Андрей Макаров
Сегодня, как и в былые времена, получение ключа от долгожданной квартиры – праздник для всей семьи. Фото с официального сайта Министерства обороны РФ
Ведомственная поликлиника. Четвертая терапия, где принимают ветеранов. Очередь перед кабинетами. Сидят деды, у каждого в руках карточка, толстая, как энциклопедия. А то и несколько, первый том – от лейтенанта до капитана, а потом пошло: на майора – том отдельный, подполковник – аж два, полковник – опять один, надоел со своими болезнями, уволили. Знакомых видишь. Как звать, не знаешь, но встречал когда-то в форме. Взглядом пересечешься, кивнешь, подсядешь и поговоришь. О чем? Ну, о чем еще говорить? Конечно о службе, о том, что было…
ГЛАВНЫЙ ПО ПАЙКАМ
Я на разных участках работал. Жизнь кидала – мама не горюй! Тут часть сократят, там штаты урежут. Лихое время было. Жалованье не давали по три месяца. И ничего, выжили. В управлении, когда очередной тыловик проворовался, меня на пайки поставили. «У тебя, – говорят, – совесть – много не украдешь». Не работа, а сказка. Сижу с важным лицом. Коммерсанты так и ломятся. Думают, я что-то решаю. Разрешите, товарищ майор, представить вам новый образец пайка?!
– Надо попробовать, – отвечаю.
– Вот ящик – пробуйте, а вечером пожалуйте в ресторан.
Я тогда разъелся так, что мне офицеры, когда в уазике ехал, козыряли на всякий случай, присмотрятся, увидят рожу за стеклом и козыряют. Еду, киваю. Доппайки домой везу. Только недавно образцы эти доел.
Потом перевели меня, оказалось, что должность для кого-то держали, и ее на время прикрыть надо было, а меня снова в войска.
АРМЕЙСКИЕ МОЗОЛИ
Когда Кавказ начался, много народу уволилось. И молодых, и больше старых, тех, кто о долге больше всех кричал и на собраниях с трибуны с пеной у рта нам про него рассказывал. Говорили, что уйти не могут, поскольку дело не на кого оставить. Так и сидели – должности держали, а мы на капитанских да майорских – годами перехаживали. Хорошие были офицеры. Настоящий командный состав. Поставят тебя по стойке «смирно» и давай в лицо кричать.
Тут война. И наши «деды» не в оружейку побежали, а в поликлинику. Как-то сразу вспомнили, что долг уже отдали и все, что можно, выслужили.
Один, правда, разухарился. Улетел в командировку на три месяца. Вернулся через неделю. Мозоли у него открылись. Какие мозоли? У него мозоли только от многолетнего сидения. Ну и за другими полканами в госпиталь. Растолкал корешей с криками: «Я участник боевых действий!» – и тоже уволился.
Года не прошло, как оказалось, что выбили проклятые чеченцы наш лучший командный состав. Двое старых остались, что наравне с молодыми в командировки мотались. И ведь в мирное время они в выговорах были, как ежики в иголках. А тех, кто уволился, все нам в пример ставили. Говорили – впитывайте и равняйтесь. До сих пор их вспоминаю. Как они строевым рубили! Любо-дорого смотреть. Равнение в строю держали. На смотрах у них в вещмешке и конвертов сколько надо, запасная лампочка к фонарику есть, стержень к ручке, иголка с ниткой в фуражке спрятана. Все как-то не пригодилось.
Я СОГЛАСЕН НА МЕДАЛЬ
Война, если майора переполз, та же канцелярия, но в полевых условиях. Те же бумажки, только в палатке плодят. Зайдешь в штабную палатку: все как на большой земле. Принтеры стрекочут, мониторы мигают. Дизель тарахтит, лампочка то ярко светит, то гаснет, ну и мониторы вслед за ней тухнут, и сразу крики:
– Наладьте свет – невозможно работать!
Три месяца проходит – возвращаются с медалями, а то и орденами. Чем к кадрам ближе – тем орден больше. И боевые выплаты у них оформлены со дня, как они на аэродроме в командировку вылетали.
Я в командировке в часть приехал, говорю командиру: оформи мне боевые. Тот солдат построил: вот саперы – мину обезвредили, легко раненный боец, еще один нападение отразил. Товарищ подполковник, мне на подразделение пять боевых дней выделили, прикажите, с кого снять, чтобы на вас перебросить? Как в дерьме извалял. А с наградами…
Орден получить хотелось, к разведчикам подъехал, попросился на спецоперацию, а то на документах этих досиделся до геморроя.
Возьмите, говорю, с собой, только чтобы не сутки в канаве лежать, а то насекомые сожрут.
Те пошушукались, потом говорят:
– Мы тебя на уазике пустим, будешь с портфелем ездить. Вид такой, что тебя точно захватить захотят. Езди себе туда-сюда. На рынке мелькнешь – они своим сообщат, что какой-то босс важный разъезжает. Три точки, где они напасть могут, мы перекроем, а вот четвертую, извини, сил нет.
Портфель дали такой видный, документы туда сунули, которые захватить должны. И началось…
Поездил так неделю, а потом у разведчиков лимит на бензин кончился. Документы, правда, сперли на рынке. Хотел их порадовать, а они за голову схватились. Документы – хорошо, а как мы портфель спишем?!
Но медаль мне тогда дали. «За укрепление содружества». Странная какая-то, ни у кого из наших такой не было.
Другие – я представления читал – и снаряды подавали, и указания ценные давали в бою, и командование подразделениями на себя брали, а мне как-то не выпало.
КАМУФЛЯЖ ЗА МУЛЬТИКИ
Раз еще на первой войне все же отличился. С правого фланга корреспондентка какая-то с видеооператором прорвалась. Их как людей встретили. Накормили, из автомата популять дали, а потом один лейтенант услышал, как они на камеру наговаривают на тему, что войска бандитствуют и издеваются.
Оператор кассету «панасоник» в видеокамеру вставил, зиндан наш снимает. В нем на дне кепка камуфляжная валяется, кости куриные, видно, что люди живут время от времени, и вот эта коза пальцем туда тычет и распинается со слезой в голосе, что зиндан пустой, поскольку всех, кто там был, расстреляли перед их приездом. Одна кость и лежит…
Засняли, нас поблагодарили и уехали в другом месте гадить.
Генералу доложили, и тут ему я под руку попался.
– Майор! Немедленно догнать их и разобраться!
– Товарищ генерал, силой отнять?
– Нет, – задумался тот, – силой нельзя.
– Накостылять им, – уточняю задачу, – по камере бронетранспортером проехать?
– Ты что, с ума сошел?!
– Так что делать, товарищ генерал?
– Разобраться и решить вопрос…
Взял в палатке кассету с мультфильмами, сунул ее в карман, в уазик и поехал. Ну и команду по рации дал, чтобы этих корреспондентов на блок-посту притормозили.
– Давайте кинокамеру, – приказываю корреспондентке, – вы на свою кинопленку секретный объект засняли.
Те изнутри закрылись, что-то кричат про закон о печати, конвенцию какую-то.
– Ничего не знаю, кинопленка будет засвечена! У вас на глазах засветим и вернем.
Они переглянулись, окошко открыли, оператор видеокассету из камеры достал и мне протягивает.
Я ее поднял, подержал на свету.
– Нет, – говорю, – там солнце ярче. – И в сторону повернулся.
Пока крутился, кассету им подменил.
Блок-пост они проехали, корреспондентка в окно высунулась:
– Майор, ты – дуб!
И уехали, ухмыляясь.
Дуб так дуб, ясно, что не осина. Езжай домой, ежик ты наш в тумане.
В расположение вернулся. Генерал в крик:
– Отпустил?!
Нет, расстрелял…
Корреспондентка потом в своей Москве сопли размазывала, бегала, жаловалась.
Генерал меня вызвал:
– Приказали тебя наказать. – А сам ржет. – Проси, что хочешь.
А чего просить – знаю же, что у него ничего нет. Времена такие были. Штанами людей награждали, как в годы разрухи, так в приказах и писали: «Наградить комплектом камуфляжа». Генералов газонокосилками поощряли. Сам приказы читал. Это теперь у всех все есть. А тогда и форму через раз давали.
А зиндан тот для своих вырыли. Пьяниц в нем держали, самовольщиков. Это каким тупым надо быть, чтобы в Чечне в самоволку ходить?! Лейтенанта, помню, туда командир загнал. Достал его своим пьянством.
Меня тогда камуфляжем наградили. До сих пор цел. На грядках в нем копаюсь.
КАЗАРМЕННАЯ ТАНКА
Главное в службе – получить полковника, квартиру и списать новый уазик. По крайней мере раньше так было.
Главное, конечно, квартира. Времена были: в кабинетах жили, в спортзалах. В часть сорок лейтенантов пришло, командир голову почесал и приказал сорок коек в спортзал поставить. И доклад наверх: всех молодых офицеров жильем обеспечил!
Миллионы получали, если в рублях. А на нормальное перевести: жалованье – сто долларов, снять квартиру – двести. И живи, как хочешь. Общежития майорами да подполковниками забиты. Многие давно уволились, на пенсии, а выехать некуда.
У меня комната в общаге была, потом бабу нашел местную, к ней переехал. Наши пронюхали, что комната пустует. Зам по тылу наседает: здесь выпишись, а там пропишись, раз бабу нашел – пропишись и съезжай к ней. А твою комнату в общаге мы заселим. А по закону от 1923 года, если бабу на стороне нашел, тебя выписать можно. А по закону от 37-го тебя в восточный округ выписать можно вместе с бабой.
Тут свои шепнули, что ходят какие-то, смотрят комнату, вещи заносят. Прибежал, вещи чужие выкинул, еды набрал, книжку на развале купил, танку, думал военная, а оказалось, что стихи японские недописанные, но, черт его дери, забавно.
Лежу, стихи читаю.
Какой-то майор в мою комнату вваливается и с порога вещает:
– Я заместитель начальника по квартированию, вечному квартирному стоянию. Товарищ подполковник встать!
Смотрю на него, как на насекомое.
– Выйди, – говорю, – и постучи сначала, чтобы я тебя еще тогда далеко послал.
И сапогом в него. Я, наверное, последний в управлении сапоги носил.
Он сразу понял, побежал куда-то. Вернулся через час с полковником. Тому полковнику генералы ручку целовали. Так и он, как попугай:
– Я начальник квартирного стояния! Вста-а-ать!
Пришлось к нему японцев применить, прямо из книжки. Руки развел и в одном сапоге иду к нему, будто обнять хочу. Портянка на второй ноге размоталась, за ноготь зацепилась, следом тащится. И стихи читаю:
Ах, не заснуть
Одному на холодном ложе.
А тут этот дождь –
Так стучит, что даже на миг
Невозможно сомкнуть глаза.
(Акадзомэ-эмон)
Кто видел, говорили, что полковник несся по коридору с выпученными глазами.
Неделю из общаги не вылезал. С утра звонок командиру и доклад: в общежитии – держу оборону. Через неделю мне отбой дали. Черт с тобой, твоя комната – иди на службу.
Одно плохо. К бабе той пришел, а у нее уже другой. Всего две недели отсутствовал по делам обороны.
Хорошая баба. В булочной работала. Так у нее дома черного хлеба не было. Одни круассаны. Утром – какао. И сама как булка. До сих пор жалею.
Я тогда с расстройства и одиночества сам стал стихи писать:
«В понедельник мы приняли обязательства по требованиям министра.
Во вторник приняли обязательства по директиве главкома.
В среду приняли указания командующего.
В четверг поклялись выполнить все, что приняли.
В пятницу поняли, что ничего из того, что напринимали, выполнить не сможем.
Сегодня суббота, пойду и я, приму триста грамм».
Тетрадку этими стихами исписал. Потом затерялась куда-то.
Теперь что… Квартир понастроили. Дожили: очередников нет. Губу оттопырят, смотрят – отказываются. Зеленоград им уже не Москва…
