Анатолий Исаенко
Портрет Петра I шведам лучше не дарить.
Художник Сергей Присекин
Так уж повелось на Руси, что после нескольких рюмок за праздничным столом, в том числе, разумеется, новогодним, каждый присутствующий хочет поведать о чем-то интересном, незабываемом. Не является в этом отношении исключением и автор этих строк...
СУВЕНИР «ПОЛТАВСКАЯ БИТВА»
В 1967 году советская истребительная эскадрилья с аэродрома Кубинка побывала в Швеции. На следующий год самолеты шведских ВВС должны были прилететь в Подмосковье. Но обстановка круто изменилась. СССР в августе 1968-го ввел войска в Чехословакию. Официальный Стокгольм выступил с протестом против этого вторжения и, как водится, отказался посылать своих пилотов в Союз. Однако потом шведы сами начали напоминать о несостоявшемся визите. Его запланировали на май 1972 года.
Несколько переводчиков английского языка, имеющих опыт авиационного радиообмена, были срочно направлены в Главный штаб ВВС, среди них оказался и я. Правда, несколько дней мы слонялись без дела, зато когда наконец о нас вспомнили, инструктажам не было конца. Даже привели пример того, как не надо обращаться с будущими гостями: однажды шведскую высокопоставленную делегацию возили на речном трамвайчике по Неве в Ленинграде и высадили напротив памятника Петру I, что весьма возмутило посланцев скандинавского королевства...
Маршрут рекогносцировочного полета, который предшествовал визиту эскадрильи шведских истребителей «Дракон», был следующий: Упсала, Рига, Витебск, Кубинка. Вот почему самолет с представителями Главкомата ВВС во главе с полковником вылетел из Москвы в латвийскую столицу. Едва здесь приземлились, как я услышал грозный крик какого-то генерала: «Почему опоздали? Где переводчик? Срочно на вышку!» Вместе со штурманом полка бежим к диспетчерской вышке. На ходу он сообщает мне необходимые данные. Через несколько секунд хватаю микрофон, передаю курс посадки, давление и другую информацию на английском языке. И уже через три минуты видим приближающийся старый транспортник «Дакота»...
На стоянке встретили шведских представителей. Это были военно-воздушный атташе, командир эскадрильи майор Скугхаген, переводчик и еще несколько специалистов. Сразу же приступили к переговорам. Чтобы решить все вопросы, потребовалось лишь полтора часа. Шведы осмотрели диспетчерскую вышку, ознакомились со средствами связи, прошлись по взлетно-посадочной полосе. Наша сторона предложила подписать соглашение о пролете самолетов, которое было нами подготовлено заранее. Шведы полностью согласились с текстом документа, попросили только исключить два слова, где говорилось о какой-то радиолокационной аппаратуре, которой на борту «Драконов» не будет. Из-за двух слов мне пришлось перепечатывать весь текст. Кроме того, полковник из Москвы настоял на том, чтобы моя подпись стояла на английском экземпляре.
В середине мая я снова в Риге. Сперва принимаем тот же транспортник. Шведский переводчик вручает мне список прибывших гостей. Шведский штурман наведения сажает истребители «Дракон» на родном языке, используя наши средства связи на диспетчерской вышке.
После приземления всех самолетов пилотам организовали завтрак прямо на аэродроме. Сразу же провели брифинг, который слушали не особенно внимательно, но когда наш майор-метеоролог стал докладывать условия погоды, все сразу проявили глубочайший интерес: тут каждое слово было важно для летчиков. Самолеты улетели в Кубинку, а я остался в Риге, поскольку уже через три дня шведы возвращались домой.
И вот снова ждем прилета «Драконов». Командир базирующегося на аэродроме авиаполка показывает мне сувенирную авторучку и говорит, что хочет подарить ее командиру шведской эскадрильи. Через минуту я невольно попросил взглянуть на сувенир. Беру авторучку и вижу: на ней изображены эпизоды Полтавской битвы и Петр I на коне! Вот так сувенир шведам на прощанье! Немедленно объясняю комполка, что может произойти вследствие вручения подобного презента. Мгновенно оценив обстановку, офицер тут же подозвал своего шофера, вручил ему ключи от сейфа и приказал привезти модель истребителя на подставке.
На аэродроме в палатке и фургоне пилотам был приготовлен завтрак. Шведам понравилось сало. Начальник тыла тут же предложил гостям взять с собой по куску. Но по каким-то причинам передача этого гостинца не состоялась.
Когда последний шведский самолет в полете сообщил о конце связи, штурман части с облегчением вздохнул. На следующий день я перевел все магнитофонные записи радиообмена. На этом моя работа закончилась. Командование отправило в Москву телеграмму с предложением объявить мне благодарность.
ПЕРЕГОВОРЫ С ПРИКЛЮЧЕНИЯМИ
После непрерывной трехлетней миротворческой деятельности в органе ООН по наблюдению за выполнением условий перемирия в Палестине в конце 1976 года я вернулся в Москву. Кадровики насчитали мне, майору Исаенко, 96 дней отпуска, заявив, что столько дать не могут, так как по приказу полагается только 90 дней. Возражений с моей стороны не последовало, ведь все три месяца отдыха приходились на зимний период.
Время пробежало быстро, оставалось отгулять последнюю неделю, когда в один из февральских дней неожиданно позвонило начальство. Попросило выручить: в СССР прибыла иракская военная делегация. Моя работа с ней складывалась очень хорошо, так как 10 лет назад в течение года я находился в Месопотамии и неплохо знал двух старших офицеров из состава делегации.
Темой переговоров являлось строительство завода по ремонту боевой техники. Обе стороны были заинтересованы в заключении контракта. Иракцы заявляли, что если достигнутое соглашение будет выполнено, они станут гордиться новым предприятием. Главный конструктор забросал всех цифрами, схемами, чертежами. Много пояснений давали другие специалисты.
Комната, в которой происходили встречи с посланцами Багдада, была после недавнего ремонта, светлой и чистой. Высоко под потолком висели три монолитных хрустальных светильника, а на столах сверкали хрустальные пепельницы. Переговоры велись уже три дня, в моей записной книжке заканчивались чистые листки, а наш полковник-метролог, сидя у стены во втором ряду, продолжал сообщать прецизионные данные. После записи и перевода очередной фразы я услышал, как метролог неожиданно произнес слово «искра». Поворачиваю голову в его сторону, но┘
Внезапно один из светильников с грохотом падает на стол, задев пепельницу. Осколки хрусталя разлетаются в стороны. На несколько секунд воцарилась гробовая тишина.
Ничего подобного на таких мероприятиях еще не случалось. К счастью, никто не пострадал. Руководитель переговоров с нашей стороны (обветренный морскими шквалами капитан 1 ранга) быстро сориентировался, извинился и объявил перерыв.
Позже выяснилось, что злополучный светильник висел только на проводе с виниловой оболочкой. Произошло короткое замыкание, и тяжелый хрустальный предмет полетел вниз.
Контракт вскоре был подписан, но приключения иракской делегации не закончились. На следующий день, 25 февраля 1977 года, возник пожар в гостинице «Россия» (погибло более 40 человек). Однако наши гости не пострадали, и их переселили в другой отель.
ПОТОМОК ЦАРСКОГО ПИСАРЯ
Слово «рондо» имеет два ударения и несколько семантических значений (в частности, так называют музыкальную и стихотворную формы, особый вид шрифта). Оно известно мне с начальной школы: легко и удобно было писать пером с округленным концом, которое также именовалось «рондо». Но учителя почему-то считали, что от использования данного пера портится почерк. Поэтому к нарушителям принимались самые жестокие меры – за задание, выполненное с использованием рондо, беспощадно ставили двойку, а обнаруженное перо ломали принародно. Однако от этого моя каллиграфия не улучшилась.
Вторая необычная встреча со словом «рондо» произошла через 20 лет в бюро пропусков Главного управления кадров Министерства обороны. Я обратил внимание, что пропуск был выписан мне очень красивым почерком, и похвалил за это служащего. В ответ он сказал, что в 1954 году на соревновании писарей Северо-Кавказского военного округа занял первое место. А этот особый закругленный рукописный шрифт называется «военно-писарское рондо».
Неожиданно служащий вынул из стола повесть Александра Куприна «Царский писарь» и предложил мне послушать несколько предложений и небольших отрывков из нее.
«Писарь Кузьма Ефимович писал своим круглым военным писарским почерком, точно печатал┘»
«Трудно было поверить, что человеческой рукой, а не машиной вырисованы эти ровные, твердые, чистые, как подобранные жемчужины, буквы и строки┘»
«Учили нас писать единообразно, почерком крупным, ясным, чистым, круглым и весьма разборчивым, без всяких нажимов, хвостов и завитушек. Он и назывался особо: военно-писарское рондо, – чай, видели в старинных бумагах?
Красота, чистота, порядок. Полковая колонна, а не страница.
Одно дело – каллиграфия, а другое – военно-писарское рондо. У молодого поколения не было той железной выучки, как у нас, не было нашего терпения, нашего опыта, нашей смелости руки, нашей чистой работы, уверенности и глазомера.
Но и надо сказать: того, что мы смогли сделать, того уже не повторят ни теперешнее поколение, ни будущее┘».
Закончив чтение, мой собеседник с гордостью сказал, что он потомок одного из царских писарей, упоминаемых в повести, и почерк передался ему по наследству.
Неожиданно потомок царского писаря произнес по-латыни: «Omnium figurarum simlicissima et perfectissima primo est rotunda, quae in puncto requiescit» – «Из всех фигур простейших и совершеннейших первая есть круг, который покоится в точке». В этом, по мнению служащего ГУКа, заключался профессионализм и философия искусства писать четким, ровным и красивым почерком (каллиграфия или чистописание). Владимир Даль назвал это «краснописанием».
