очень скоро нашлись политики, которые сочли возможным превратить эту массу в силу, которая, будучи вооружена, оказывается сокрушительной.
В 1964 г. я приехал в Бурунди. В то время на востоке соседнего Конго разгоралось пламя гражданской войны, и я вынашивал планы пробраться туда и своими глазами увидеть происходившее. Наверное, к счастью для меня, из этих замыслов ничего не вышло, но в переговорах и беседах с некоторыми из повстанческих лидеров я провел в столице Бурунди Бужумбуре несколько в высшей степени поучительных недель. Именно в Конго идеи использования детей и подростков в качестве военно-политической ударной силы проходили в то время первое испытание.
В те же годы сходные замыслы вынашивал блестящий бельгийский ученый Бенуа Верхаген. Но он находился "по другую сторону баррикады", что, конечно, облегчало ему работу. В своем замечательном труде "Восстания в Конго" он первым подметил и описал явление, которое вскоре превратится в социальную проблему всего Африканского континента.
По его наблюдениям, новые лидеры применяли и развивали практику повстанческой войны, разработанную еще в 1963 г. выдающимся политическим деятелем Конго Пьером Мулеле. Сам, будучи человеком глубоко идеологизированным, Мулеле обращал особое внимание на идейную подготовку своих бойцов. Им были намечены простые, всем понятные цели восстания - социальная справедливость, патриотизм, процветание. В оболочке марксистской словесности. Но как трезвомыслящий политик, он отчетливо сознавал необходимость опоры на африканские традиционные представления и верования, на нравственные ценности народа. Последователи Пьера Мулеле еще больше верили в магию, чем в марксизм.
Ими был разработан особый кодекс поведения, основанный прежде всего на магических поверьях. В частности, перед боем повстанцы должны были воздерживаться от половых отношений; кодексом запрещались кражи. Воин, симба или лев, не мог прикасаться к кому-либо, кто сам не был симбой; ему нельзя было есть пищу, приготовленную "нечистой" женщиной; им не следовало мыться. Все эти условия должны были защитить повстанца от осквернения, которое делало его уязвимым для болезней, воздействия враждебных магических сил и, что было особенно важным, от пуль и осколков бомб и снарядов.
Кроме того, каждому симбе следовало получить от колдуна, "монганги", особый оберег, "дава", который наряду с ритуальной чистотой защищал его, как он был убежден, от превращавшихся в воду вражеских пуль. И, может быть, главное: в бою юным бойцам было заказано оборачиваться назад. Нарушение каждого из этих запретов, как считалось, неизбежно приводило воина к гибели в бою.
Пожалуй, главным новшеством, введенным вождями повстанцев, стал особый обряд, который бельгийский ученый назвал "крещением". В ходе этого ритуала симба как бы становился совершенно новым человеком. Им обрывались все связи с прежней семьей, кланом, племенем, он превращался в члена нового сообщества, "племени" симба. После "крещения", словно пережив новое рождение, симба отказывался признавать даже своих родителей, порывал все отношения со своими старыми друзьями. Его новой семьей отныне было воинское подразделение, в котором он сражался, отцом - командир.
Все это события уже довольно далеких дней, но о них стоит напомнить, потому что именно тогда были заложены основы использования подростков в качестве военной ударной силы. С автоматом Калашникова в руках дети чувствовали себя всемогущими, под защитой магических обрядов они ощущали себя неуязвимыми. Порывая с родной семьей, подростки выходили из-под влияния традиционной культуры и отбрасывали все ее запреты и нравственные нормы. Только голос командира был им слышен. Участие детей в боях привносило в военные действия нотку бездумной, совершенно иррациональной жестокости и несколько истеричной смелости.
Вырастающим среди насилия и постоянного кровопролития детям трудно было вообразить, что такое человечность, что такое сострадание. Ни того ни другого они никогда не видели в окружающей жизни. Журнал "Африка риковери" писал об Анголе, что 66% ангольских детей видели человекоубийство, 91% - трупы, 67% оказывались свидетелями избиений и пыток, более чем две трети постоянно подвергались смертельной опасности. А, скажем, в Руанде они сами превращались в участников совершаемых зверств. А положение в Мозамбике, где в повстанческом движении РЕНАМО детей заставляли убивать своих отцов и матерей, чтобы оторвать их от семейного влияния? А север Уганды, где мальчиков похищали религиозные сектанты из Южного Судана для превращения в солдат, а девочек отдавали их командирам? Это ли была не школа бесчеловечности?
Конголезский опыт был подхвачен во многих африканских странах. В декабре 1989 г. возглавляемые Чарлзом Тейлором, лидером так называемого Национального патриотического фронта Либерии, банды вторглись на либерийскую территорию. Уже тогда многих поразило, что в завоеванных деревнях и поселках банды насильно забирали с собой детей. После недолгой тренировки им выдавалось оружие и семи-восьмилетние мальчишки превращались в солдат. Их командирами часто бывали подростки, сами еще дети, но чуть постарше - пятнадцати-семнадцати лет.
Из Либерии война вскоре перекинулась на соседнюю Республику Сьерра-Леоне. Вождем мятежников оказался сержант Фоде Санко, активист партии Тейлора, позднее организовавший собственный Объединенный революционный фронт. Его военная группировка была точной копией либерийских банд. У Тейлора Фоде Санко позаимствовал и вовлечение в свою "армию" детей. По свидетельству очевидцев, их накачивали вином или наркотиками. В одурманенном состоянии ими совершались чудовищные злодейства.
Наиболее обширной областью столкновений ныне служит зона, где народы нилотской культуры сосуществуют с народами цивилизации банту. Классическое противоречие скотоводов и землепашцев уже давно проявлялось здесь в полной мере. Но сейчас следует добавить раздражители, привносимые распадом традиционных общественных отношений, растущую неустроенность вступающей в жизнь молодежи, борьбу за влияние различных религиозных течений и сект. И опять дети попали в центр борьбы, расплачиваясь собственными жизнями и разрушенными судьбами за ведущуюся вокруг них игру.
Сегодня в Африке к югу от Сахары насчитывается от трехсот до четырехсот тысяч детей-солдат. Пугающая цифра! И как в этой связи не вспомнить, что в нашей стране около двух миллионов брошенных, бездомных, беспризорных детей. Разве они не могут оказаться добычей какой-либо "взрослой" политической силы, которая вооружит их и направит в нужную для нее сторону? Африканский опыт может оказаться заразителен.