Владимир Карташев
Курсантское братство – навсегда. Фото из архива «НВО»
РОДНАЯ КРОВЬ
Среди десятков известных львовских улиц на слуху у курсантов ЛВВПУ всегда были две: Гвардейская, 32 и Пекарская, 9. Если с первой все понятно: на ней находился наш военный вуз, то со второй несведущий человек обязательно затруднится с ответом. Но только не мы. Там находилась городская станция переливания крови. Накануне государственных праздников добрая половина нашего курса посещала это заведение. За сданные 450 граммов крови каждому гарантировали 30 рублей и талон на обед.
Но появиться в нужное время и в нужном месте курсанту непросто. С вечера нужно было договориться с командиром группы, чтобы тот прикрыл, если начальник курса вдруг обнаружит твое отсутствие на занятиях, потом тайком переодеться в каптерке в гражданское платье и скрытно преодолеть забор. На последнем этапе – молить бога, чтобы кровь взяли: вдруг анализ не потянет на соответствующие параметры.
На этот раз я, Васька Семин и Николай Воробьев, благополучно уладив все мыслимые и немыслимые препоны, ровно к 9:00 прибыли на Пекарскую, 9. Здесь уже находилась довольно большая группа молодых и средних лет людей. Через полчаса подошла наша очередь. Мы сдали кровь на экспресс-анализ и стали ждать результатов. Наконец медсестра объявила, что можно пройти в операционную. Аккуратно напялив на ноги стерильные бахилы, прошли в процедурную.
От Кольки Воробьева, который лежал со мной рядом на кушетке, отделяла низенькая перегородка. Хорошо видел, как медсестра жгутом перетянула его руку выше локтя и ловким движением ввела в вену толстенную иглу. Тотчас в пол-литровую колбу по прозрачной трубочке резво потекла красно-бурая жидкость. От страха я зажмурил глаза.
– Вам плохо? – услышал голос медсестры.
– Нет, просто боюсь, – признался честно.
– Волноваться не следует, иначе кровь не пойдет.
– Попробую.
В ту же секунду ощутил тупую боль в локтевом изгибе, а через минуту приятное тепло стало разливаться по телу. Я посмотрел на трубочку. Кровь маленькой струйкой стекала в приемник. Но вот она остановилась.
– Поработайте хорошенько кулачком, – сказала медсестра.
Я стал добросовестно сжимать и разжимать кисть руки. Но все тщетно. Кровь не поступала. Меня охватил ужас: денег ведь не заплатят! А как же праздник? Ведь уже намечена компания, утвержден взнос.
– Сделайте прокол в другую руку, – взмолился я, – там кровь точно потечет.
– Давайте попробуем.
Через пять минут история повторилась. Я снова резво заработал кулаком.
– Вы свободны, вставайте.
– Неужели я?
Открыл глаза и увидел, что с кушетки встает Воробьев. Лицо у него было розовое, беззаботное, словно у молодого поросеночка. Но как же я?
– Подымайтесь и вы, – подошла ко мне медсестра. – Полдозы у вас есть. Так что не с пустыми руками уйдете.
Я быстро прикинул в уме: вожделенные пятнадцать рублей имелись. Этих денег как раз хватало на складчину. Спасен! В коридоре вдруг стало плохо: закружилась голова, перед глазами замельтешили виртуальные мушки. Вспомнил инструктаж доктора: если случится подобное, нужно сесть на пол и опустить голову ниже колен. Я немедленно проделал эту процедуру.
«Пациенту плохо!» – раздалось в коридоре.
С разных концов стационара ко мне побежали санитары. Подхватив под руки, они потащили меня в приемный покой. К этому времени я уже пришел в себя и попытался от них освободиться. Но не тут-то было.
– Отпустите, мне уже хорошо, – лепетал я. – Отпустите!
Меня не слушали. Я стал вырваться.
– Не трогайте!
В коридоре появилось несколько пациентов. Они со страхом глядели на сцену борьбы с санитарами, не зная, что предпринять. Наконец меня отпустили, и я юркнул в раздевалку.
– Сынок, ты кушал вчера? – спросила меня там сердобольная бабушка-санитарка.
– Конечно!
– А я, грешная, подумала, что поплохело тебе из-за голодухи.
– От страха, наверное, бабушка.
– Ну, тогда все понятно…
Через час мне и моим товарищам выдали причитающиеся деньги. Напарники были в приподнятом настроении. Их ляжки приятно жгли тридцать рублей.
ВОТ И ПОЙМИ ЭТИХ ЖЕНЩИН
Стоял теплый весенний день. В Стрыйском парке вовсю цвели каштаны, сирень и черемуха. Благоухали кусты садовой акации и туи. Цветочный аромат и свежескошенная трава кружили голову всем, кто прогуливался по тенистым аллеям. На меня же после однообразных казарменных будней этот волшебный мир действовал вдвойне. Душа моя пела и ликовала.
Тропинка пошла по глухому участку парка. Но именно по ней был для меня наикратчайший путь к городской улице, на которой в квартире меня ждали друзья с гитарой. Пробегая мимо вековой липы, неожиданно в кустах услышал женские протестные восклицания. Я замедлил шаг, прислушался. По голосу, по всей видимости, молодой девушки понял: ее домогается мужчина.
– Нет, не надо, нет! Отпусти меня! – уговаривала она неизвестного. – Буду звать на помощь!
– Зови!
– Не трогай, Богдан, – умолял женский голос. – Отпусти же…
«Что делать?» – запульсировало у меня в мозгу. «Не могу же быть сторонним наблюдателем человеческого насилия. И потом: каким после этого буду курсантом прославленного политического училища, если не вмешаюсь в создавшуюся ситуацию?»
Через секунду знал: во что бы то ни стало надо вырвать девушку из похотливых лап неизвестного. Я свернул с тропинки. Раздвинув ветви кустарника, увидел сидящих на траве девушку и парня. Возле них на газете – остатки еды и недопитая бутылка.
«Что предпринять?»
Молодой человек вновь обнял девушку.
– Не надо, Богдан. Мы же с тобой договорились…
Тут меня понесло. Я в один прыжок оказался возле пары и, тронув за плечо незнакомца, строго произнес:
– Отпусти девушку, негодяй!
Парень как-то недобро посмотрел на меня снизу вверх, вздохнул и поднялся. Он был выше почти на голову.
– Ти просиш чого? – спросил он по-украински.
– Не трогай девушку!
Бугай сделал небольшой разворот и в эту секунду я почувствовал, что лечу по воздуху. Затрещал под моим телом куст жасмина, жалобно звякнули струны гитары.
«Только бы не пнул», – вяло пронеслось в мозгу. Убьет же, гад! Я встал на четвереньки и, таща за собой музыкальный инструмент, пополз за ближайший куст. Парень даже не посмотрел в мою сторону. Он присел и налил себе вина.
– За тоби, кохана!
И тут услышал голос девушки:
– Ходят тут всякие… Надо было побольше поддать проходимцу.
Она еще что-то говорила мне вдогонку, но я ее не слышал. У меня сильно кружилась голова, подташнивало.
В компании делать уже было нечего. Я наконец выполз на знакомую тропинку, кое-как поднялся и побрел обратно в училище. Часть субботы и воскресенье пластом пролежал на койке. Только к утру понедельника полегчало. Но на занятия не пошел. Отпросился у начальника курса майора Луничкина.
МУРАВЬИНАЯ КУЧА
Полевой учебный центр училища находился в 30 километрах от Львова. Это был солдатский городок со всеми военными атрибутами: казармой, классами, стрельбищем, спортивной площадкой. И все же одна особенность у него была. Вокруг не было забора. То есть, конечно, он был, но совсем не такой, какой мы привыкли видеть в своей альма-матер. Здесь он представлял собой метровой высоты столбики с проволокой. Скорее для обозначения границ городка, нежели охраны личного состава и имущества. Так что ни для кого это сооружение не было преградой.
В конце каждого курса, во время экзаменационной сессии, нас по обыкновению на две недели вывозили в поле. Мы готовились там к экзаменам по тактике, огневой и физической подготовке, отрабатывали нормативы по защите от оружия массового поражения. Учились добросовестно. К сожалению, в свободное от занятий время многие не знали, чем себя занять. Правда, в классе самоподготовки лежали шахматы, два раза в неделю приезжала кинопередвижка. Досуг нам был обеспечен. Так, во всяком случае, считал начальник курса майор Алексей Луничкин. Мы были иного мнения. Поэтому, разбившись на группы, занимали себя чем хотели. Играли в карты, гоняли мяч по футбольному полю, травили анекдоты.
В нескольких километрах от учебного центра находилось небольшое украинское село. Первыми туда в разведку сбегали Костя Камецкий с Петей Полянским. Результатом похода стала бутылка бурячного самогона – вкусного, зараза. Народная тропа, что называется, не заросла. После занятий, ближе к вечеру, туда стали наведываться по очереди другие ребята. Однако пьяных среди нас никто никогда не видел. Курс знал меру.
Этот уникальный случай произошел в последний день нашего пребывания в учебном центре. Валерка Уткин – наш факультетский здоровяк – попросил одолжить три рубля. Ему и Лешке Михальцову уж очень захотелось отметить последний экзамен. Но денег у них не было. Из конфиденциальных источников они узнали о моей заначке. С настойчивостью следователей стали уговаривали ее отдать. Много не просили – всего три рубля. Обещали, что через неделю возместят убыток вдвойне. Я не хотел им одалживать деньги. Нужны были самому. Ребята не сдавались.
Неожиданно в голову пришла шальная мысль.
– Валерка, дам трояк, но за определенное представление.
– Согласен, – сразу кивнул головой Уткин.
– Знаешь муравьиную кучу, что стоит у дороги?
– Конечно.
– Так вот, если сядешь на нее голой задницей и просидишь десять минут – деньги твои.
Наш разговор тут же стал предметом споров. Одни утверждали, что в этом проблемы нет. Надо только не шевелиться на муравейнике. Мол, тогда насекомые будут вести себя спокойно, не покусают. Другие, наоборот, всячески отговаривали от необдуманного поступка. Но тем и другим было интересно, чем закончится представление.
Я вытащил из кармана гимнастерки вожделенные три рубля, показал окружающим.
– Готов отдать. Начинай, Валерка!
Гусев посмотрел на муравьиную кучу, обошел ее вокруг, как бы примеряясь к предстоящему рекорду, затем озабоченно сказал:
– Только б муравьи не полезли в глаза и уши.
– А ты их обирай, если устремятся в неположенное место. Садись!
– Садись, садись, – с хохотом стали выкрикивать сторонники шоу.
Валерка повернулся вполоборота, в долю секунды ловким движением руки расстегнул брючный ремень и его белая задница шумно плюхнулась на муравьиную кучу.
На мгновение смех и шутки прекратились. До последней секунды никто не верил, что Гусев решится на поступок.
– Вот это да! – только и могли вымолвить ребята. – Человек слова!
Прошла минута, другая. Все молча наблюдали за происшедшим. Затем наперебой возбужденно заговорили, засмеялись, засуетились. Один только наш герой сфинксом замер на куче. Однако это нисколько не озадачило насекомых. Они с завидным упорством облепляли его гимнастерку, шею, лицо. Валерка кряхтел, сопел, осторожными движениями рук смахивал их.
У Саши Рассказова в руках защелкал затвор фотоаппарата.
– Ставь выдержку на 60, снимок будет контрастнее, – стали советовать парни.
– Нет, надо на 120.
– Лучше открой диафрагму на полную…
Александр делал снимок за снимком, меняя каждый раз светосилу объектива.
– Все! – наконец сказал он, – пленка закончилась. Снимок исторический получится.
Истекала последняя минута испытаний. К этому времени Валерка, похоже, освоился с нестандартной обстановкой, стал даже отвечать на реплики товарищей.
– Время истекло. – Я показал ребятам часы.
Уткин поднялся. Но натягивать штаны не спешил. Сел в траву, зачищая одежду от насекомых.
– Держи! – Я протянул ему деньги. – Заработал честно.
Ни на кого не глядя, Уткин взял смятую трешку, положил ее в карман гимнастерки. Через минуту, прихрамывая, пошагал к казарме. Следом семенил Леха Михальцов. Для них праздник за стаканом самогонки был еще впереди.
Константин Ремчуков 
