Игорь Горячев В ночь с 23 на 24 февраля 1992 года в военно-строительных частях 110-й, 118-й, 253-й площадок вспыхнул солдатский бунт. За несколько часов бесчинств, грабежей и разбоев военному и государственному имуществу был причинен многомиллионный (по оценкам 1992 г.) невосполнимый ущерб. И практически не поддается оценке моральный урон, который понесли офицеры военных строительных частей, их семьи, жители города Ленинска и поселка Тюра-Там.
О случившемся уже на следующий день сообщило Центральное телевидение в программе «Время», показала свой видеорепортаж по городскому ТВ телекомпания «Байконур», появились публикации в некоторых центральных казахстанских, кзыл-ординской областной и городской газетах. Лейтмотивом всех этих событий было: «Солдаты устали терпеть голод и лишения... каждодневные издевательства со стороны офицеров... стройбаты – это грязь и позор нашего общества!»
НАЧАЛО
Волей случая я оказался в самой гуще тех событий, видел происходившее собственными глазами. За несколько суток до происшедшего как от солдат, так от офицеров и прапорщиков низовых подразделений (военно-строительных рот, батальонов), Управления начальника работ (УНР) на имя начальника ГлавСпецВСУ космодрома генерала С.Чухрова и его заместителей начала поступать информация о появившихся подстрекателях и растущем волнении среди солдат. Называли даже дату предполагаемого взрыва – 23 февраля.
Однако эти сведения генералом были названы «слухами, не стоящими внимания», а офицеры, представившие их, – «паникерами». Будучи в то время заместителем командира военно-строительного отряда (ВСО) по воспитательной работе, я решил в ночь с 23 на 24 февраля остаться у себя в части «ответственным», как тогда называли. Знаю, что так же поступили и многие другие мои коллеги – замполиты из соседних ВСО.
Формальным поводом для бунта послужил арест и содержание на гауптвахте 110-й площадки нескольких «авторитетов» из числа солдат, отличавшихся наибольшим цинизмом по отношению к армейской службе, отказывающихся работать на стройке, ходить в наряды, убирать помещения, выполнять приказы командиров и начальников. Вот их-то и кинулись выручать подогретые алкоголем и наркотиками сотоварищи – такие же бездельники и тунеядцы, которых потом назовут «борцами за справедливость» чуть ли «не со всей стройбатовской системой». Ими была предпринята попытка захватить оружие в военной комендатуре. Однако часовому, охранявшему ворота военной комендатуры, очередью из автомата удалось ранить водителя автомобиля, идущего на таран, и тем самым радикально поломать планы нападавших, предотвратить захват и распространение по Байконуру автоматов, пистолетов, штык-ножей, гранат и других боеприпасов.
К сожалению, вместо благодарности за честно и с риском для жизни выполненный солдатский долг бойца-часового в угоду отдельным трясущимся за свои погоны и портфели начальникам из ГлавСпецВСУ запрут в одну из камер этой же гауптвахты и долго будут мытарить, изучая, не нарушил ли он какой параграф устава, применив оружие. Меня до сих пор мучает совесть и жжет стыд за тех начальников-перестраховщиков, за то, что никто из нас сейчас и не вспомнит даже фамилию того парня – часового, предотвратившего большую трагедию.
После неудачи с захватом комендатуры небольшая толпа возбужденных солдат бросилась громить ближайший военный городок: солдатские казармы, штаб, столовую, склады. Зазвучали призывы: «По домам! Пошли с нами! Бей! Громи! Круши!» Некоторые рядовые солдаты-строители заразились этим всеобщим психозом. Толпа стала расти и покатилась от одного военно-строительного городка к другому. По пути громили казармы, били стекла, ломали мебель, двери, срывали замки с продовольственных и вещевых складов.
Безоружных офицеров, которые несли службу дежурными по ВСО, и тех, кто пытался оказать сопротивление, не пустить в казармы, бунтовщики избивали, снимали бушлаты, офицерские ремни-портупеи, срывали часы, шапки! Среди пострадавших оказался и мой хороший знакомый – майор Игорь Афонин, пытавшийся в меру своих сил предотвратить бесчинства, не дать втянуть в бунт других солдат. Ему сломали руку, которую он успел подставить под летящую на голову лопату!
Справедливости ради должен сказать, что моей части досталось меньше всего – обошлось без поджогов и убийств. Хотя, как и в других военных городках, в казармах были выбиты все стекла, выломаны двери, в том числе в штабе, похищена часть обмундирования и телевидеоаппаратура, разграблены продовольственный и вещевой склады, ограблена касса. Сам же я простоял в окружении пьяной толпы, прижавшись спиной к воротам части (чтобы не ударили сзади), ежесекундно ожидая нападения. Признаюсь, было страшно. Я готовился подороже продать свою жизнь. Возможно, нападавшие чувствовали, что терять мне нечего, потому, перебросившись между собой словами на нерусском языке, постепенно отошли и присоединились к занимавшимся погромами.
ВОЗЛЕ ШТАБА
Прокатившись по военным городкам 110-й, 113-й, 118-й и 253-й площадок, оставляя за собой пустые бутылки из-под спиртного, толпа бунтовщиков направилась к штабу управления инженерных работ (УИР) на 118-ю площадку, которым тогда командовал полковник Зотов. К тому времени туда уже приехал офицер ГлавСпецВСУ. Это был обычный «стрелочник», которому поручили замять ситуацию. Он объявил окружившим штаб бунтовщикам, что прибыл, чтобы записать все их претензии, жалобы и передать генералу С.Чухрову, который приедет только завтра к 9 часам утра.
Еще несколько часов толпа бунтующих стояла возле штаба и не расходилась. Среди солдат было немало таких, которые просто поддались всеобщей эйфории и сейчас с ужасом думали о последствиях, которые их ждут. Офицеры, находившиеся там же, пытались уговорить таких солдат вернуться в казармы и лечь спать. Мне самому удалось собрать вокруг себя около десятка таких горе-бунтовщиков, но тут появились «авторитеты» и, выкрикивая угрозы на их родном языке, размахивая арматурой, снова загнали всех в общую толпу. К сожалению, солдаты больше боялись своих же «отмороженных» земляков, чем офицеров. Они знали, офицеры бить их не будут, а вот свои могут...
Недовольные таким исходом событий, бунтовщики 24 февраля, продолжая возбуждать толпу, выкрикивать угрозы и дебоширить, направились к городу Ленинску (ныне город Байконур), находящемуся в 30–40 километрах от места главных событий.
Собравшимся в примыкающем к городу поселке Тюра-Там бунтовщикам глава городской администрации (тогда еще Республики Казахстан) Виталий Брынкин пообещал отпуска, и командиры войсковых частей вынуждены были пойти у него не поводу. Убежден, что благодаря этому «мудрому» решению десяткам дебоширов, подстрекателям, грабителям удалось избежать тюремной камеры. Сразу оттуда же с железнодорожной станции Тюра-Там грабители, подстрекатели и бандиты уехали к себе домой, якобы в отпуска, чтобы никогда уже не вернуться в свои воинские части ни добровольно, ни по вызову прокурора, ни под конвоем.
Затем на основании одних только митинговых заявлений, без всяких служебных расследований и разбирательств в угоду бунтовщикам от должностей были отстранены несколько офицеров, которые якобы допускали рукоприкладство. На все эти формальности и издание приказов руководству ГлавСпецВСУ потребовалось всего сутки-двое!
НАШЛИ ВИНОВАТЫХ
Должен сказать, что долготерпимыми оказались офицеры и прапорщики военно-строительных отрядов Байконура. Пять дней они выслушивали огульные обвинения в свой адрес как со стороны бунтовщиков, которые в буквальном и переносном смысле, протрезвев, стали валить с больной головы на здоровую, охаивая всех и вся без разбора, надеясь отвлечь внимание от того, что они натворили, так и со стороны членов многочисленных комиссий, которые разбирались исключительно в проблемах солдат, ни разу даже не спросив: «А как живешь ты, прапорщик, офицер?» Для них все мы были уже потенциально виновны только потому, что носили офицерские погоны.
28 февраля офицеры и прапорщики-строители решили провести митинг в городе, на площади Ленина, но по предложению командира одного из ВСО майора П.Чумаченко собрались в Доме культуры строителей, куда пришли и руководители главка, и приехавший из Москвы генерал А.Макарычев. Люди хотели высказать свое наболевшее, пережитое. Сразу же было выдвинуто требование снять с должности начальника главка, который, по мнению офицеров и прапорщиков, скомпрометировал себя и не имел морального права ими командовать. Генерал А.Макарычев тут же объявил об отстранении генерала С.Чухрова от занимаемой должности. Но, как выяснилось, Чухрова перевели в Москву в аппарат командующего военно-строительными частями.
Говоря о других причинах бунта, должен сказать, что тяжелые условия службы солдат хотя и имели место, но не были его первопричиной. В противном случае солдатам достаточно было бы просто мирно покинуть казармы, сесть возле штаба ГлавСпецВСУ и ждать, пока не будут выполнены их условия. Но все развитие событий – с грабежами, поджогами, избиениями – показывает явную, преднамеренную организацию. Кому-то было это выгодно и нужно. По неофициальной информации сотрудников ФСБ, нам удалось узнать, что в случившемся не последнюю скрипку играли некоторые местные организации националистического толка. А может, это было нужно кому-то еще?
В одном я уверен твердо – это не нужно было ни офицерам, ни прапорщикам, ни большинству солдат военно-строительных частей.
Начиная с марта 1992 года руководство военно-строительных частей Министерства обороны приступило к активному расформированию ВСО на Байконуре и массовому увольнению офицеров и прапорщиков в запас. Сегодня на космодроме почти не осталось военных строителей.
