Владимир Галахов
В охоте на водоплавающую дичь главное, чтобы не приехал начальник. Фото Кевина Сквика
Когда коллектив военных охотников начинает свой очередной сезон, головная боль пронизывает всех от командира части до самого последнего разгильдяя – водителя военного грузовика, от которого правила дорожного движения рекомендуют держаться подальше, независимо от того, с какой стороны от этого источника повышенной опасности вы находитесь.
ПОДГОТОВКА И ПОЛИМОРСОС
Командирское око, оно и понятно, обязано бдеть и не допускать. В советские времена к этому оку прибавлялось око политотдела в лице его доблестных представителей, которым надо было обязательно вставить свои три копейки, озаботившись политико-моральным состоянием военных охотников (по-нашему это называлось «полиморсос»). Далее, по нисходящей, головняк перекидывался на заместителя по тылу, который должен быть выделить транспорт. Ну какой зам по тылу даст хорошую машину этим разгильдяям, которые непременно заедут на ней в какую-нибудь глухомань, залезут в яму, в снег, да и вообще постараются нанести драгоценной автотехнике максимально возможный урон. Поэтому и начальнику автомобильной службы выдавалось указание дать этим негодяям, норовящим не только зверушек поубивать, но и технику покалечить, чего похуже. То есть чтобы оно ехало, но не слишком быстро, но чтобы доехало обратно, при этом сожгло топлива по минимуму, осталось чистым и исправным. Ну, и водилу им соответствующего.
Вроде бы все, а только не все. Пережив в части смену нескольких командиров и множества его заместителей, скажу откровенно, положа руку на патронташ, самый лучший командир части тот, кто сам охотник. Самый лучший его заместитель тот, кто сам идет к командиру и говорит, что едет с этими «убивцами» на охоту, поскольку сам охотник. Таких за почти 20 лет службы в одной части было немного. Когда зам по тылу становится на номер в облавной охоте – это ответственность. Загону очень хочется выгнать лося именно на него. Тогда весь сезон дальнейший пройдет на ура, под аплодисменты и пляски. Когда на охоту по водоплавающей дичи приезжает командир со своей собакой на своей «Волге», старшему группы остается только докладывать, сколько уток убито, сколько людей до сих пор находится на озере и к какому часу все должны прибыть на базу и доложить… и так далее. То есть праздник оказывается безнадежно испорчен. Почему испорчен, поясню далее.
ХОДИ НЕПУГАНЫЙ С ТРУБОЮ ВОДОСТОЧНОЙ
Для посвященных объяснять, какая разница между одноствольным и двуствольным ружьем нет необходимости. Для остальных – в трех словах. Промазал, вторым попал. Для пацифистов объясняю – линия охотников, вооруженных двустволками, так же опасна для дичи, как многоствольная реактивная установка залпового огня. Теперь к сути. Выставили номера. Это те стрелки, что должны двигаться неслышно по лесу, расставляться, перекрывая лосю пути движения, определять для себя безопасные сектора обстрела… и не дышать, не кашлять и не портить воздух… табачным дымом, а вы что подумали?
Где-то в километре-двух от линии высаживается десант загонщиков, которые, выстроившись в линию, должны вести себя совершенно противоположно – шуметь, свистеть, кричать, стучать палками по стволам деревьев, дудеть в трубы, они же охотничьи рога, но начинать это делать по команде старшего. Дисциплина тут опять главное. Вот вроде бы и все главные правила облавной охоты, без конкретностей, касающихся ведения стрельбы в лесу и прочих деталей.
Расставили, кого надо, доехали, куда наметили. Встали, гикнули, свистнули и пошли в ту сторону, где стрелки уходящих от загона лосей уже ожидают. Бах! Выстрел через полторы-две минуты после начала загона – свидетельство того, что лось уже вышел на линию стрелков. Но тишина после первого выстрела настораживает. Линии сходятся через некоторое время, когда все пришли, только тогда стрелкам дается команда сойти с номеров. Ну, и кто стрелял? В кого? Попал? С одного выстрела положил? Чего-то верится с трудом.
Все оказалось просто. Крайним стрелком в линии оказался человек с одноствольным ружьем. Правда, 12-го калибра, то есть по тем временам, максимально возможного. И стрелял не впустую, а в лося. И, по следам судя, лось стоял на расстоянии «корректного» выстрела. Только этот «ворошиловский стрелок» выцеливал голову лося, настолько удачно тот на него вышел. А лось, он же не просто по лесу ходит типа погулять. Он там живет, кушает и все остальное делает. Решив, что от шума, поднявшегося вдалеке, лучше уйти заранее, зверь двинул вперед, но решил все-таки откусить веточку и наклонился к ней… Сами понимаете, именно тогда, когда этот крайний и нажал на спусковой крючок. Вот тут-то и нужен второй ствол, а его и не оказалось. Лосик воспрянул духом и отбыл в одному ему известном направлении.
На охоте, как в бане, все равны, не глядя на звания и должности. Ну, может, кто-то ровней, если он командир или зам. Поэтому этому горе-стрелку с «трубой», как обозвали его одностволку, приказано было таскаться исключительно в загон, ружье не заряжать, вести себя примерно – орать громче всех, курить исключительно в себя, первую стопку «на крови», если лося завалим, пропустить. В тот раз лося все же добыли. Но всякие попытки горе-стрелка загладить свою вину выставлением бутылки категорически отметались. Хотите – верьте, хотите – нет.
СТАРЫЙ ЕГЕРЬ
Выбивали мы эту поездку, что называется, с кровью. Заместитель по тылу убыл на пенсию, новый не был охотником и в машине категорически отказал, прикрывшись ремонтом. Но и здесь проныры военные охотники всегда найдут лазейку. Соседний коллектив готов был прийти на помощь, войти в долю, принять участие, поддержать в трудную минуту, выпить за наше здоровье и прочее. Короче, транспорт был найден, и не банальный «шишак» – «ГАЗ-66», куда мы по морозному времени навьючивали охапками сено, чтобы не примерзать к железным бортам, а полновесный трехосный «ЗИЛ» с высоченным кузовом и проходимостью среднего танка.
Второй препон обойти не удалось, привычные наши угодья оказались зарезервированными под охоту высокого начальства. Какого именно, узнать не удалось, но охотоведы нашего общества крутили головой, задирали головы и жмурили глаза, показывая, что начальство это так высоко, что разглядеть его невооруженным глазом не удастся. Зато в качестве компенсации они направили нас в другие угодья, поклявшись на бутылке «Перцовой», что лось там есть. Было одно маленькое «но». Егерь там старый, сам не часто ходит. На что мы согласились безоговорочно. Нам главное, чтобы рукой показал, куда заходить. Поредевший наш охотничий коллектив выставил всего восемь стволов (помножим на два, учитывая прошлый эпизод), то есть восемь человек по двустволке на каждого. А соседний коллектив добавил столько же своих добровольцев, так же хорошо вооруженных и готовых на все.
Ехать надо было чуть дальше, но чуть лучше. То есть достаточно ровная дорога привела в нужную деревню, где крайний дом и был обиталищем старого егеря. Добровольцы в числе трех человек пошли убалтывать старика показать нам направления для загона. В пересказе их общение со стариком и его женой слушалось просто забавно. В настоящей избе стояла настоящая русская печь, откуда кряхтение егеря в ответ на заявление о намерении добыть лося, зазвучало как последнее дыхание Кощея Бессмертного. Бабка тоже, не особо отличаясь от сопровождавших Кощея по русским сказкам женских персонажей, запричитала, что старый, мол, совсем плох. Со всей прямотой и военным подходом старику было предложено показать на карте верстовке, где и как следует разворачивать операцию против лосей, и озвучено наличие еще дюжины стрелков, из чего следовало – лежи, старый, на своей печи и мозги наши не лечи! Далее произошедшая с дедом метаморфоза с трудом была зафиксирована набитыми на солдатских подъемах глазами. Но, по словам тех троих, дед спрыгнул с печи прямо в валенки, уже в тулупе и с ружьем за спиной. Команду «пошли» отдал уже дед.
Удобство этих угодий было несомненным. Каждый километр отмечен просекой, идти на номера по удобной бровке, загонщики шли охватом, фиксируя следы. И первый же загон дал результат, которого никто не ожидал. Три лося, спасая свои шкуры, ломанулись на стрелков. Пальба, восторженный вой загонщиков. Один лосик завалился в сторонке, надежно прикрытый канавой. Большая корова, получила серьезное ранение, но сквозь цепь стрелков рванула в сторону большого болота вместе с еще одним бычком. Закон один – подранков добирать. Снова пошли в охват – мимо. Следы на выходе есть. Еще охват. Снова мимо. Новый охват. Опять следы на выходе. Дед, очевидно приустав, заявляет: пустой номер, ребята. Следующий километр – озерная канава. Там отвал большой. Если она раненая на него вскочит, значит, пиши пропало. Не ожидая ничего нового, пошли проверять. Так и есть. Четкий след прыжка, точнее, двух, оба объекта охоты ушли на территорию болота. Сомнения были, кто-то было подал мысль вспомнить про заваленного на первом загоне лосика. Но все же решили попытать счастья.
СТРАЖДУЩЕМУ ВОЗДАСТСЯ
Пошел в этот последний загон и я. Сразу скажу, есть что вспомнить. Погода стояла по зимним меркам теплая, снег соответственно был мокрый и при этом глубокий. А под снегом этим уже не твердая бровка, а болотный мох, который сам по себе уходил вниз под ногой. Короче, нынешние степперы, которые в тренажерных залах установлены, – детская забава. Потому что «степать» приходилось, будучи одетым по-зимнему, в валенках с натянутыми на них чулками от защитного химкомплекта. Приятным моментом были ягоды клюквы, которые можно было подобрать, чуть разгребая снег. Но если обычный загон выставляется минут тридцать–сорок, то этот загон, охватывая максимально возможное пространство болота, продолжался почти два с половиной часа. Но награда последовала, едва мы подали сигнал «Пошли!». Канонада двустволок ясно свидетельствовала – результат имеется. При всем этом выходили мы к линии стрелков еще более часа. К месту добычи мы прибыли уже в сумерках. Как в мультфильме про славного льва Бонифация, «день пролетел совершенно незаметно». Одна мысль о том, что надо, собрав ружья товарищей, идти к машинам за топорами для разделки туш, приводила в уныние. Дед егерь взял управление процессом на себя – разделывайте ножами, шкуры бросьте здесь, кости в канаву. Завтра приду с санями, все подберу. Наградив усилия деда изрядной порцией лучшего мяса, отправили его в деревню порадовать старуху. После разделки рюкзаки оказались набитыми столь серьезно, что дома я заметил, что на креплении проверенного абалаковского рюкзака моего некоторые петли просто полопались.
Тащились к машине из последних сил. Но мысль, поданная еще перед последним загоном, заставила, закусив чем Бог послал, впервые с утреннего времени вооружиться фонариками и искать место, где так удачно и, главное, незаметно для егеря нашел свое последнее пристанище еще один лосик. Нашли, разделали, поделили, принесли. Водки не хотелось. Горел костер, от пламени которого просушивалась внутренность промокших ватников. Предстояла зимняя дорога домой. Кто-то настелил лапник и просушивал даже ватные штаны и валенки. Повторяю, водка в глотку не просилась. Хотя по всем законам охоты такую удачу полагалось обмыть на месте. Вялый призыв заночевать в лесу отклика не нашел. Хотя сильного мороза не было, спать вповалку на лапнике, да во влажной одежде – приговор. Суши ее, не суши. У костра все равно как надо не просушишь.
В город прибыли уже глубокой ночью. Силы восстановились до определенной степени где-то в середине пути. Но хватило их только на то, чтобы все-таки соблюсти традиции охоты. Но водка рассосалась в организмах на восстановление потраченной энергии, не добежав до мозга.
