Богдан Казарьян
Идеи социализма афганцам привить так и не удалось. Фото Валерия Зуфарова/ТАСС
Оперативный отдел при Генеральном штабе Вооруженных сил Афганистана располагался в королевском дворце Дар уль-аман (Врата спокойствия) на окраине Кабула. Дворец, район и дорогу к нему мы называли Дарламан.
Абсолютно прямое с идеальным покрытием шоссе к дворцу давно стало улицей. Ям и выбоин на ней, несмотря на активное движение и проезды гусеничной техники, не отмечалось, как и на других дорогах, построенных к середине ХХ века под руководством немецких и потом наших специалистов.
Обе стороны скрывались за неразрывными глухими дувалами с зелеными воротами. То, что все ворота в Афганистане зеленые, я узнал не случайно и быстро. Причиной стала моя обязанность – участвовать в установлении народной власти в стране.
УЧЕТЧИК НАРОДНОЙ ВЛАСТИ
В первые годы не было нацеленности на военное решение всего и вся. Ожидали победоносного шествия народной власти, а мне велели вести его учет. То есть дело поручили сначала моему коллеге Леониду Васильевичу Деркачу. Но оно ему надоело сразу и полностью. Он предпочел уехать в отпуск, а когда вернулся, то свою обязанность обратно не потребовал. Тем более что она изменилась. Генерал армии Александр Михайлович Майоров учетчиков не жаловал и требовал активности. Пришлось переквалифицироваться в борца за светлое будущее самых разных афганцев. Только независимых племен пуштун, разделенных линией хитрого Дюранда, насчитывали 22. А с ними – нуристанцы, хазарейцы, узбеки, таджики, персы, белуджи. Когда слышу, что в многонациональной стране трудно жить и управлять, вспоминаю, как они жили рядом друг с другом, хозяйствовали, торговали и не мешались в чужие дела.
Конечно, я не оставался один со своим поручением. Установление народной власти в уездах и волостях (в чем отличие уезда от волости – узнать не удалось) обеспечивали все.
Пришлось ездить в ЦК НДПА к нашим советникам по линии исполнительных органов власти, в Царандой (МВД) и получать информацию – как и в какие районы накапливаются организационные ядра. Большинство наших специалистов знали, что Восток – дело тонкое, и процесс шел неторопливо. Подбирали секретарей, сначала по советскому принципу – отовсюду, но только не из местных, чтобы не сращивались и не подвергались бесконтрольному влиянию. Но Восток воспрепятствовал сему, изгоняя чужаков. Также он изгонял неавторитетных выходцев из местных с не присущей им тонкостью.
Дополняли оргядро учителями, фельдшерами, другими специалистами, заготавливали запас материальных средств. Я вносил данные в таблицу. Ее в неизменном виде я видел до самого вывода 40-й армии из Афганистана в руках молодых офицеров, которые тоже серьезно относились к выполнению поручения. Она встречается в некоторых исследованиях и мемуарах.
Как только в строке соответствующего уезда или волости начинал преобладать красный цвет готовности, планировали и проводили рейд афганских войск по освобождению уездного центра. Афганский батальон входил в населенный пункт, а так называемые душманы не доставали свое оружие, присматриваясь к тому, что происходило. Приведенное оргядро располагалось на месте и подписывало акт установления власти (чтобы не нарушать отчетность). С ядром в уезде на месяц-другой оставалась одна рота.
Нередко такое положение всех устраивало, и традиционный ход жизни не изменялся. Зачастую оргядро не приживалось и уходило обратно вместе с поредевшим войском. Оснований для сомнений всегда хватало, и об эффективности такой деятельности не говорю. Но мы старались.
ЗЕЛЕНЫЕ ВОРОТА
Вот и в представительство КГБ пришлось поехать. Наш референт с многолетним стажем работы в стране и уже капитан Евгений Клюкин объяснил, что нужное мне место расположено слева, где-то в середине Дарламана, в двухэтажном доме. Опознавательный признак – зеленые ворота во двор.
Оказалось, что такой признак присущ всем дворам во всех районах страны. Единый цвет, как по указу Дауд-шаха, не выгорал на солнце. Рядом с воротами у глиняных дувалов часами пережидали дневной зной ослики.
Я все-таки нашел указанный объект и даже не опоздал. Дежурный из настоящих представителей спецслужбы сразу расшифровал мою вполне афганскую наружность, заменявшую изъятые личные документы. Он указал, куда идти, и отправил без сопровождения. Вот в посольство через центральный въезд пройти было сложно. Не только я, но ярко выраженные славяне доверия не имели. Но с обратной стороны длинного бетонного ограждения для свободного входа вставили маленькую железненькую дверь, которую никто не сторожил.
Отсутствие документов нас никак не ограничивало и не вызывало моральных сомнений в нашем советском гражданстве и доверии к нам. Не то что в нынешнее время.
Но формальная обезличенность шурави озаботила руководство афганского Генштаба. Мы получили удостоверения самого простого вида, без фотографий. Они читались с последней странички и справа налево. Арабская вязь ассоциаций не вызвала. Но, чтобы не перепутать, афганские корочки строгого учета носить с собой не стали. Правда, переводчики, тот же Женя Клюкин, при перекрестном опросе сначала спрашивали наше самоназвание и с ухмылкой уверяли нас, что там написано о нас. К сожалению, картонка исчезла из моего личного архива. А в удостоверении от 15 саура 1361 года к афганскому ордену «Звезда», выточенному в артиллерийской мастерской драчевым напильником, неизвестный писарь из ЦК НДПА по-детски аккуратно вывел мою фамилию кириллицей.
Афганцы жили в своем, хоть и встревоженном, мире и укладе. Нам верили по умолчанию, а мы не вводили их в заблуждение ни по делу, ни без дела. В справках, удостоверениях надобности не возникало, хотя к бумагам с печатью имели большое почтение.
Друг друга мы тоже распознавали в один миг. Летали, ездили по стране свободно.
ОДНАЖДЫ В ЗАРАНДЖЕ
Как-то раз «борьба за власть» занесла в городок Зарандж в пустыне Дашти-Марго, на границе с Ираном. Я только-только стал майором, солидности не обрел и в знак уважения к местным товарищам старшим со мной полетел генерал Аракелов. Афганские полковники – командиры вертолетов. Генерал и в Афганистане генерал, и на его вопрос «Кто вы?», заданный в нашем стиле достаточно резко, один из них спокойно посмотрел в глаза и ответил: «Человек».
Зато он нас, которых никогда не видел, ни о чем не спросил. И, не спрашивая паспортов и разрешений, взял на каждый борт по 10–15 человек из толпы, осаждавшей стоянки. Люди уже час-другой сидели на полу. Что-то им сказали, и в полете никого не было слышно. После посадки никто не шевелился до момента, пока мы не сошли со стремянки на закаменевшую глину со следами размывов от талых ледниковых вод.
Сразу почувствовали пустыню. Встретило нас местное оргядро в полном составе. Ни секретарь, ни офицеры ХАД, Царандоя и другие – никто не сомневался в том, как мы себя представили. Получилось, что старший в поездке – генерал Аракелов, с ним переводчик Мануков и я – все характерного восточного типа.
В домике из глиняных кирпичей работал мощный кондиционер. Снаружи два солдатика Царандоя руками брызгали замутненную глиной воду из какой-то посудины. Так сказать, радиатор охладителя прорубили в стене домика с той стороны, где из пустыни шел тугой поток горячего сухого воздуха. Явление было стабильным, как Гиндукуш. Часть ветра струилась сквозь мокрый камыш, охлаждалась и доставляла нам наслаждение.
НА ПОЛНОМ ДОВЕРИИ
Другую ипостась имел факт полного доверия простых афганцев, проявившийся осенью 1980 года. Часовой доложил мне как оперативному дежурному о двух посетителях, как подумалось, случайных. Выхожу переговорить с ними. Два статных рослых пожилых человека в белой одежде, рядом с ними начальники нашего и афганского караулов. Лица темные, обветренные. Я велел принести им стулья и пригласил сесть.
Что они говорили, переводчику – девятнадцатилетнему младшему лейтенанту – понять не удалось. Тогда афганский офицер объяснил по-русски, что это – пуштуны, пришли к советскому командованию специально. Ответ на мою реплику, что внутренние вопросы решаются этажом выше, у афганского руководства, он перевел примерно так: «Своих мы знаем. Потому и пришли к вам. Хотим получить ваш ответ, потому что ваше слово твердое всегда».
Посланников принял Владимир Петрович Черемных, глубокоуважаемый мной и всеми, кого я знал, начальник штаба, и долго беседовал. Следствием беседы в следующем году стал рейд афганских войск с участием роты 40-й армии по территориям Пуштунистана вблизи границ с Пакистаном. Возглавил, а на самом деле провел мирный поход, спокойно поговорил и заслужил доверие всех старейшин населенных пунктов светлой памяти генерал Петр Иванович Шкидченко, погибший весной 1982 года. На территориях, по которым он прошел, не воевали долго, а караваны с оружием случались изредка. Там точно по разнарядке стали выполнять план призыва в воюющую армию. Служила их молодежь исправно, где прикажут, и никогда не дезертировала.
Казалось, что найден способ решения афганских и наших проблем. Но Советский Союз все равно поддался на войну, которая длилась долгих 10 лет.
