Игра на выживание

Капитан должен быть сильнее обстоятельств.
Кадр из мультфильма «Приключения капитана Врунгеля». 1976

Эта забавная и по-своему уникальная история произошла в те далекие времена, когда я, в прошлом военный психолог, повышал свои знания по военной психологии на курсах усовершенствования в Ленинградской военно-медицинской академии имени Кирова.

Однажды, после полуторамесячной беззаботной академической жизни, когда казалось, что все плохое уже позади, во время занятий я был вдруг вызван к самому начальнику курса генерал-майору, назовем его Чердынцевым, который проинформировал меня в безапелляционной форме об оказанном мне высоком доверии сопровождать какое-то военно-морское судно в его секретном, боевом четырехдневном походе по суровым просторам Северного Ледовитого океана на какую-то суперсекретную базу. Естественно, кроме взрыва радости, мои мнение и эмоции в расчет не принимались.

ПРОЩАЙТЕ, СКАЛИСТЫЕ ГОРЫ

Получив документы, командировочные и подписав бумагу о неразглашении, я уже через пару часов сидел в военно-транспортном самолете и летел в сторону Мурманска, где был встречен вежливым мичманом, отвезшим меня на машине на склад какой-то воинской части, где меня быстренько переодели во все военно-морское, правда, без кортика. Оценив критическим взором мое преображение, мичман молча на той же машине доставил меня в военный порт к трапу уже отходящего корабля, который своим видом никак не походил на боевой крейсер с крутящимися радарами и грозными стволами разнокалиберных пушек и пулеметов.

Это была огромная, замызганная самоходная посудина с военным экипажем и Военно-морским флагом на флагштоке. Что-то тут было не так, и на ее борт я ступил с осторожностью.

Предчувствие меня не обмануло. Мы везли в трюмах какое-то ужасно взрывоопасное горючее и не менее привлекательную взрывчатку, из-за чего все металлические предметы на этой посудине были обернуты прорезиненным материалом, а на полу лежала сплошным слоем резиновая подстилка. Даже в башмаках у всей команды, как и в моих, гвозди были не металлические, а деревянные. Кроме того, на судне строжайше было запрещено курить и употреблять любое спиртосодержащее.

Кроме меня из медиков на судне были еще штатный врач и ужасно косивший глазами фельдшер.

Как сухопутного человека, меня с первой же волной сразу укачало, и весь поход, который продлился, кстати, не четыре дня, а почти девять суток, я пребывал в этом, извините за выражение, «состоянии» тесного общения с рыбами через борт, хвастаясь перед ними полным ассортиментом меню завтрака, обеда и ужина; и первые дни я думал, что это будет основное мое предназначение в походе.

НЕРВЫ, НЕРВЫ, НЕРВЫ

Но на четвертые сутки у команды стали сдавать нервы. Мало того что плавание на пороховой бочке не способствовало вальяжному раскрепощению и накоплению глубокой радости, на четвертые сутки всей команде стало известно, что точно такое же судно, везшее точно такой же груз, почему-то вдруг взорвалось и закинуло души всего экипажа в рай. И шло это судно на сутки впереди нас.

Конечно, радист был неправ, когда не только капитану доложил об этом «ЧП», но и своему «корешу», у которого был свой «кореш», а у того – свой и так далее. Короче говоря, менее чем через час об этом «ЧП» знала вся команда.

И над кораблем стали сгущаться тучи.

Корабельный народ стал более агрессивен и раздражителен. Исчезли шутки, смех и благодушие. Начали вспоминаться прошлые, а зачастую и мнимые обиды. Появились группки и группы. Несмотря на то что команда подбиралась на этот рейс по специальным психотестам, известие о «ЧП» сыграло свою роль.

Появился и первый впавший в детство больной. Здоровенный детина, старшина второй статьи, уже второй день возил у меня в каюте коробку из-под лекарств и бибикал тонким голосом, изображая автомобиль. Он исправно ел кашку и засыпал на правом боку, не делая, к общей радости, в штаны ни по-маленькому, ни по-большому.

На шестой день стало ясно, что с командой надо что-то делать. Вечером меня вызвал к себе капитан:

– Доктор, что-то надо делать. Меня очень беспокоит состояние команды. Боюсь, как бы не было срыва. Это будет пострашнее Цусимы. Думай, доктор, думай. Что-то надо придумать.

В эту ночь я почти не спал, перебирая в памяти все знакомые мне приемы и методики снятия невротических состояний и отметая их в сторону. И наконец мне в голову пришла гениальная идея. Нужно использовать в борьбе со стрессами более значимые стрессы, а это возможно только при использовании пороков человеческой натуры, например, жадности. Необходимо придумать что-нибудь такое соревновательное, с обязательным денежным призом для победителя. Как это будет и что, я тогда не представлял. Но главное – появилась идея, и в ней было что-то интересное.

ОЛИМПИЙСКОЕ «ОЧКО»

Утром я пошел к капитану и объяснил ему, что необходим соревновательный момент для всей команды с материальным вознаграждением.

Мысль капитану понравилась, и он собрал на совещание всех офицеров, мичманов и старшин. Идею все поддержали, но конкретизировать направленность соревнований никто не мог. И вдруг один мичман тихо сказал:

– Карты.

И все сразу же замолчали, потому что лучший вариант придумать было просто невозможно. Но это был не пиратский корабль XVII века с веселым «роджером» на мачте. Это было опасное, но вполне благопристойное военно-морское судно Военно-морского флота СССР, причем находившееся при выполнении особого задания. И без разрешения штаба осуществление подобной операции было просто невозможно. Повисла молчаливая пауза. И вдруг первый помощник капитана предложил: «Если капитан не возражает, я лично запрошу штаб».

Капитан не возражал, и уже через полтора часа радист доставил капитану радиограмму из штаба: «Разрешаем проведение соревнований на ваше усмотрение с оплатой призов в общей сумме до двух тысяч рублей».

В то время это были очень большие деньги.

И вот свободные от вахты матросы под руководством невинно выглядевшего кока, который в юности немного посидел в колонии для малолетних преступников и умел делать карты из ничего, стали мастерить карты.

Всего было сделано четыре колоды. Играть определились в «очко» по олимпийской системе – на выбывание. Кто проиграл – тот выбыл. Чтобы задействовать всех, было решено, что каждый играет с каждым, затем победители друг с другом. Следующим этапом будет четверть финала, за ним – полуфинал. И, наконец, финал. Кто победил, тот забирает все.

Первую игру для начала или, как говорил кок, «для закваски», было решено провести с наличным призовым фондом, сбросившись всей командой по четыре рубля, а все последующие соревнования – в долг штаба флота под расписку капитана с замполитом на сумму до 400 рублей за игру.

В два часа дня игра началась. Среди авторитетных людей были назначены судьи, следившие за тем, чтобы не «мухлевали» и не «передергивали».

Оказалось, что на Военно-морском флоте в «очко» умеют играть все. По всем углам кучковались свободные от вахты моряки. Шелест карт смешивался с легким, невинным матросским матом. Горючее, взрывчатка, взлетевшее на воздух судно, да и вообще все остальное – отступило на второй план. Из проигравших группировались болельщики. Почти до самого места назначения на нашем военном судне, бороздившем гладь и ширь Мирового океана, звучало: «Еще... еще… беру… себе…», и «Вот, б… перебор!»

Наш переход закончился удачно – не было ни одного срыва.

Уже на берегу, парясь в местной баньке, я поинтересовался у первого помощника капитана, как он сумел добиться разрешения штаба на проведение азартных игр на судне?

– Все очень просто, доктор, – ответил он мне. – Я сообщил штабу от твоего имени, что в случае отказа ты не гарантируешь, что психологическая ситуация не выйдет из-под контроля. А там, кстати, тоже люди. Кто же возьмет на себя ответственность отказать, тем более что одно судно до базы не дошло.

Помощник капитана помолчал немного, налил себе в стакан водку и закончил:

– Вот так-то, доктор. И потом, я же не доложил, что это будет «очко», да еще по олимпийской системе.

Обратно я летел на самолете сначала до Мурманска, а затем до Ленинграда.

Связанный различными подписями под грифом «Секретно», я долго молчал, не отвечая на вопросы курсантов. И только на вопрос генерала Чердынцева: «Ну как там?» ответил громко, по-уставному: «Полная ж…, товарищ генерал!» Чем очень его обрадовал.