Андрей Макаров
Офицеры – тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо.
Фото Дениса Медведева/ PhotoXPress.ru
– Я им все скажу! – бушевал старший лейтенант. Он прослужил всего год, а уже столько всего накопилось! Понять можно, командир воткнул его дежурить третий выходной подряд, да еще в праздник. Замполит, которому поплакался старлей, проявил душевность.
– Дома жена больная?.. Нет пока жены?.. Дети по лавкам?.. Нет детей? Момент второй – согласно приказу в праздник заступают самые ответственные, наиболее подготовленные и морально устойчивые. Считай за поощрение.
И козырнуть старлей не успел, так быстро убежал домой замполит. Даже не выслушав, что хотел сказать взводный.
Три года спустя старлей стал капитаном, ротным и мог бушевать в канцелярии. Перед зеркалом. Не перед солдатами же.
– Гады! Пойду к комполка. Все расскажу!
С квартирой его кинули. Уже распределили, дали смотровой ордер, а какая-то сволочь из штаба перехватила.
Высказав все зеркалу, капитан уселся строчить обличающий рапорт. «Я им все скажу┘» – бормотал он. Накатал строк десять и задумался. Вырву квартиру? Может, и вырву. Но штабной все равно при должности останется. Скоро проверка, итоговые занятия. Проверять штаб будет. А в округе новый дом заложили. Через год сдадут, там квартиры больше и лучше.
Капитан порвал рапорт, пошел в роту и по дороге отодрал попавшегося на глаза взводного. Сразу стало легче.
Как быстро на бумаге время летит. Майор – помначштаба – нарезал круги по кабинету, что-то бормоча себе под нос. Садился в кресло и снова вскакивал. С должностью его прокатили.
– К командиру полка идти бесполезно, – рассуждал он, – надо сразу к комдиву или к члену военного совета. Запишусь на прием, доложу, что первое┘
Майор загнул все десять пальцев и задумался. В самом деле – та должность уже занята. Вывалишь им все, как потом самому служить?..
Последний взрыв эмоций произошел, когда офицер был подполковником. Ну придумал какой-то олух, что предельный возраст – сорок пять лет. Нет, срок службы подполковнику продлили на год, потом еще на год, а потом сказали – все! В запас.
Подполковник выгребал из ящиков стола старые ручки, скрепки, карандаши. Складывал стопкой наставления, журналы кроссвордов, какие-то инструкции и руководства. Нужное – в портфель, ненужное – в урну. В глубине ящика наткнулся на старый блокнот. Перелистал.
Пришло его время! Теперь комполка получит минимум «неполное служебное». Комдиву – увольнение и уголовное дело. Эх, жалко первый комбат и старый комдив давно ушли! Полковнику из округа – лет пять с конфискацией светит. Перед ним лежала толстая засаленная записная книжка, где помимо адресов и телефонов, срочных и забытых дел прятались до времени все его многочисленные обидчики. Некоторые фамилии украшала траурная рамка.
Он ненадолго задумался. Шум будет? Еще какой! Пенсии его все равно никто не лишит. А он сам? Комдив, когда грамоту вручал, дал две визитки фирмачей из бывших военных, обещал, что возьмут на непыльную работу с хорошей зарплатой. Пенсия-то, пенсия, на нее не жить, только существовать. Подними сейчас шум – ни о какой работе на гражданке и речи нет.
Он еще поиграл желваками, подумал и бросил записную книжку в урну┘
Через пару лет на прежней службе его почти никто не помнил.
По-разному люди служат. Есть такие кадры, что командиры только при их упоминании за голову хватаются. Нет, в самом деле, в ответ на указание лейтенант комдиву заявил: «Нас в училище по-другому учили!» Генералу! Его однокашники уже старлеи и в должности выросли, а он все с двумя звездочками и взводным. Дали и ему старлея – может, поумнеет. А он все так же: говорит, что думает. Когда дежурным по части был, не выпустил машину с досками на строительство дачи одного полковника. И зам по тылу его предупредил, и комбат, а он уперся, машину арестовал и утром на сдаче дежурства доложил командиру.
Тот в курсе был, но, поскольку дело огласку получило, пришлось доски в ремонтируемую казарму вернуть.
Капитана ему все же дали, с задержкой, конечно. Он от сверстников уже года на четыре отставал. Майора только на войне получил. И не только звание придержали. Квартира ему досталось последнему, когда всех офицеров обеспечили. Хрущевка, после отселения – прежние жильцы съехали, крысы и тараканы остались. По путевке в санаторий ни разу не съездил, хотя в отпуск только зимой и ходил. А напоследок отмочил: не пожал руку одному чиновнику.
Так и сказал:
– Я вам руки не подам!
И при свите объяснил причину. В результате на пенсию вылетел сразу, как сорок пять лет исполнилось. А все почему? Всю службу говорил то, что думал. Вызывая у кого оторопь, у кого возмущение, а у кого и зависть.
Подполковник с майором по службе не пересекались. Подполковник майора знал. Его все знали. Майор подполковника, может, и нет. Но вот оказались рядом на военном участке кладбища.
Что-то часто сюда приходится приезжать. Отзвучал салют. Все побрели к автобусу. Я еще раз посмотрел фотографии одного и другого на памятниках и подумал, что же хотел сказать нам, да так и не сказал подполковник, и зачем говорил все, что думал, майор? И где та самая золотая середина?
