Жизнь и смерть – в руках каждого воина.
Фото AFP
– Привет, Вадим! По какому поводу с раннего утра уже гудишь?
– Второй день рождения отмечаю, имею право!
– Хм?! Хороший повод, ничего не скажешь.
– Нет, кроме шуток, действительно повод реальный. Никому особо не рассказывал… А кому рассказывал, не особо верят. Такая вот нескладуха, Сань.
– Расскажи мне, если есть желание. Может, я поверю.
– А выпьешь за мое здоровье и за здоровье того парня?
– За твое – это понятно, Вадим. А за какого «того парня»?
– Да есть такой, дай ему бог, долгих лет! Фактически мой ангел-хранитель, только в несколько странном обличье, хотя... В конце 90-х, Саня, упала наша вертушка. Шли в горах на предельно малой высоте, чтоб «чехи» не подстрелили, да не угадали, прямо с вершины горы, что проходили мимо по траверсу, нашему Ми-8 весь двигательный отсек нашпиговали, словно дуршлаг захотели сделать. Командир – редкий умничка и пилот от бога! Горящую машину прижал на микроскопическом пятачке, где и комар не поместится. Весь экипаж успел выскочить и деру в ближайший лес, только родная «восьмерка» за спиной ярким пламенем разгорается.
Долго по лесам да по горам бегать не получилось, зажали нас «чехи». Причем плотно и конкретно. В плен совсем не хотелось. О зверствах местных аборигенов премного наслышаны! Пытались оторваться, но эти граждане свои родные горы гораздо лучше нас знают, обложили нас по-взрослому. Мы отстрелялись до последней железки и, чтобы на растерзание живыми не достаться, собрались подрываться на последней Ф-1.
Забились в щель под какой-то скалой, за густым кустарником, прижались друг к другу, борттехник наш – летеха молодой, даже всплакнул, так умирать не хотелось. Я тоже в последний раз скользнул взглядом по ребятам из экипажа, родителей вспомнил, жену.
Как вдруг кусты раздвинулись, и выползает прямо на нас «чех» с автоматом, весь в боевой сбруе, с огромным кинжалом в ножнах на груди. Бородатый такой, в шапочке вязаной, ну такая, знаешь, с зеленой полосой вокруг головы. И арабской вязью чего-то написано.
Все напряглись от неожиданности. Вроде смертушку свою уже ждали, смирились почти, а все равно жить хочется и воздухом в последнюю минуту надышаться не можешь. Пьешь его, как воду студеную, а все равно не напиваешься.
Командир сразу вытянул чеку из «лимонки», а «чех» тот вдруг поднес грязный указательный палец к своим губам, покачал головой укоризненно и тихо поцокал языком, мол, ай-яй-яй, ребятушки. Прикинь?
Его черные как смоль глаза сверкнули огнем недобрым, нехорошо так сверкнули, аж обожгли до дрожи по спине!
Сидим себе тесной кучкой, словно кролики перед удавом. Командир гранату на вытянутой руке держит и молитву какую-то еле слышно шепчет. Я только успел имена своих деток выдохнуть, в последний раз помянул их добрым словом, типа простился. А лейтенант наш и вовсе зажмурился, как будто это поможет.
А «чех» вдруг ни с того ни с сего улыбнулся широкой улыбкой. Да-да, улыбнулся от уха до уха! Как умеют улыбаться лишь в глухой русской глубинке! Там не разучились еще улыбаться от души и от сердца. Его смуглое лицо с бородой всклокоченной и черной, с кожей задубевшей, прокопченной кострами и долгим пребыванием в «зеленке» под ветрами, жарой и холодом, неожиданно разгладилось. И как будто озарилось на лице того «чеха» что-то яркое и чистое, прикинь, Саня?!
Затем этот «чех» своими грязными руками с заскорузлыми пальцами и с ногтями обломанными вытянул из «разгрузки» пару магазинов к «калашу» и бросил прямо нам под ноги.
Еще раз покачал головой, сверкнул черными глазищами, в которых даже зрачков не видно, настолько они черные, и уполз в кусты.
Парни из экипажа схватили магазины и снарядили два наших автомата. Но затворы передернули очень тихо, руками затворные рамы сопроводили до самого упора, пока патрон в патронник мягко не вошел, чтоб ни щелчка, ни малейшего лязганья.
На вражеской территории, Саня, 60 патронов – это роскошный подарок, хочу тебе сказать. Минут пять–семь еще можно продержаться.
А за кустами раздалось раздраженное «гыр-гыр-гыр» на тарабарском наречии, затем все смолкло, «чехи» пошли искать дальше, но мимо нас.
Просидев до темноты и сориентировавшись по звездному небу, мы осторожно двинули в сторону базы, тихо шли, медленно, и лишь под самое утро, почти с первыми лучами, вышли на блокпост, где по нам сначала влупили из пулемета, а затем, разобравшись, приняли как родных.
Когда отписывались, как вертолет потеряли, нам никто не поверил про того странного «чеха». И начальство, и особисты только пальцем у виска крутили, мол, привиделось всем с перепугу.
Угу, как же, привиделось. Всем одновременно? И два «рожка» патронов тоже привиделись? Только их пощупать можно было! Вот откуда они нам свалились? С неба упали? В горах нашли? Мы ж потом всем экипажем чуть головы не поломали, пытаясь понять, что это было и кто это был? И почему вот так, а не иначе?
Теперь каждый год, второй день рождения отмечая, всегда загадываю одно и то же желание. Очень хочу один подарок получить. Очень!
– Какой же подарок, Вадик?
– Еще раз в эти черные глаза посмотреть. Пожать руку, улыбнуться от сердца и просто сказать: «Спасибо!»