Анатолий Козак Быть в Англии и не увидеть Виндзор – все равно что, посетив Россию, не осмотреть кремлевские палаты или фонтаны Петергофа.
Еще на подступах к величественным стенам и бастионам дворца-крепости, официальной резиденции королевской семьи, вы оказываетесь в толпах разноязыкого племени туристов. Влившись в этот оживленный поток, прошли в замок и мы.
Рассказывать о его замечательных залах, апартаментах, часовнях и картинных галереях нет смысла – без этого не обходится ни один путеводитель по Британии. Но из всего богатого собрания Виндзора самое большое впечатление на меня произвели два экспоната.
Прежде всего мне запомнилось бледное утонченное лицо герцога Эмманюэля Ришелье, которое я случайно обнаружил среди парадных портретов в зале Ватерлоо. Мои эмоции по этому поводу объясняются просто: я – одессит и родился на Ришельевской улице, а силуэт памятника легендарному основателю Одессы уже давно стал символом города. Однако почему уважаемый Дюк удостоился чести украшать покои Виндзора, точно выяснить не удалось. Полагаю, что это связано с участием герцога в 1818 году в Аахенском конгрессе, где он представлял Францию наравне с Англией после падения империи Наполеона.
Вторым предметом, поразившим меня, был металлический шарик величиной с небольшую вишенку, выставленный под стеклом в Оружейном зале. Подпись гласила, что это пуля, убившая адмирала Горацио Нельсона в бою у Трафальгара.
В свое время мне удалось побывать в Портсмуте в Военно-морском музее, где покоится на последней стоянке трехпалубный гигант-парусник «Виктори». На его верхней палубе и был когда-то смертельно ранен адмирал.
С тех пор меня интересует все, что касается лорда Нельсона.
В тихий воскресный полдень, стоя на музейной теперь палубе «Виктори», надо обладать большим воображением, чтобы представить себе то историческое утро: сладковатый пороховой дым, скользкие потеки крови, грохот выстрелов, визг осколков, стоны раненых. «Виктори» оказался в самом центре сражения. У капитана Гарди, стоявшего на палубе рядом с Нельсоном, раскололась пряжка на башмаке. Это разлетелись в стороны щепки от взрыва.
– Такая горячая работа долго не продлится, – сказал Нельсон.
В это время французский фрегат «Редутабль» оказался рядом с «Виктори». Оставалось несколько минут до рокового выстрела в Нельсона.
В фильме Александра Корды эта сцена снята предельно коротко. Кто-то из группы французских матросов кричит товарищам:
– Смотрите, адмирал!
Гремит выстрел, и Нельсон падает.
А вот что пишет английский историк Генри Эджингтон: «На мачте французского корабля пристроился стрелок с мушкетом. Адмирал в сверкающем орденами мундире был заметной мишенью. Пуля пробила Нельсону левое плечо и застряла в позвоночнике. Адмирал упал на колени, вытянув вперед руки, чтобы не разбить лицо.
– Наконец они меня достали, Гарди, – сказал он капитану, – да, да, мне прострелили позвоночник.
Через три часа Нельсон скончался┘»
Мы стояли на той самой палубе без малого двести лет спустя.
– Здесь, – говорил гид, – Нельсона взяли на руки и снесли на нижнюю палубу. Он попросил прикрыть ему лицо платком, чтобы матросы не видели его.
На досках палубы видна медная пластинка. Это место падения лорда Горацио.
Ежась от свежего ветра, налетавшего с Ла-Манша, стоя на том самом страшном месте, я на секунду представил себе, как снайпер, привязавшись поудобнее на головокружительной высоте, раскачиваясь вместе с мачтой, задыхаясь от дыма, оглохнув от грохота канонады, под крики, несшиеся с палубы, все искал на английском линкоре цель поинтереснее – и вдруг среди мечущихся, черных от копоти, лихорадочно заряжающих орудия матросов в форменных куртках, у многих уже окровавленных и изодранных в клочья, среди офицеров в синих камзолах с золотыми эполетами и в белых чулках угадал, задрожав от радости, самого главного. И, положив для удобства увесистый мушкет на согнутую левую руку, прицелился┘
Не раз, представляя себе этот драматический эпизод, я думал о том, что интересно было бы написать об убийце Нельсона, маленьком, простом человеке, который случайно обрубил жизнь национального героя Великобритании.
Вряд ли понял он в ту минуту, на кого поднял руку.
Что стало с ним впоследствии? Остался ли он жив или через несколько минут с обломком расколотой ядром мачты полетел вниз и разбился на палубе? Или оказался среди пленных, взятых тогда англичанами? Выжил ли на чужбине, дрожа каждую минуту от страха, что его, убийцу какого-то важного офицера, выдаст кто-нибудь из своих, и тогда – неминуемая казнь? А может быть, вернувшись в родной Прованс или Бретань, спокойно дожил до глубокой старости, так и не подозревая, что его пуля поразила человека, чье имя записано на скрижалях истории?
И вот эта пуля, вернее пулька, лежала передо мной за музейным стеклом рядом со специальным для нее футлярчиком.
И снова вспыхнуло во мне старое желание сочинить рассказ об анонимном французском матросе-киллере.
А сразу по приезде в Москву я узнал по радио о сенсации: во Франции случайно обнаружена неизвестная рукопись Александра Дюма. Я пропустил бы эту новость мимо ушей, если бы┘ если бы┘ это не оказался роман о французском матросе, убившем Нельсона в Трафальгарском сражении!
Ничего удивительного, такие совпадения в литературе не редкость. Старик Дюма намного опередил меня. Что ж, такому конкуренту и проиграть не стыдно.
