Андрей Макаров
Смотреть на такой строй приятно.
Фото с сайта www.desantura.ru
Профессиональная армия – это здорово! На смену ни на что не годным восемнадцатилетним пацанам идут бравые Рэмбо отечественного разлива.
Зима 93-го года. В бригаде связи развод. Подполковник-замполит – на трибуне. Бригада под оркестр печатает строевым шагом по плацу. Плац маленький, доходят до конца, по команде разворачиваются и назад, мимо трибуны.
Идет автохозвзвод. В первой шеренге тянутся, ровняют строй молодые, «духи», первогодки. Потом привычно маршируют «черпаки», отслужившие полгода. В предпоследней шеренге вяло, как на прогулке, идут дембеля. Главный здесь сержант Александр Семенов. Семенов – злой «дедушка».
Добрых «дедушек» уже демобилизовали, а Семенова по личному указанию комбрига держат до последнего, чтобы уволить «под елочку», 30 или даже 31 декабря. Семенов ходит только на развод, после чего спит в каптерке. Наконец, последними – всего четверо в шеренге – первые контрактники. Среди них рядовой контрактной службы Екатерина П.
С вдохновенным лицом она шагает старательно и самозабвенно.
В такт шагам бьет барабан.
– Выше ногу! – командует замполит.
Екатерина, заслушавшись оркестр, выполняет команду и засаживает носок сапога прямо в зад идущему впереди «дедушке» Семенову. Дембель, которому осталось служить от силы дней 10, от неожиданности подпрыгивает.
– Извините, товарищ сержант, – шепчет Екатерина, продолжая нарезать строевым.
Ее соседи по шеренге давятся от смеха. Сержант заводит руку за спину и показывает кулак. Его обрамленный шинелью жирный широкий зад мерно колышется в такт шагам.
Замполит еще не понял, почему оживился строй, и подошел к перилам. Бригада заходит на второй круг. Поют на морозе трубы, бьет барабан. Оркестранты тоже проснулись и заиграли веселее. Оркестр, как всегда, играет строевую бригадную «Катюшу». Солдатские сапоги мерно впечатываются в снег.
И как раз где-то на припеве, неслышно подтягивая «выходила – песню заводила», контрактница, войдя в раж, вновь всаживает сапог под зад дембелю. Тот подпрыгивает и улетает на полшага вперед.
– Саша, прости! – доносится ему вслед.
Давит смех уже не только последняя шеренга, но и шагающая за ней ремрота. В другие роты, идущие следом, на вопросы шепотом передают суть:
– Катька Семенову поджопник дала.
Сержант на ходу оборачивается, делает страшное лицо и шепчет:
– Слышь, ты!!! Ну еще хоть раз!..
Замполит понимает: что-то не так, и именно между автохозвзводом и ремротой. Строй приближается, и он внимательно рассматривает солдат.
– Только не ударить! Только не ударить! – шепчет Катя, со всеми приближаясь к трибуне.
– Тянуть носок! – командуют оттуда.
Семенов чувствует опасность и начинает ерзать. Деться некуда. Суровые законы строя не дают метнуться ни влево, ни вправо. Впереди шеренга «черпаков», а сзади – «эта»...
Трибуна все ближе. Уже надо держать равнение направо. Вот над самым строем сам «товарищ подполковник». Нога еще четче печатает шаг и аккурат напротив трибуны под команду: «И-р-раз» взлетает так высоко, что уже привычно входит в зад Семенову.
Барабан сбивается с ритма. Подполковник на трибуне стоит, взявшись за перила, низко опустив голову, прячет лицо.
Семенов сквозь зубы матерится и оглядывает однополчан.
Хуже всего «молодым». У них застывшие в муке каменные лица.
– Ну, щас! Ну, щас!.. – шипит дембель. – Щас строй распустят... Готовься.
Катя в строю. Сбылась ее мечта. Она в армии. Киномеханик клуба, рядовой контрактной службы. С гордостью носит форму, честно ходит на службу. И даже утром на разводе шагает со всей бригадой, хотя женщин-военнослужащих от утреннего марша освободили.
А сейчас ей страшно и в то же время нечего терять, и она, поравнявшись с трибуной, держа равнение на замполита, в четвертый раз впечатывает сапог в зад сержанту.
Трубы запели вразнобой, каждая свое. Барабан замолк, барабанщик словно хочет укусить свою колотушку. Кто-то прямо в строю не выдержал и согнулся от хохота. Бригаду останавливают и распускают.
Катя опрометью кидается к клубу в спасительную кинобудку, но разъяренный Семенов начеку. И вот уже из сугроба торчит лишь Катина голова в безразмерной шапке с кокардой. За забор летит сначала один ее сапог, потом другой.
Наконец слегка успокоившийся «дедушка» с лицом цвета свеклы идет в казарму. Молодые прячутся, чтобы не попасть ему под горячую руку. А замполит, кряхтя и вытирая слезы, сам ползает по сугробам, извлекая из них сапоги киномеханика.
