Владимир Калинин
Наметанный глаз по фуражке определит, с какого парень флота. Фото с официального сайта Министерства обороны РФ
Воскресенье. Лето в разгаре. Севастополь изнывает от жары. В Балаклавской бухте застыли у причалов раскаленные на солнце черные сигары подводных лодок. В казарме оставшийся старшим в бригаде командир 1-го дивизиона (комдив-1) лениво расставляет фигуры на шахматной доске.
– Кто хочет сыграть?
Желающих нет. Все знают, что комдив – шахматный бог бригады подводных лодок. С ним мог бы сразиться на равных только флагманский штурман, но он сегодня, как говорят моряки, сошел на берег – редкая возможность побыть дома с семьей.
Оперативная смена – дежурный по бригаде офицер, оставшийся за флагманского механика командир БЧ-5 (по-простому – механик) одной из подводных лодок, другие офицеры, обреченные в выходной день тянуть лямку военной службы, – изнывает от вынужденного безделья.
Механик мысленно пересчитывает деньги, оставшиеся в кошельке до «дня моряка» – так военные называют на флоте день выдачи денежного содержания, а гражданские шпаки – получкой. Хватит на ужин в лучшем ресторане Севастополя. Такова ставка в игре.
– Я сыграю.
Комдив-1 и все офицеры сразу оживляются. Комдив просит оперативного дежурного по бригаде позвонить в ресторан, заказать ужин на одну персону и вызвать две машины такси на 19.00 к КПП части. Кто-то поедет ужинать в ресторан. Комдив не сомневается, что сегодня этим счастливчиком будет он. Игра начинается. Но итог ее совершенно неожиданный для участников и зрителей. Шах и мат шахматному богу объявляет механик.
Вечером, после смены с дежурства, начинается кульминационный момент. К КПП подъезжают две машины с шашечками на дверках. В первую машину на переднее сиденье (командирское) возлагают белоснежную фуражку механика. Во вторую машину усаживается сам механик, и небольшая кавалькада, провожаемая приунывшим комдивом (он оплачивает этот праздник), отъезжает от КПП.
В центре города машины не сразу подъезжают к ресторану, а совершают три круга почета – вдоль Южной бухты по улице Ленина, с нее, около Графской пристани, поворачивают на проспект Нахимова, дальше – на Большую морскую и вновь – на улицу Ленина. Наконец подъезжают к гостинице «Севастополь», где на первом этаже лучший в городе ресторан. Водитель первой машины торжественно вносит через распахнутую услужливым швейцаром дверь фуражку механика. После этого из второй машины выходит «его высокоблагородие».
Этот ритуал был хорошо известен в Севастополе всем, кому довелось служить здесь в 60-е годы прошлого века. Но наш рассказ не о нем, а о фуражке.
ИСТОРИЯ ДЛИНОЙ ПОЧТИ В 220 ЛЕТ
Слово «фуражка» – ярчайший образец народной этимологии, считает ведущий научный сотрудник Центрального пограничного музея ФСБ РФ, кандидат исторических наук Александр Печейкин. Происходит оно от головных уборов, которые солдаты носили в тех случаях, когда строевой головной убор был не к месту – при выполнении различных работ, на заготовке продовольствия и фуража (fourrage – корма для животных). От слова «фураж» шапка стала называться фуражной шапкой, а проще – фуражкой.
Достоверные сведения о фуражных шапках в России датируются правлением Павла I. В частности, документом от 21 декабря 1796 года гусарам предписывалось изготавливать фуражные шапки цвета ментиков, а околыши – цвета доломанов. Так что в будущем году нашим фуражкам исполнится 220 лет. По этому случаю Министерство обороны, смеем предположить, устроит праздник и выпустит юбилейную медаль, ведь фуражка того стоит.
На флоте редкий офицер носит фуражку, выданную ему на складе вещевой службы. Уважающий себя военный моряк заказывает головной убор в ателье, особым шиком считается сшить его у известного всему флоту мастера. К сожалению, как заметил два века назад поручик французского Инженерного корпуса Сади Карно, иных уж нет, а те – далече…
В 70-е годы прошлого века офицера Черноморского флота легко можно было отличить от балтийца или североморца по фасону фуражки, сшитой по особому заказу. У черноморского офицера фуражка была с высокой тульей и изогнутым, повторяющим форму морской волны, донышком – верхней части головного убора. То есть передняя часть донышка гордо задиралась вверх, а нижняя была приопущена. В тулью подкладывали ватный валик, отчего она была выгнута, как лук с туго натянутой тетивой.
Фуражки балтийцев отличалась ровным донышком. Говорят, шили их старые мастера, которые еще помнили прежние названия городов Восточной Пруссии и старую школу фуражечного пошива. Можно было встретить у балтийцев и фуражки без армированной вставки – стального обруча, который поддерживает форму тульи и придает ей щеголеватый изгиб. Без вставки тулья обвисала, и в этом люди с понятием тоже видели определенный шик: сразу видно, что перед вами не паркетный служака, а просоленный морем и обветренный всеми ветрами боевой офицер. По форме его фуражка напоминала ту, что носили немецкие подводники в годы Второй мировой войны, но это сравнение весьма условное. Вместе с тем обладателями таких фуражек чаще всего были подводники дважды Краснознаменного Балтийского флота.
Неплохо шили флотские фуражки и в далеком Владивостоке. Но они не оставили заметного следа в истории фуражечного искусства.
Североморцы же были самыми обездоленными в Советском Союзе, потому что на Севере не было мастеров, следовательно, и сногсшибательных по фасону головных уборов. Фуражки североморцев оценивали обычно на твердую тройку. Нет, это не цена, а отметка из школьного дневника. Цена же на головную красоту, в зависимости от места создания и «бренда» мастера, варьировалась от 25 до 35 советских рублей (в современной системе денежных координат умножайте на 1000). К такой фуражке полагался еще шитый «краб» (то, что у сухопутных офицеров называется кокардой). «Краб» стоил 5 рублей. Шили его тоже мастера, но попадались и ремесленники, которые неплохо справлялись с этим делом. На «краб» распускали нарукавные звездочки, сделанные из тонкой металлической нити, потом эту нить заново скручивали с помощью небольшого приспособления, и заготовленные «колбаски» пришивали к заготовке «краба» строго по намеченным контурам «веточек».
Обязательным шикарным дополнением считались плетеные шнуры не из шелковой нити, а из металлической, «под золото», и медные пуговицы образца 50-х годов. Вот такие произведения искусства, мало отличающиеся, по сути, от уставных казенных фуражек, с гордостью носили флотские офицеры и, конечно, ими дорожили, как боевым знаменем части.
ПОСЛЕДНИЙ ЭКЗАМЕН
В конце июля 1984 года в Военно-политической академии имени Ленина в последний раз принимали вступительный экзамен по уставам Вооруженных сил СССР. Позже абитуриенты, приехавшие с должностей замполитов батальонов и им равных, вместо уставов сдавали иностранный язык. А вот до 1984 года – либо иностранный язык офицерам не требовался, либо высшее командование сомневалось: а может ли политработник за пять лет выучить основу основ военной службы – уставы?
В группе журналистов начальник академии перед самым экзаменом поменял состав приемной комиссии по уставам. Это означало для абитуриентов, что список с предварительно проставленными отметками напротив фамилий тех, кто обязательно должен поступить в академию, остался где-то вне стен аудитории. Пасьянс проходного балла явно не складывался.
Офицеры, не привыкшие полагаться на волю случая, заволновались. Капитан Задунайский носился с альбомом для рисования, в котором были наклеены вырезки из газет с его заметками, всем совал их под нос и убежденно бубнил:
– Ведь я редактор дивизионной газеты. Ну если не меня, то кого еще принимать на редакторское отделение?
На слове «редакторское» он делал особое ударение, и голос его при этом предательски дрожал.
Все офицеры в высшей степени ответственно отнеслись к сдаче уставов. Каждый старался внести в процесс испытания личное творческое начало. Особо отличился офицер, который все четыре года обучения в училище просидел в каптерке, выдавая однокурсникам чистое исподнее и портянки. Этот практический багаж хозяйственной деятельности вряд ли пригодился ему в течение пяти лет службы в редакции военной газеты, но оставил неизгладимый след в его жизни. Строевым шагом он вышел к столу, за которым сидели члены приемной комиссии. Это были полковники – убеленные сединами кандидаты каких-то наук и даже один профессор. Капитан хорошо поставленным голосом (в каптерке что ли научился?) прочитал первый вопрос билета:
– Отдача чести вне строя.
Члены приемной комиссии согласно закивали головами.
– Разрешите взять матчасть?
Тут полковники недоуменно взглянули на капитана.
– В смысле головной убор, – уточнил капитан.
Недоумение во взглядах полковников сменилось, можно сказать, каким-то умиротворением, и они вновь одобрительно закивали.
Капитан надел головной убор на голову и отдал честь вне строя. За первый вопрос экзаменационного билета оценка была «отлично».
Вы думаете, только за бравое приложение руки к козырьку? Отнюдь нет. Абитуриент вскрыл в ходе сдачи вступительного экзамена самое святое в армейской службе: к пустой голове руку не прикладывают. Тем самым он показал глубокое знание философии уставов: главное не голова, главное – фуражка. Но это не значит, что голова – второстепенная часть военнослужащего. Ведь если бы ее не существовало у служивого, то и фуражку надевать было бы не на что. А военного без фуражки не бывает. Следовательно, и армии как большой массы военных людей не существует без фуражки.
ЗЕРКАЛО ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
Фуражка – не только часть формы одежды, но и зеркало военной организации государства. Мода на форму и размер фуражки имеет большое политическое значение. Чем выше тулья – тем ниже уровень боеспособности. Говорят, что Грачев, который, как известно, был невысокого росточка, ввел моду на высокую тулью, чтобы казаться выше. Но это наглая ложь. Во времена Грачева тулья и околыш увеличивались прямо пропорционально сокращению и ослаблению Вооруженных сил. При Сергееве эта мода получила дальнейшее развитие. Офицеры щеголяли уже не в «аэродромах», а в «космодромах» на голове. Потом президент назначил гражданского министра обороны, и начался разброд и шатание в головных уборах, следовательно, и в головах офицеров. Никто не знал, какая фуражка в моде, потому что гражданский министр ее не носил.
Назначенный министром обороны Сергей Шойгу ни минуты не служил в армии. Первое офицерское звание «лейтенант» он получил после окончания Красноярского политехнического института и сразу отправился в запас, не прослужив на действительной службе даже положенного года. Это помогло Сергею Кужугетовичу счастливо избежать веяний фуражечной моды. В душе он, несомненно, человек военный, это отмечалось в нем еще во времена его председательства в Российском корпусе спасателей, но при этом не отягощенный фуражечными традициями советской и российской армии. Когда Сергей Кужугетович возглавил Минобороны, в войсках повеяло модой на новую фуражку – такую, как в МЧС: с низким околышем и маленькой тульей. Так и хочется назвать ее «a la Choпgou». Но если присмотреться внимательнее, то в этой фуражке явно просматривается фасон русской армии образца 1916 года и еще сохранявшиеся в то время имперские амбиции. Кстати, такую фуражку в 1916 году носил унтер-офицер Георгий Жуков, названный много десятилетий спустя Маршалом Победы. Иными словами, если судить по фуражке, то сегодня показуха ельцинских времен канула в лету, и армия под руководством министра Шойгу возвращается к реальной боевой деятельности, становится сильной и в отличие от императорской, будем надеяться, – победоносной.
А что еще нужно для обеспечения безопасности Отечества? – Была бы фуражка, а голова для нее найдется.
