Лев Левнер
Война заставила мальчишек рано повзрослеть. Фото 1944 года
Наконец закончилась долгая, самая страшная, самая кровопролитная и безжалостная война. Она захлебнулась в море страданий, крови и слез с позором для одних, ее начавших, и славой и вечной памятью для других, для тех, кто задавил фашистскую гадину в ее гнезде. И весь мир вздохнул свободно и с надеждой.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Домой, на родную землю потянулись бесчисленные эшелоны с победителями. Тяжело перестукиваясь на стыках рельс, они везли соскучившихся по дому, уставших, но довольных людей в военной форме. На каждой станции, каждом полустанке, а то и просто в поле или в мелькающих мимо деревушках их встречали добрые, благодарные улыбки и цветы просто незнакомых людей.
Тамбовский вокзал, как и многие другие, жил в эти дни шумной, напряженной и радостной жизнью. Днем и ночью сюда прибывали поезда. Повидавшие виды паровозы с разноголосыми гудками и с черным, клубящимся, застилающим полнеба дымом, под лязганье и стук вагонных буферов, подтягивали к освободившимся местам очередные эшелоны, чтобы, постояв немного, двинуться дальше, растекаясь по безбрежным просторам Родины.
Из вагонов, не дожидаясь остановки эшелона, на землю выпрыгивали люди в военной форме и, бренча орденами и медалями, вливались в толпу себе подобных из других эшелонов и мелькавших среди зеленой формы гражданских лиц, встречающих близких и родных.
Одни начинали разминать свое тело после не всегда удобных теплушек, другие, нещадно дымя самокрутками, приценивались к продаваемой пацанами, бабами и инвалидами на костылях вареной картошке, пирожкам и жареным семечкам. Третьи с чайниками и бидонами бежали к зданию вокзала, где у двух больших бочек с надписью «кипяток» толпился народ.
Но были и другие, которых товарищи называли «счастливчиками». Это были те, для которых станция «Тамбов» была конечным и самым желанным пунктом назначения.
Они жадно вглядывались в лица встречающих и еще из вагона кому-то кричали, махали руками и радостно смеялись. Затем, попрощавшись с боевыми товарищами, с вещмешками на плечах и с чемоданом или сумкой в руке, кто солидно, нарочито медленно, кто в неудержимом порыве устремлялись к тем, кто их ждал, не смыкая глаз долгие годы.
А там уже было не до стеснений. Жаркие поцелуи, слезы радости, смех, объятия и громкие возгласы: «Мама! Мамочка! Папка! Родной! Сынок! Леха! Васютка! Любушка!» – и, еще, и еще слова и возгласы, идущие из глубины души и измучившегося сердца. И новые объятья крепкие, долгие. И счастье. Море счастья.
Были и такие, кого не встречали. И они, по- деловому, не суетясь, поправив на голове пилотку или фуражку и вскинув на плечо вещмешок, шли на привокзальную площадь, а оттуда кто на чем через весь город спешили домой.
МАЛЬЧИК-ЧАСОВОЙ
С высоты своего роста на этот праздник смотрела старая, раскидистая когда-то белоствольная береза, стоящая почти рядом со зданием вокзала, с торца его, образуя, как бы арку для прохода на привокзальную площадь.
Многое повидала эта береза на своем веку, и ее, казалось, уже ничем нельзя было удивить: и слезы, и радость, и горе, и встречи, и прощанья, и грохот бомб, и вой снарядов, и смерть, и жизнь и тысячи старых и молодых.
И стоящему рядом с ней небольшого роста, щуплому, веснушчатому мальчику лет шести с маленьким, чуть остреньким носиком и большими круглыми глазами, она не удивилась тоже, несмотря на то что он уже целый месяц каждое утро приходил под тень ее ветвей и стоял почти целый день, жадно вглядываясь в лица всех проходящих мимо мужчин в военной форме. Ну, стоит и стоит ребенок, главное чтобы ножичком не ковырнул ее кору.
Иногда мальчик делал шаг навстречу какому-нибудь военному, как бы засвечивая, показывая себя, особенно если у того на груди было много медалей и орденов.
Кое-кто из них даже притормаживал и удивленно спрашивал: мальчик, тебе чего? Но ребенок, не отвечая на вопрос, опять возвращался на свое место и опять внимательно всматривался в военных, стараясь никого не пропустить.
И так, изо дня в день, целый месяц, как только эшелоны с демобилизованными бойцами пошли с запада на восток через Тамбов и дальше. Он приходил утром, потом уходил, вероятно, домой пообедать и появлялся снова, неся свой караул до вечера. Вечером он уходил, чтобы назавтра утром появиться снова и опять молча вглядываться в проходящих мимо военных мужчин.
ТЯЖЕЛЫЙ РАЗГОВОР
В одноэтажном небольшом доме, в центре Тамбова однажды вечером, при свете керосинки – электричества не было второй день, состоялся тихий разговор, чтобы не разбудить ребенка, двух женщин – матери и дочери.
– Ты знаешь, Вика, – сказала мать, – у меня в госпитале сегодня была Вера Затулина. Ты ее знаешь, она работает на вокзале. Так вот, она сегодня лечила у меня зубы – боюсь, что второй коренной верхний справа придется удалять. Но не это главное. Главное это то, что она рассказала. Я не хотела говорить, пока ты не поешь.
– Мама, не тяни, говори. Что-то случилось? – Дочь молодая еще, красивая женщина напряженно смотрела на говорящую.
– Не знаю, случилось это или нет, но наш Женечка уже целый месяц ходит на вокзал.
Дочь удивленно спросила:
– Как ходит на вокзал? Зачем?
Мать немного помолчала, а затем сказала:
– Ты знаешь, Вика, мне кажется, он ходит туда встречать Марка.
– Но кто сказал, что Марк должен приехать?
– А зачем ему говорить? Вон у Насти Гостевой отец вернулся. У Юры Кружилина хоть и без ноги, но тоже вернулся. Все говорят, что война закончилась, и все возвращаются домой. Он же ничего не знает и думает, что его отец вернется тоже. Я знаю, что это жестоко, но пришло время Женечке сказать правду.
Вика долго молчала в уходящую в темноту стену. В глазах ее стояли слезы. Наконец она подала голос: «Я все понимаю, мама. Ты, конечно, права. Вероятно, нужно это было сделать раньше, но я не могла. Ты знаешь, он так любит отца – иногда мне кажется, что он с ним постоянно. Он даже во сне как-то с ним разговаривал. Помнишь, когда Женечка болел? Я проснулась, а он во сне разговаривает с Марком».
Женщины посидели какое-то время молча. Наконец мать сказала: «Вика, хватит разводить сырость. Успокойся. Выпей валерьянки. Пришло время сказать Женечке правду. Давай подумаем, как это лучше сделать».
– А что там думать, – откликнулась Вика, вытирая слезы платком. – Я завтра попробую отпроситься у Николая Михайловича и прямо с работы поеду на вокзал. Эта твоя Затулина не сказала, где его на вокзале можно найти?
– Сказала. Женечка обычно стоит под березой, что с торца. Да ты ее знаешь.
– Да, березу я знаю. Господи, где набраться этих сил, для него это будет такой удар.
МЕЧТЫ И ВОЙНА
Уже лежа в постели, Виктория долго не могла заснуть. Она лежала и думала. Думала, думала о себе, о Марке, о сыне и вообще об этой жизни. Вспомнила и свою первую встречу с Марком, молодым, сильным, красивым. А как красиво он за ней ухаживал! Водил ее в театры, филармонию, на концерты, художественные выставки. Сам Марк почти профессионально играл на фортепиано и иногда, во время кинофильмов занимал место тапера за пианино и с удовольствием играл весь фильм.
Потом, когда они уже поженились, Марк говорил Вике: «Ты знаешь, если у нас будет сын, я хотел бы, чтобы он снимал кинофильмы или был актером».
Вика смеялась, но с мужем не спорила. И хотя условия быта были у них, мягко говоря, не самые лучшие, и проблем всякого рода было, как говорится, выше крыши, но впереди была еще вся жизнь, вся вечность, надежды и самые радужные перспективы.
Если бы не война.
Она ворвалась в их жизнь вдруг, подло и коварно, перечеркнув все надежды, перспективы, мечты. Еще вечером они всей семьей были на дне рождения у друзей, где много смеялись, пели песни, танцевали, а Марк на пианино играл самые популярные песни. Домой они шли довольные и счастливые, а Марк, который нес спящего уже сына в одной руке, другой обнимал Вику, и ничто, казалось, не могло нарушить этот семейный покой.
Утром вместе со всей страной они узнали, что на них напала фашистская Германия…
У Марка как у одного из ведущих инженеров военного завода была бронь, освобождающая его от непосредственного участия в военных действиях, однако он постоянно обивал пороги военкомата, добиваясь отправки на фронт.
В военкомате Марку отказывали неоднократно и даже пригрозили, что он будет привлечен за саботаж. Но Марк был настойчив и как-то вечером уже в военной форме прибежал домой, чтобы попрощаться с женой и сыном, так как он отправлялся на фронт.
Письма от Марка приходили очень редко, а потом и вообще прекратились…
Виктория и Женечка смогли эвакуироваться из осажденного Ленинграда на «Большую землю» и после множества мытарств и переживаний, попали в Ташкент. Когда же стало ясно, что немцы в Тамбов не придут, они выехали туда. В Тамбове проживали родители Вики и, хотя отец был далеко на трудовом фронте, мать была дома и с радостью их встретила.
Все это время Виктория пыталась разыскать Марка, но только в начале 1944 года ей сообщили, что капитан-артиллерист Марк Татарский погиб летом сорок третьего года.
На семейном совете матери и дочери решили Жене о смерти папы пока не говорить, поддерживая версию, что он воюет на фронте.
МЫ ОСТАЛИСЬ ОДНИ
Утром проснувшийся Женечка поел оставленный на столе бабушкой завтрак, оделся и, как всегда в последнее время, пошел на вокзал на свое привычное место под березой, надеясь именно сегодня обязательно встретить отца.
Но отца он, к сожалению, не встретил и сегодня тоже, а вместо него увидел идущую к вокзалу мать, которая кого-то искала глазами среди снующей толпы.
Виктория остановилась недалеко от сына. Ноги стали ватными и тяжелыми. На глаза навернулись непрошенные слезы. Все было как в каком-то ужасном, кошмарном сне…
И тут она увидела, что Женечка сам идет к ней.
Он подошел, взял ее за руку и без всякого удивления, глядя ей в глаза, спокойно спросил:
– Мама, ты тоже пришла встречать папу? Ты знала, что он сегодня приедет? – и Женечка улыбнулся. – А мне не сказала ничего.
Виктория напряглась, собрала всю свою волю, чтобы не разрыдаться прямо здесь, под этой березой, на глазах у всех.
– Женечка, – чуть заикаясь, сказала Виктория и обняла его за плечи, – Идем отсюда мальчик мой. Я должна тебе сказать что-то, рассказать. – Она привлекла к себе сына и повела его на привокзальную площадь.
– Мама, куда мы? А вдруг, папа сейчас приедет? Приедет, а нас нет.
– Идем, Женечка, идем. Не бойся, не приедет. Не приедет, не придет.
Она чувствовала, что может разрыдаться в любую секунду.
Наконец они дошли до старой одинокой скамейки со сломанной спинкой на бывшей автобусной остановке и сели на нее.
– Женечка, родной мой, я узнала, что ты каждый день ходишь сюда, на вокзал, встречать своего отца Марка, и я отпросилась с работы, чтобы поговорить с тобой.
– Но я же ничего плохого не делаю, – прервал ее Женечка. – Я просто стою и жду, когда меня папа узнает.
– Как это тебя узнает папа?
– Ну, я же его не помню и могу ошибиться, а он-то не может ошибиться, потому что я его сын.
У Виктории вообще голова пошла кругом. В словах сына было столько убежденности, веры и какой-то своеобразной детской логики, что у нее вылетели и смешались вмиг все те слова и фразы, которые она заготовила, пока шла сюда. Но молчать и тянуть уже было нельзя – время отсрочек закончилось. И она решилась.
– Женечка, ты уже большой у меня, взрослый, – начала она.
– Большой, но еще не взрослый, – серьезно сказал Женечка.
– Ладно, взрослый не взрослый, но я должна тебе сказать это: нет у нас больше папы. Не приедет он. Он погиб. Погиб в бою, защищая тебя, меня, маму, бабушку и всех других людей. Он погиб, как герой.
Виктория почувствовала, как спазмы перехватывают у нее дыхание.
– Я узнала об этом недавно и все собиралась тебе сказать, но не могла. Жалела я тебя. А сейчас молчать уже стало нельзя. А врать я тебе не хочу. Одни мы теперь с тобой остались.
И Виктория, не выдержав, разрыдалась. Она плакала и прижимала сына к себе.
А Женечка сидел и растерянно, удивленно все время повторял:
– Как же так, мама? Он не должен погибнуть. Не должен. Ведь я его так жду. Он не должен.
И слезы тоже стекали по его лицу.
ПАМЯТЬ
Прошло много лет. Женечка вырос, и у него самого уже взрослый сын Виктор и подрастающий внук Марк.
Виктории, к сожалению, с ними уже нет. Она сделала все, чтобы вырастить сына. И сделала она это с честью, выполнив свой долг и за себя, и за погибшего на фронте мужа.
Каждый год в День Победы Женечка, он же – Татарский Евгений Маркович заслуженный деятель искусств РФ, народный артист России, профессор, кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» IV степени, известный кинорежиссер, снявший многие кинокартины и в том числе «Золотая мина», «Приключения принца Флоризеля», «Джек Восьмеркин», «Колье Шарлоты», его сын, кстати, тоже кинорежиссер Татарский Виктор Евгеньевич и его внук Марик или, если полностью, то Татарский Марк Викторович, обучающийся пока в детской театральной студии, приходят к мемориалу на Пискаревском кладбище, чтобы отдать дань уважения и благодарности отцу, деду и прадеду, вечно молодому Марку Татарскому, и всем тем, кто отдал свою жизнь на фронтах войны за Родину и за наше с вами будущее.
