Арсен Хачатрян
О такой экипировке участники кавказских войн только мечтали.
Фото Виктора Литовкина
НАГРАДА
Происходившее чуть ли не дословно повторяло сцену из «Кавказской пленницы»:
– Пятнадцатикратный и четыре лимонки!
– Восьмикратный и две лимонки!
– Ладно, три лимонки!
– Борзеешь! Пятнадцатикратный полагается комротам! Десятикратный и две лимонки!
– Десятикратный у самого есть. Потом, я же не на базар пришел, а меняться – если не хочешь, так и скажи!
– Ладно, – внезапно сдался начштаба батальона, открыл заветный шкаф и протянул мне плод спонсорской сознательности – один из пяти подаренных новоиспеченными капиталистами пятнадцатикратных биноклей.
– А гранаты? – поинтересовался я из принципа, поскольку сверхдефицитные Ф-1 (дело было летом 91-го) на фоне бинокля изначально рассматривались в качестве разменных пешек.
– Дракон сейчас придет, вот у него две штуки и заберешь. И посмотри, что отсюда может нам пригодиться, и переведи, – протянул он мне Полевой устав «Действий в горах» Сухопутных войск США.
С начштаба мы были не только тезками, но и вместе окончили университет с разницей в один этаж, то есть факультет. Однако авторитет его я, как и весь батальон и другие добровольческие отряды, признавал безоговорочно: 26-летний парень являл редчайший сплав харизматичного лидера, хладнокровного дипломата и вдумчивого управленца. До сих пор не перестаю удивляться, по каким признакам Господь отметил выходца из абсолютного простонародья столь тонко уравновешенными аристократизмом, интеллектом и силой. Хотя молодость и давала себя знать: как-то в споре со мной он запальчиво выпалил: «Не забывай, что я старше тебя┘ на две недели!» – и этим стал еще ближе мне. Точно так же воспринимал его мой опекун-афганец Дракон, дворянин по отцу и матери; начштаба же безоговорочно полагался на мнение воина от Бога, открыто его выделяя среди остальных.
Несмотря на обретение бинокля, я несколько приуныл – забрать обе гранаты у Дракона, помимо авторитета крайней инстанции ставшего мне другом, было бы совсем уж свинством.
Начштаба же вновь достал из коробки мою ставку в натуральном обмене: подаренные крестной рыжевато-охряные, ручной работы итальянские туфли. Холщовые вставки и жесткие как навощенные шнурки однозначно относили их к эпохе Великого Гетсби – настолько, что даже моя супруга, на второй год совместной жизни не отчаявшаяся в попытках приодеть меня, по-женски реалистично заметила: «Ну до них ты еще не скоро дорастешь». Однако планируемая мной двухходовка сдачи туфлей в комиссионку с последующим приобретением пятнадцатикратника по неимоверной цене была прервана начштаба, вдобавок к уже вышеперечисленным достоинствам обладавшим сверхъестественным чутьем на все хорошее.
Он заметил не гармонировавшую со мной стильную коробку, поинтересовался┘ а дальнейшее вы уже знаете. Меня же занимало, кому же предназначал он этот плод усилий аппенинского мастера, кого же (политика? силовика? бизнесмена?) должны были они обольстить во благо нашего батальона? Впрочем, коробка вскоре оказалась в шкафу, и до прихода Дракона начштаба занимался рутиной, а я – уставом.
– Можно? – глубоким баритоном поинтересовался Дракон, в конце ХХ века смотревшийся невесть как уцелевшим осколком Средневековья – настолько ему подошли бы латы.
– Добром пожаловал! – откликнулся начштаба, и, усевшись за столом совещаний, они с головой ушли в очередную дискуссию. Говорили коротко, понимая друг друга чуть ли не с полуслова, и мне в который раз стало ясно, сколько же мне еще расти до уровня моих ровесников. Через полчаса меня насторожила несвойственная неуверенность в построении фраз начштаба – деловая часть беседы завершилась, и теперь он ходил вокруг да около, словно не зная, как приступить к новой теме:
– Ну медалей, ты знаешь, у нас пока нет┘ и я вот тут, ну пока их учредят, словом, решил тебя наградить ценным подарком, – и, в который уже раз открыв шкаф, протянул коробку с туфлями. Дракон только вернулся с внеочередной недельной командировки на оказавшийся в отчаянном положении участок обороны, и вокруг только и было разговоров об очередном чуде, которое он совершил совершенно буднично.
После спасибо наступила неловкая пауза, закончившаяся столь же неуклюжим прощанием: в этом возрасте даже такие сильные и открытые люди неумелы в выражении эмоций.
Дальше – больше.
На следующий день Дракон одел летний костюм, к которому очень шли новые туфли, взял цветы, бонбоньерку и, никому ничего не сказав, в одиночку пошел просить руки избранницы. Вполне предсказуемо интеллигентные родители ему отказали, указав, что характер деятельности соискателя делает невозможным стабильное и предсказуемое счастье их дочери. Настоять на своем выборе у девушки духу не хватило. Стабильность, сиречь материальное благосостояние, она получила, выйдя за то, что родители ей подыскали в своем кругу; непонятно лишь, явился ли скорый развод тем самым «предсказуемым счастьем». А в тот вечер Дракон пошел к самому мудрому из нас – Книжнику – и скажу, что масштаб заливания горя спиртным, включая радиус воздействия этого ритуала, был воистину эпическим, войдя в анналы официальной истории нашего батальона.
ДОППАЕК
Если бы знать, как распорядится Судьба! Ведь мог же, пожертвовав одной из бесчисленных студенческих вечеринок, прочитать «О природе вещей» Тита Лукреция Кара. Мог – а не прочитал┘ Дело не в обязательном для историка знании классики, а во вполне практическом осознании глубинной взаимосвязи процессов и принципа сбалансированности всего сущего. Все это к тому, что если в развязке конфликта оружия у нас было наперечет, а продовольствия хоть залейся, то неудивительно, отчего это ближе к финалу действующие лица оказались навьюченными десятками килограмм нелишних боеприпасов в условиях крайне нерегулярной кормежки.
Однако все по порядку; итак, начало «нашей» войны. Горы и леса, чуть ли не увешанные красными флажками охотников, и мы в роли методически загоняемых волков. Впрочем, клыки у волков были весьма условными: не поворачивается язык назвать автоматом Калашникова основу нашей боевой мощи – экспроприированный из классов начальной военной подготовки саморазбирающийся прибор. Ох и умело приводила в нерабочее состояние советская власть учебный материал! Надрезанный ствол, заваренный и отполированный местными левшами, выдерживал с пяток выстрелов в минуту, автоматического огня не переваривал вовсе, и лоснящийся от старости АКМ злорадно заклинивал в самый критический момент. Мне, везунчику, досталась позаимствованная у тех же школ однозарядная винтовка ТОЗ (цени, салага, – просто, надежно, и никаких психологических травм-комплексов). А пайки у нас были еще те – в патриотическом порыве тыл (включая традиционно поклонявшихся золотому тельцу предпринимателей) завалил нас не только консервой на самый взыскательный вкус, но и диковинными для (пока еще) советского человека сладостями вроде «твиксов», «марсов» и солено-сладких галет.
Так вот после очередного этапа загона гордо именовавшая себя «ротой на боевом дежурстве» сборная в составе 37 человек завалилась на ночлег. (Учитывая крутизну склона градусов в 40, правильнее было бы сказать «наклонилась», поскольку спали, уперевшись ногами в ствол нижестоящего дерева.) Я со своим опекуном сменились с дозора в полночь, поужинали и присоединились к отдыхающим. Чуткости всем нам добавляло не только осознание опасности, но и необходимость непрестанного балансирования на дереве-упоре. Утерявшие опору медленно, но неуклонно сползали по опавшей листве, нежным шорохом спальников и сдавленным матом нарушая покой товарищей.
Однако вывел нас двоих из сна совершенно иной звук, напоминавший отчаянные попытки душимой подушкой жертвы глотнуть воздуха. Комвзвода бесшумно высунул из спального мешка руки – одну с экс-досаафовским «марголиным» и вторую со светомаскирующей линзой-фонарем. В призрачном синем сиянии вырисовалась склонившаяся над моим рюкзаком фигура, невесть зачем почти наполовину проглотившая штык-нож.
– Волк, блин! – прошипел мой наставник.
Волк, получивший прозвище за уникальное сходство с персонажем мультфильма «Ежик в тумане», издал утробно-хрюкающий звук и достал коричневое лезвие изо рта. Поскольку новичком был я, то и ограничился нейтральным замечанием, что если, мол, так понравился ему французский растворимый шоколадный порошок, то можно было просто сказать, а уж я не отказал бы. Однако Волку было не до нас – застигнутый врасплох старый вояка подавился сладкой пудрой, которая упорно отказывалась спускаться по пищеводу и норовила пролезть в бронхи. Сумев наконец сделать глоток из фляжки, участливо протянутой одним из собравшихся зрителей бесплатного шоу, Волк кашлянул и, оправдывая прозвище, молниеносно исчез. Я же подтвердил давно шедшую за мной славу мстительной личности – утром выставил злополучную банку шоколада и ложку на общее пользование с тем, чтобы «старики» могли бы поесть по-человечески. Однако подлинный цирк ждал нас, когда Волк явился-таки на завтрак: давился он так натужно, что шоколадной пудрой в отелловский цвет у него оказались окрашены не только ноздри, но даже ушные раковины.
┘После войны, когда стали раздавать памятные знаки участника боевых действий, ветераны нашего батальона ехидно предлагали Волку покрыть свой знак «толстым слоем шоколада»┘
