Денис Козлов Военному человеку не дано предугадать, какой именно день подведет черту под его тяжелой ратной работой. Именно таким оказался последний день первой чеченской войны для Олега Недобежкина.
- Старший лейтенант Недобежкин? Легок на помине. - Командир батальона подполковник Сергей Мышак был предельно собран и краток. - Слушай меня внимательно, Олег. В головной дозор пойдешь ты со своими ребятами. Опыт, слава Богу, немалый, учить не надо.
Комбат знал Недобежкина с начала кампании. Он и определил тогда еще молодого лейтенанта во взвод спецразведки - и не ошибся. Во время первой же серьезной операции - зимнего штурма Грозного - Олег, попав со своим взводом в устроенный боевиками огненный мешок, сумел и выполнить поставленную задачу, и уберечь людей. Потом, правда, пришлось все же отступить. Под непрекращающимся ни на минуту огнем бандитов, в условиях полного отсутствия связи и какого-либо взаимодействия, в полной неразберихе Олегу удалось вывести взвод к основным силам батальона. И только после того, как отдышался от пережитого при боевом крещении и получил командирское "Добро, отдыхайте", почувствовал боль в ноге: зацепил осколок минометной мины... Это было его первое ранение и первый орден Мужества.
Вот почему сейчас, отдавая предварительные распоряжения на операцию, подполковник Мышак долго не раздумывал, кто пойдет впереди батальона. Уважаемый за профессионализм даже более опытными коллегами, имеющий огромный авторитет среди подчиненных, внушающий страх боевикам до такой степени, что за его голову они даже назначили персональную награду в 15 тысяч долларов, неоднократно справлявшийся с невыполнимыми на первый взгляд задачами офицер - кто, как не он, может повести головной разведдозор?!
Недолгие приготовления, инструктаж - и взвод шагает по разрушенному городу.
- Товарищ старший лейтенант, - обратился к командиру рядовой Константин Толмачев, - за обвалившейся стеной школа.
Обойдя груду битого бетона, взвод уперся в здание.
- Саперы, особое внимание обратите на мусор, вполне возможно, что, уходя, бандиты оставили мины и растяжки, - сказал старший лейтенант, взобравшись на сооружение из плит, чтобы перепрыгнуть очередной завал. - Борисов, Никурдин, прикрывайте саперов с флан...
Не успел он договорить фразу, как плита, на которой стоял Олег, в мгновение ока скатилась по обломкам вниз и уперлась в землю, и буквально через секунду раздался взрыв фугаса. В тот же миг боевики открыли огонь. Разведчики оказались отрезаны от своего раненого командира. Передвижения бойцов осложнились и тем, что по бокам прохода, по которому они шли, было обнаружено еще несколько мин. Минная подкова - излюбленная ловушка бандитов: если бы в эту западню угодил батальон, выбраться смогли бы только единицы.
Первое, что увидел Олег, придя в себя, - собственную оторванную ногу и огромные лужи крови. Одной рукой достав из разгрузки аптечку, быстро вколол промедол.
- Пулеметчику влево четыре, на ступенях школы - группа боевиков, - как ни в чем не бывало, вновь начал руководить боем старший лейтенант Недобежкин. - Снайперу от бетонной колонны вправо два, у кустов гранатометчик.
Отдавая команды, тут же вел огонь. Но вот опустел магазин, силы сразу же стали покидать его. Последнее, что он почувствовал, было прикосновение чьих-то рук - кто-то оторвал его от земли и понес прочь, вон из этого ада.
- Клиническая смерть, - еле слышным, хриплым голосом произнес хирург. - Быстрее дефибрилятор. Еще раз.
Тело дернулось от мощного разряда тока. Потом второй раз. И только тогда заработало сердце. Измученный бессонными ночами военный врач с облегчением вытер со лба пот и сел на стул около раненого офицера.
- Везунчик. Выжить после такого...
Первая чеченская кампания подошла к концу, и часть вернулась на постоянное место дислокации. Госпитальная палата, в которой лежал старший лейтенант, была полна посетителей. Сюда часто заглядывали комбат и ротный, навещали родные и друзья.
Здоровье шло на поправку, как вдруг... Олег случайно обнаружил на тумбочке забытый кем-то из гостей клочок бумаги. Оказалось, женой, которая не решилась проститься с ним глаза в глаза. Не опустившись до объяснений, он сразу подписал все нужные для развода бумаги. После такого известия Олег впервые почувствовал себя калекой. И впервые, поддавшись безысходности, оказался в глубокой депрессии, выйти из которой не сумел помочь ни один врач. Время и пространство сморщились до размера больничной палаты, жизнь потеряла всякий смысл, подчинившись ненавистному правилу: день и ночь - сутки прочь.
В таком состоянии и застал его подполковник Сергей Мышак. Однако виду не подал, что расстроен, и бодро так спросил:
- Что ж ты от службы-то отлыниваешь?
- Не смешно, - только и пробормотал в ответ Олег, сглотнув подступивший к горлу комок.
- А ты из меня шута горохового не делай, - с напускной строгостью парировал комбат. - Вот выписка из приказа. Ты теперь начфиз батальона... Да, чуть не забыл самое главное, - уже у двери обернулся подполковник, не сумев сдержать улыбку. - Перед разводом не забудь побриться. И вышел. И хорошо, что вышел, потому что мужские слезы - не для чужих глаз.
Только потом, вернувшись в строй, Олег узнал, чего стоило Сергею Мышаку и Петру Грибу оставить его в батальоне. Сколько инстанций пришлось обойти, чтобы получить подобное разрешение!
Постепенно жизнь вновь обрела краски. Олег научился ходить без палки на протезе, правда, немного прихрамывая, женился, потом родилась дочь. На вторую войну кавалер двух орденов Мужества, обладатель крапового берета капитан Недобежкин пошел начальником штаба ВОРеза батальона. Когда снова приходилось занимать оставленные по Хасавюртовскому соглашению высоты, у многих офицеров на глаза наворачивались слезы от обиды. Ведь сколько ребят полегло здесь.
Вернувшись из очередной командировки, капитан Недобежкин узнал о формировании бригады на территории Чечни и, долго не раздумывая, написал рапорт о переводе. Здесь ему предложили должность помощника начальника оперативного отделения. В тот же день Олег приступил к исполнению обязанностей. Работа в только что сформированной бригаде кипела день и ночь. Но капитан Недобежкин был только рад: постоянно выезжал на спецоперации, участвовал в боях.
Оставив жилье в Ростове-на-Дону, родители Олега переехали в Кропоткин, чтоб как-то поддерживать сына. Но беда пришла нежданно: от сердечного приступа умерла мама. Горе надломило и отца, Евгения Борисовича: инсульт, паралич левой стороны тела. У самого Олега тоже начались проблемы со здоровьем: протезы все-таки делают не для того, чтоб на них воевали. Воспаляется рана, загнивает кость.
Кавалеру двух высоких государственных наград, капитану Недобежкину пришлось уйти из внутренних войск с должности помощника начальника оперативного отделения штаба бригады. Первым делом надо было найти работу и поставить на ноги отца, и потом уже подумать о личной жизни.
Но как-то все сразу не заладилось. Чтобы устроиться на работу, получить пенсию, нужен был паспорт. А чтобы получить паспорт, требовали военный билет офицера запаса, выдать который военкомат может лишь в случае предоставления личного дела офицера, выписки из приказа об увольнении и удостоверения личности. Личное дело, как назло, с приходом по этому новому адресу запаздывало. Пришло с большим запозданием, но, как оказалось, с грубыми ошибками, без необходимых сведений. Ну ничего, утешал себя Олег, все уладится. А что еще он мог сделать? Найти проход в минной полуподкове - это да, пожалуйста, а вот прослеживать путь бумажек┘
- Прорвемся, батя, - шептал он парализованному отцу. - Пока на твою пенсию поживем, а там и я боевые получить должен, потом документы придут┘ Боевые ему, впрочем, как и многим другим офицерам, не выплачивали долгое время, ссылались на финансовые трудности, но сейчас-то, думал офицер в отставке Недобежкин, войдут в его положение, поймут, как нужны деньги инвалиду, человеку, о геройских делах которого и телевидение рассказывало, и газеты-журналы писали. Сейчас-то и пенсия неизвестно когда придет, а новый протез кровь из носа покупать надо.
А деньги государство задолжало немалые. Даже не за весь период, а за некоторые эпизоды военных действий еще в сентябре 2002 года Владикавказский гарнизонный военный суд постановил выплатить Олегу Евгеньевичу Недобежкину 93 064 рубля 82 копейки. И что же? А ничего. Как жить двум инвалидам на одну пенсию? Может, и вправду - на паперть? Подайте, мол, защитникам Отечества. Тем, кто страну защищать с оружием в руках может, кто себя в бою не жалеть может, но перед бумажными волокитчиками опускает руки - другому учили┘
На паперть, конечно, Недобежкины не пошли. Первое письмо написали в Министерство финансов России. Ответ отписка: что вы, мол, к нам пристаете со своими частными проблемами, в то время как целые коллективы испытывают сейчас финансовые затруднения.
Новое письмо Олег написал на имя министра финансов Кудрина. И что дальше? А все то же. На сей раз пришла отписка из Главкомата внутренних войск МВД РФ: "На этот год федеральным бюджетом не предусмотрено выделение ассигнований на производство выплат по решению судов в отношении военнослужащих, выполнявших задачи наведения конституционного порядка в Чечне┘"
Тут Недобежкин пишет письмо уже самому президенту. Из Администрации пришла очередная отписка, правда, более оптимистичная: в ней было сказано, что требования офицера в отставке справедливы, что исполнительный лист будет включен в реестр на оплату. Да, конечно же, справедливы, да, конечно же, будет включен, раз суд так постановил. Но сейчас, именно сейчас, пока не поздно, волнует другое: когда? Когда эта справедливость восторжествует? Когда Отечество воздаст, наконец, должное своему сыну, своему герою?
В последнее время кое-какие сдвиги произошли, но сдвиги эти - чисто технического характера. Наконец-то пришло в военкомат должным образом оформленное личное дело (31 января 2004 года), и год спустя (в марте 2004 года) после вынужденного ухода из внутренних войск Олег Недобежкин получил свою первую пенсию. На работу устроился несколько раньше: несмотря на отсутствие документов, его пригласили преподавать в школе ОБЖ. Зарплата, конечно, копеечная, но выручают грядки: Олег выращивает зелень, научился соленья-варенья делать. Кто-то скажет, что стыдно писать о том, как выживает наш Маресьев. Не стыдно. Стыдно другое: что мы так относимся к своим героям.
