Бдительность на КПП – главный залог безопасности.
Фото ИТАР-ТАСС
Как хорошо в юности. Четко видишь, где черное, где белое, что хорошо, что плохо. У классика даже соответствующие стихи есть для младшего школьного возраста. С годами все становится неопределеннее. Голову можно сломать, оценивая людей и их поступки.
БЕСКОРЫСТНАЯ ПОМОЩЬ АФРИКЕ
Один специалист, строя что-то в Африке, имел такую привычку. Садился в джип, ехал в соседний городок, где находил себе юную негритянку. Привозил, селил в своем коттедже на правах «наложницы». Та, отъедаясь, толстела на глазах. Месяц спустя, дав ей немного денег, отвозил ее домой. Брал новую. Его личная жизнь никому не давала покоя.
– Нехорошо, – по-отечески укоряли его руководители.
Он тихо улыбался, и было видно, что, может, кому и нехорошо, а ему как раз наоборот.
– Зачем меняешь так часто? – деловито интересовались холостяки.
– Пунктик у меня, – честно признавался он. – Хочу, чтобы были худые, и просто привыкнуть боюсь.
– Как ты их не путаешь?
– Лялькой всех зову, да и все.
Семейные сослуживцы пожимали плечами и вздыхали, их жены люто его ненавидели. Супруга все рвалась к нему из России, а он издалека пугал ее тропическими болезнями, ядовитыми змеями и напряженной обстановкой в стране. Деньги, впрочем, семье переводил регулярно.
За два года у него сменилось пятнадцать девчонок. Плохо он поступал? Несомненно! Но африканки у него хоть поели досыта. Так? Так! Им лет по шестнадцать было – нехорошо. Но они в этом возрасте замуж выходят и детей рожают одного за другим. И подаренные сто долларов для них – немыслимая сумма. А как же укрепление дружбы между народами?..
Ну вот, я уже сам себя уговариваю и в чем-то убеждаю. Когда объект построили, на родину он вернулся последним. Развелся с женой. Хотел еще куда-то завербоваться, но не получилось. Разменяли квартиру. Живет в коммуналке на окраине, работает, где придется.
– Жена узнала? – случайно встретив, поинтересовался у него.
– Узнала, – отвечал он, как всегда, односложно, сразу поняв, о чем речь.
– Откуда?
– Наши бабы известили.
– Не простила?
– Простила.
– Так в чем дело?
– Она простила, а я нет.
Старый и больной он сидит в комнате, делит кухню с пятью соседями. Наверное, надо назидательно поднять палец: вот оно! Расплата! Но сам он почему-то все равно несчастным не выглядит.
– Вот, сидишь дома. И что делаешь?
– Вспоминаю┘
О БЕЗЗАВЕТНОМ РАТНОМ ТРУДЕ
Провожали на отдых генерала. Заслуженного – на груди иконостас, на голове седина, на лице морщины. Он служил так долго, что всем надоел. Потому говорили искренне, что для них этот день торжественный, что они его (и день, и генерала) никогда не забудут. Если и привирали, то чуть-чуть, а еще дарили подарки, вручали памятные адреса, лезли с поцелуями. Когда еще подполковник или майор сможет поцеловать генерала?! Много чего сказали, провожая.
Что генерал всем как «отец родной» – ладно, но кто-то ляпнул, что без него они как без рук и вся работа может рухнуть и завалиться на корню! И кто этому негодяю поддакивал, уверяя, что генерала ждут в любое время и дверь для него всегда открыта?
Искали потом этих товарищей. Никто не признался. А генерал справил банкет, дня два посидел дома, заскучал, вспомнил о сказанном, надел форму и привычной дорогой направился на службу.
Дальше – по накатанной.
– Смирно! – рявкнул дежурный и автоматически доложил, что происшествий нет.
Генерал рапорт принял, поднялся к себе на этаж и пошел по отделам. Офицеры вскакивали, генерал делал неопределенный жест, означавший что-то вроде: «Ну что вы?! Я же в отставке!» Подходил к столам, брал документы и прямо на ходу начинал их править, раздавая указания – что, как и к какому числу переделать. Офицеры переглядывались, но четко говорили «Есть!» и изображали трудолюбие.
Занявшему генеральское место полковнику доложили, что его предшественник «восстал из пепла», ходит по кабинетам, правит документы и раздает указания. Полковник на генеральской должности всегда осторожен. А тут такая незадача. Вернулся совсем? В Москве указ отменили? Или просто черт его принес? И как вести себя в такой ситуации?
Но генерал недолго пугал бывших подчиненных. Пришло время обеда, и он отправился в закуток, гордо именуемый генеральской столовой.
– О, кому дома не сидится?! – удивился командующий.
– Вот уж кому рады!.. – поддакивали заместители.
Полковник тоже хотел обозначить радость, только ему места за столом не хватило, но ничего, принесли еще тарелку и приборы, и он кое-как сбоку пристроился.
Генерал покушал, со всеми распрощался, уселся в «Волгу», которая по наследству перешла к полковнику, и, довольный, отправился домой. Потом пришел на следующей неделе, и еще раз на следующей. И каждый месяц приходил раз шесть-семь. К этому даже привыкли.
Потихоньку в расположении части стали появляться люди, не знавшие старого генерала. И в один из дней его не пустили через КПП.
– Извините, товарищ генерал, – честно сказал ему дежурный майор. – Я вас не знаю. Пожалуйста, предъявите пропуск.
– Я генерал такой-то, – произнес он свою фамилию и животом толкнул вертушку.
Не подействовало. Дежурный набрал номер, доложил, с каменным лицом выслушал чью-то гневную тираду, повесил трубку.
– Извините, товарищ генерал, чтобы пройти – нужен пропуск.
– Доложите полковнику.
Майор, не моргнув глазом, заявил:
– Такого полковника у нас нет!
– Доложите командующему.
– Командующий уехал.
Генерал с минуту постоял и уже был готов сдаться.
– Я возьму машину.
– Извините, товарищ генерал, все машины на выезде.
Ярко светилось большое окно в кабинете командующего, в ряду других стояла «Волга», закрепленная за его преемником.
И он ушел. Рассказа бы не было, но генерал пересек площадь, осилил по проспекту метров семьсот, упал и умер.
Его преемник в это время нет-нет, да и подходил к зеркалу, чтобы вновь глянуть на себя. Новенький китель, шитые погоны, красные генеральские лампасы.
Потом были торжественные похороны. На траурном митинге произносили речи, почти те же, что и на проводах со службы. Вернуться, правда, не звали. А в коридорах еще долго шептались, что новый генерал старого задрал.