Клавдия Хаустова Когда меня спрашивают: "Что такое война?", я отвечаю: "Это кровь, очень много крови..." Впервые это поняла в 1939 году, когда практически сразу после окончания школы медсестер в Иваново была мобилизована и направлена хирургической сестрой в госпиталь во Владимир. Шла Финская война, и нам привозили очень много раненых с хирургическими увечьями и обморожениями, так как на дворе была жестокая зима, запомнившаяся жуткими морозами.
22 июня 1941-го грянула Великая Отечественная. В начале ее я работала в хирургическом госпитале в Киржаче. Позже меня как хирургическую сестру направили в 9-й медсанбат, который входил в состав формирующейся 5-й воздушно-десантной дивизии.
Потом был фронт. Помню февраль 1943 года. Колонны наших машин идут на северо-запад через Калинин, Торжок и другие населенные пункты. Здесь шли ожесточенные бои, всюду пепелища. От прежней деревеньки на берегу реки остались лишь одни трубы. На разрушенной печке сидит чудом уцелевшая кошка, рядом сердобольные солдаты оставили открытую банку тушенки да горсть сухарей.
Перед глазами стоят бесконечные болота, припорошенные снегом. Медсанбат двигался вместе с дивизией, и мы прямо на кочках ставили брезентовые палатки, в которых сооружали операционные столы, чтобы принять раненых. Их становилось все больше и больше по мере втягивания дивизии в боевые действия. Помимо оказания медицинской помощи всех раненых надо было накормить и отправить в госпиталь. Нам приходилось работать по двое и более суток без отдыха и сна. Явно не хватало медикаментов, перевязочного материала, многие сложные операции делались при свете самодельных коптилок и без анестезии.
Наш медсанбат находился в 5-6 км от передовой. Но там во время боев медиков постоянно не хватало, и тогда из нашего медсанбата срочно формировались группы, и мы уже вместе с бойцами оказывались под огнем на передовых рубежах. Вечерами, стирая и зашивая одежду, не верилось, что весь этот кошмар уже пережит и все позади. Однако наступало утро, и снова мы ползали по снегу по-пластунски, вытаскивая раненых. Они казались чертовски тяжелыми, но промедление в оказании помощи было просто недопустимо.
Потом были кровопролитные бои во время Курской битвы, потоки раненых, и снова мы работаем с максимальной нагрузкой. То и дело налетали вражеские самолеты, но врачи и медсестры оказывали помощь страдающим от боли людям, невзирая на опасность.
Никогда не забуду одного танкиста: на нем живого места не было, тело - сплошная черная корка, все сожжено огнем, кожа на щеках потрескалась, мочки ушей обгорели, вместо носа торчат одни хрящи, нет ни век, ни бровей - все сгорело, светились только белки глаз... Я вскрикнула, а он: "Что, сестра, страшно?" Стиснув зубы, ответила: "Будешь жить". Обработала его лицо медикаментами, обстригла свисающую лохмотьями кожу, покрыла лицо маской, оставив прорези для рта.
Тогда за сутки в медсанбат поступало около 900 раненых, палатки не вмещали всех, их размещали в лесу под наскоро построенным навесом, с огромным трудом успевали не только оказать помощь, но и накормить, напоить и отправить в тыловой госпиталь.
А когда форсировали Днепр, приходилось доставлять раненых на другой берег по понтонным мостам и самодельным переправам, которые сооружались из подручных средств. Чаще всего это были утлые лодки и самодельные плоты, которые вода заливала даже при самой маленькой волне. Мы старались перетаскивать бойцов до рассвета, пока фашисты еще спят и нет ни обстрелов, ни авиационных налетов.
Запомнились и тяжелые бои в Венгрии. Под Будапештом мы неожиданно попали в окружение, но работа по спасению раненых бойцов не останавливалась ни на мгновение. Только каждому в медсанбате выдали по гранате.
Уже в Австрии я встретила своего будущего мужа - Петра Хаустова. Его рота одна из первых ворвалась в столицу Вену, за что он был награжден орденом Красного Знамени. Познакомились же мы во время перевязки бравого старшего лейтенанта-сибиряка после очередного тяжелого ранения.
В год 60-летия Великой Победы особенно часто мысленно встают перед глазами те, кто остался в земле, кто не дожил до этого светлого праздника, и те, кто будет его встречать. И еще, бывает, задумываюсь: почему нет ни одного памятника полевому хирургу или медсестре, а все больше генералам и маршалам? Ведь труд и мужество военных медиков заслуживают ничуть не меньшей оценки, чем заслуги прославленных полководцев.
